которая свисает с энергетической лебедки, и пристегиваетесь. Это немного
похоже на один из тренажеров для младенцев, эдакий модифицированный
стульчик. Вы отпускаете тормоз, и перекладина начинает "спускаться" по
прямой, продолжающей ручку молота, поскольку не имеется никакого
сопротивления воздуха, чтобы отклонить вас вбок. Вы опускаетесь,
эффективно увеличивая длину ручки вашего молота, и таким образом
увеличивается ускорение, действующее на вас. Когда вы достаточно далеко
"внизу", скажем, в половине g (метров 400 по прямой), вы фиксируете тормоз
и упражняетесь на перекладине, которая рассчитана так, чтобы обеспечивать
работу всех мышц тела. Вы можете даже, если хотите, использовать
встроенные велосипедные педали, чтобы самостоятельно переместиться
вверх, а вас будет страховать специальный "тормоз парковки", чтобы не
соскользнуть вниз до перекладины и не сломать ноги, если вы утомитесь. Из
зон с достаточно низким g вы можете даже передвигаться по перекладине
вверх при помощи рук, используя жесткую страховку, - но ниже уровня
половины g вам не следует отстегиваться от перекладины ни по какой
причине. Вообразите, что вы повисли на руках при, скажем, одном g, повисли
над бесконечностью в уютном пластиковом мешке с запасом воздуха на три
часа.
Мы все стали весьма тщательно следить за... ээ... нашим весом.
Большим искушением был Городской Зал, сфера немногим меньше, чем
Аквариум. Это была, по существу, гостиная нашей коммуны, место, где мы
могли устроить общую тусовку и перемыть друг другу косточки. Играть в
карты, обучать друг дружку песням, спорить о хореографии, ссориться из-за
нее же (два различных предмета), играть в трехмерный гандбол или просто
наслаждаться роскошью невесомости без р-костюма и работы, о которой до-
зволялось забыть. Если парочка оказывалась одна в Городском Зале и
пребывала в соответствующем настроении, можно было выключить половину
внешних навигационных огней, что означало "не, беспокоить" - и заняться
любовью.
(Секс в одной шестой g тоже хорош, но в нулевом g он просто совсем иной.
Никто не может находиться сверху. Это должны быть совместные усилия,
иначе ничего не получится. [Я не могу вообразить изнасилование в
невесомости.] Добрая половина Кама Сутры бесполезна в этих условиях, но
есть и компенсация, Я никогда не был в восторге от одновременного
орального секса в классической позе "69" из-за неудобства и того, что
постоянно отвлекаешься. Невесомость делает его не только удобным, но
логически неизбежным. Конец второго неизбежного отступления.)
По той или иной причине было искушение подолгу тусоваться в Городском
Зале - но так много обычных ежедневных забот нам нужно было решать, что
искушение приходилось резко обуздывать. Наши расширенные
физиологические тесты дважды в день посылались доктору Пэнзелле на ме-
дицинский компьютер на борт Скайфэка: как и в случае с воздухом, пищей и
водой, я готов был иметь дело и с кем-нибудь другим, если Скайфэк
перестанет нам мило улыбаться, но пока я мог пользоваться мозгами доктора
Пэнзеллы, я хотел ими пользоваться. Он был для космической медицины тем,
чем Гарри для космического строительства, и твердо держал нас в порядке,
распекая по радио, когда мы глупили, и назначая нам упражнения на
перекладине, как суровый священник, назначающий молитвы в качестве
епитимьи.
Первоначально мы предполагали построить пять таких молотов для
максимально комфортабельного размещения пятнадцатичеловек. Мы то-
ропили Гарри в тот первый год; он совершил чудо, и когда первая группа
студентов прибыла наверх, действовали целых три модуля. Мы отпустили
бригаду Гарри раньше времени с благодарностью и премией, нуждаясь сами
в той площади, что они использовали для себя. Десять студентов, Норри,
Рауль, Гарри и я-в сумме четырнадцать человек. Три модуля - в сумме
девять жилых комнат. Кто-нибудь пробовал ухаживать за женщиной в таких
условиях?.. Но в результате этой переделки мы с Норри оказались настоящей
супружеской парой; церемония впоследствии была простой формальностью.
