наконец смонтировал запись так, как хотел. Я позвонил Кэррингтону, сказал,
что буду у него через полчаса, принял душ, побрился, оделся и пошел.
У него там был майор Космической Команды, но его не представили,
поэтому я его проигнорировал. Шера там тоже была, одетая в нечто из
оранжевого дыма, оставляющее ее грудь открытой. Кэррингтон явно заставил
ее это надеть - так подросток пишет грязные слова на алтаре, - но она
носила это одеяние со странным извращенным достоинством, которое, как я
чувствовал, Кэррингтона раздражало. Я взглянул ей в глаза и улыбнулся.
- Привет, детка. Это хорошая запись.
- Давайте посмотрим, - сказал Кэррингтон.
Они с майором сели за пульт, а Шера рядом. Я поставил кассету в видео,
вмонтированное в стенку кабинета, приглушил свет и сел наискосок от
Шеры. Запись продолжалась двадцать минут, без перерыва, без звука, как
есть. Это было чудовищно.
"Поражен ужасом" - странное выражение. Чтобы поразить ужасом, нечто
должно ударить вас по тому месту, где вы не забронированы цинизмом. Я,
похоже, сразу родился циником; насколько помню, я был поражен ужасом
только трижды в жизни. Впервые когда .узнал, в возрасте трех лет, что есть
люди, которые могут намеренно мучить котят. Второй раз - в возрасте
семнадцати лет, когда увидел, что есть люди, которые действительно могут
принять ЛСД и затем издеваться над другими людьми для развлечения.
Третий раз, когда закончился "Масса есть действие" и Кэррингтон сказал
обычным тоном: "Очень приятно, очень грациозно. Мне понравилось".
Тогда, в возрасте сорока пяти лет, я узнал, что есть люди - не дураки, не
кретины, но умные люди, которые могут наблюдать танец Шеры Драммон и
ничего не увидеть. Мы все, даже самые циничные, всегда питаем какие-то
иллюзии.
От Шеры это просто как-то отскочило, но я видел, что майор поражен
ужасом так же, как и я, и с видимым усилием сохраняет прежнее выражение
лица.
Вдруг обрадовавшись возможности отвлечься от своего испуга и ужаса, я
присмотрелся к нему по-внимательнее, в первый раз спросив себя, что же он,
собственно, тут делает. Майор был моих лет, тощий и более потрепанный
жизнью, чем я, с серебристым пушком на макушке и крошечными усиками. Я
сначала принял его за закадычного, друга Кэррингтона, но три вещи
переубедили меня. Что-то не поддающееся определению в его взгляде сказало
мне, что он военный с большим боевым опытом. Что-то равно не
поддающееся определению в его осанке сказало мне, что он в данный момент
выполняет задание. И нечто совершенно определенное в том, как были сжаты
его губы, сказало мне, что он относится с отвращением к тому заданию,
которое выполняет в данный момент.
Когда Кэррингтон вежливым тоном продолжил: "Что вы об этом думаете,
майор?", тот задумался на минуту, собираясь с мыслями и подбирая слова.
Заговорив, он обратился не к Кэррингтону.
- Мисс Драммон, - сказал он тихо, - я майор Вильям Кокс, командир
космического корабля "Чемпион", и я считаю за честь познакомиться с вами.
Это была наиболее глубоко тронувшая меня вещь из всего, что я когда-либо
видел.
Шера поблагодарила его самым серьезным образом.
- Майор, это Чарльз Армстед. Он сделал запись.
Кокс посмотрел на меня с уважением.
- Великолепная работа, мистер Армстед.
Он протянул руку и я ее пожал.
Кэррингтон начал понимать, что у нас троих есть нечто общее, из чего он
исключен.
- Я рад, что вам понравилось, майор, - сказал он без тени искренности.
- Вы сможете сегодня вечером увидеть это по телевизору снова, если не бу-
дете заняты на службе. Через некоторое время, надо полагать, в продаже
появятся кассеты. А сейчас, я думаю, мы можем перейти к текущему вопросу.