Ко второму сезону мы завершили еще .один трехкомнатный дом, но взяли
только семь новых студентов; каждый теперь имел дверь, которую мог за-
крыть и спрятаться за ней, когда ему было нужно, но всех семерых мы в
результате отвергли. Пятый молот так и не был построен.
Это была та самая полоса неудач, о которой я упоминал ранее, и она
протянулась через весь наш второй сезон.
Понимаете, я только начинал приобретать известность как танцор и был
еще довольно молод, когда пуля грабителя раздробила мне бедренный сустав.
Это было давным-давно, но я помню, что был чертовски хорошим танцором.
Я никогда опять не буду так хорош, даже если смогу снова пользоваться
ногой. Некоторые из тех, кого мы отвергли, были лучшими танцорами, чем я
до травмы - в земных условиях. Я верил, что по-настоящему хороший
танцор почти автоматически имеет необходимые качества, чтобы обучиться
думать пространственно, сферически.
Мрачные результаты первого сезона показали мне мою ошибку, поэтому
для второго семестра мы использовали другие критерии. Мы пытались
выбирать людей со свободным мышлением, с нестандартным мышлением, с
мышлением, не связанным предвзятостью и ортодоксальностью. Рауль
описал их как "тип читателя фантастики". Результаты были кошмарны.
Прежде всего обнаружилось, что люди, которые способны подвергнуть
сомнению даже свои самые основные аксиомы интеллектуально, вовсе не
обязательно способны это сделать физически - они могут вообразить, что
необходимо сделать, но сделать этого не могут. Еще хуже, что люди со
свободным мышлением не могут сотрудничать с другими свободно
мыслящими людьми, не могут последовательно принять точку зрения другого
человека. Мы хотели сделать танцевальную коммуну, а у нас получилась
классическая коммуна, где никто не хотел мыть тарелки. Один парень был
способен стать отменным солистом - когда я его отпустил, я рекомендовал
"Бетамаксу", чтобы они финансировали для него студию, - но мы с ним
работать не могли.
И двое из этих чертовых идиотов умерли из-за собственного бездумия.
Они все были по-настоящему хорошо тренированы для выживания в
невесомости, прошли бесконечную муштру основных правил жизни в кос-
мосе. Мы использовали систему парной страховки для каждого студента,
который выходил в открытый космос, и мы принимали все возможные меры
предосторожности, которые я мог придумать. Но Инга Сьеберг не могла
утомлять себя проверкой и техобслуживанием своего р-костюма целый час
каждый день. Она ухитрилась не обратить внимание на все шесть
классических признаков начинающейся поломки системы охлаждения, и
однажды при восходе солнца она сварилась. И ничто не могло заставить
Алексея Никольского подстричь пышную гриву каштановых волос. Вопреки
всем советам он настаивал, что будет делать на затылке нечто вроде
свернутого вдвое конского хвоста, "как он всегда делал". Единственное, на
что его удалось уговорить, это на тоненькую ленточку для волос. Ясно как
божий день, что она порвалась в разгар занятий, и он, естественно, стал
задыхаться. Мы были в нескольких минутах полета от помещений, так что он
бы наверняка не задохнулся, пока его тащили. Но в то время как мы с Гарри
буксировали его к Городскому Залу, он расстегнул р-костюм, чтобы по-
править прическу.
Оба раза мы вынуждены были хранить тела в Чулане отвратительно долго,
пока ближайшая родня вела дебаты, следует ли отправить останки в бли-
жайший космопорт или же пройти через юридические сложности, чтобы
получить разрешение на похороны в космосе. Кладбищенский юмор помог
нам сохранить рассудок (Рауль стал было называть Чулан "каморкой
могильщика Мак-Джи"), но сезон это весьма омрачило.
Ничуть не веселее было распрощаться с последними из тех, кто остался в
живых. В тот день, когда Йенг и Дюбуа покинули нас, я был почти сражен. Я
проводил их лично, и пожатие рук в р-костюмах, напоминающее "коитус с
презервативом", было, по горькой иронии, слишком к месту. Весь этот се-
местр, как и первый, был коитусом с презервативом - тяжкий труд и
никаких плодов, - и я возвратился в Городской Зал в самой черной депрес-
сии, которой у меня не было с тех пор... с тех пор, как умерла Шера. По
закону подлости моя нога болела; мне хотелось на кого-нибудь вызвериться.
Но когда я прошел через шлюз, то увидел Норри, Гарри и Линду,
наблюдающих за Раулем, который творил чудеса.
Он не замечал их и вообще ничего вокруг, и Норри предостерегающе
подняла руку, не глядя на меня. Я отложил на время свои настроения и при-
слонился спиной к стене рядом со шлюзом; подушечка "липучек" между
лопатками надежно меня пристегнула. (Вся сфера покрыта "липучками" с пе-
тельками; подушечки из "липучек" с крючочками пришиты к нашим
тапочкам - в которых большие пальцы отдельно, - к ягодицам, бедрам,
спинам и тыльной стороне ладоней перчаток. "Липучки" - это наша самая
дешевая мебель.)
Рауль творил чудеса из подручных материалов. Его самым таинственным
орудием было то, что он называл "Супершприц". Эта штука выглядела, как
медицинский шприц для подкожных впрыскиваний, страдающий слоновой
болезнью: корпус и поршень были огромными, но сама игла была стан-
дартного размера. В руках Рауля это было волшебной палочкой.
К его тощей талии были привязаны все остальные ингредиенты: пять
"груш" для питья, каждая содержит по-иному окрашенную жидкость. Я сразу
определил источник своего подсознательного напряжения и расслабился: мне
не хватало вибрации воздушного кондиционера и привычного ощущения
тяги воздуха. Две радиальные страховки поддерживали Рауля в центре
сферы, в полусогнутой позе, типичной для невесомости, и ему нужно было,
чтобы воздух был неподвижен, даже если это серьезно ограничивало его
рабочее время. (Вскоре выдыхаемая двуокись углерода образует сферу вокруг
его головы; он будет слегка вращаться на своих страховочных веревках, и
сфера станет вытянутой; к этому времени ему нужно будет закончить то, что
он делает. Или сместиться в сторону. Мне самому придется двигаться
осторожнее, крадучись, как и остальным.)
Он пронзил одну из груш своим шприцем и набрал требуемое количество
жидкости. Яблочный сок, судя по цвету, смешанный с водой. Рауль ос-
торожно выпустил жидкость из шприца, тонкие гибкие пальцы работали с
большой точностью, формируя просвечивающий в совершенстве круглый
золотой шар, который неподвижно завис перед ним. Рауль отнял шприц от
шара, и шар... замерцал... мерцание шло изнутри симметричными волнами,
которые долго не гасли.
Он втянул в свой шприц воздух, воткнул в середину шара и выпустил.
Шар, заполненный большим количеством воздуха, расширился до почти
прозрачного золотого мыльного пузыря, по поверхности которого лениво
кружились, сменяя друг друга, радужные переливы узоров. Пузырь достигал
почти метра в диаметре. И снова Рауль отнял шприц.
Наполняя его по очереди из груш с виноградным, томатным соком и
непонятным зеленоватым желе, он заполнил внутренность золотого пузыря
круглыми бусинами фиолетового, красного и зеленого цветов, стряхивая их
со шприца, когда они образовывались. Они сияли, мерцали, сталкивались
друг с другом, но не сливались. В конце концов золотистый пузырь
заполнился елочными шарами разного размера - от виноградины до
грейпфрута, переливающимися всеми цветами радуги, отражающими цвета
друг друга. Поток Марангони - градиенты поверхностного натяжения -
заставлял их вращаться и кувыркаться вокруг друг друга, как борющиеся
котята. Некоторые пузырьки были из чистой воды, и они отличались такими
радужными переливами, что ужасно хотелось проследить за каждым в
отдельности.
Рауль перемещался, чтобы получить глоток свежего воздуха. Гигантский
шар он вед на буксире, придерживая ладонью, к которой тот радостно при-
клеился. Я знал, что если бы теперь Рауль резко ударил по нему, то вся
конструкция одним махом превратилась бы в один большой пузырь, по
поверхности которого цветные полосы размазались бы, как слезы (снова из-за
потока Марангони). Я думал, что Рауль так и собирается сделать.