Лицо Кокса замкнулось, как будто бы его застегнули на все пуговицы, и
стало непроницаемо формальным. - Как вам угодно, сэр.
Озадаченный, я начал говорить о том, что казалось мне текущим вопросом.
- Я бы хотел, чтобы на этот раз передачей руководил ваш собственный
начальник связи, мистер Кэррингтон. Шера и я будем слишком заняты,
чтобы...
- Мой начальник связи будет руководить трансляцией, Армстед, -
перебил Кэррингтон, - но я не думаю, что вы будете особенно заняты.
Я был как пьяный от усталости и соображал медленно.
Он слегка дотронулся до пульта.
- Мак-Джилликади, явиться тотчас, - сказал он и отпустил кнопку. -
Видите ли, Армстед, вы и Шера возвращаетесь на Землю. Немедленно.
- Что?
- Брюс, ты не можешь! - закричала Шера. - Ты обещал!
- Разве? Дорогая, мы прошлой ночью были одни, без свидетелей. Что к
лучшему, не правда ли?
От гнева я не мог говорить.
Вошел Мак-Джилликади.
- Привет, Том, - ласково сказал Кэррингтон. - Ты уволен. Ты
возвращаешься на Землю немедленно, с мисс Драммон и мистером
Армстедом, на корабле майора Кокса. Отбытие через час и не забудьте здесь
ничего, что вам дорого.
Он перевел взгляд с Мак-Джилликади на меня.
- С пульта Тома вы можете проследить любое видео на Скайфэке. С моего
пульта можно проследить за пультом Тома.
Голос Шеры был низким.
- Брюс, только два дня. Черт тебя побери, назови свою цену. Он слегка
улыбнулся.
- Извини, дорогая. Когда доктору Пэнзелле сообщили о том, что ты упала
от изнеможения, он выразился совершенно недвусмысленно. Ни одного дня
больше. Живая - ты очевидный плюс имиджу Скайфэка, ты мой подарок
миру. А мертвая - ты камень у меня на шее. Я не могу позволить тебе
умереть в моих владениях. Я допускал, что ты можешь сопротивляться
отъезду, поэтому поговорил с другом из... - он взглянул на Кокса и сделал
ударение на следующем слове, - ...высших эшелонов Космической
Команды, который был достаточно любезен и прислал майора сюда для того,
чтобы сопровождать тебя домой. Ты не находишься под арестом в
юридическом смысле слова - но учти, что у тебя нет выбора. Тебе придается
нечто вроде охраны. Прощай, Шера.
Он потянулся за кипой отчетов на столе, и тут я серьезно удивил сам себя.
Я смахнул все со стола, когда, пригнув голову, ударил его прямо в грудь.
Кресло было привинчено к столу, поэтому оно внезапно оказалось пустым. Я
пришел в себя так быстро, что успел увидеть одно славное зрелище, на
которое имел полное право. Знаете, как бывает, когда ударяешь точно по бас-
кетбольному мячу и он отскакивает вверх от пола? Именно это проделала его
голова в пониженной гравитации.
Затем Кокс поднял меня на ноги и оттащил в дальний конец комнаты.
- Не надо, - сказал он мне, и в его голосе, должно быть, прозвучало
столько пресловутой "привычки командовать", что это охладило мой пыл. Я
стоял, тяжело дыша, пока Кокс помогал Кэррингтону подняться.
Мультимиллиардер потрогал расквашенный нос, осмотрел кровь на
пальцах и взглянул на меня с неприкрытой ненавистью.
- Ты больше никогда не будешь работать в видео, Армстед. Для тебя все
кончено. Все. Без-ра-бот-ный, понял?
Кокс тронул его за плечо, и Кэррингтон развернулся к нему.
- Какого черта тебе надо? - рявкнул он. Кокс улыбнулся.
- Кэррингтон, мой покойный отец однажды сказал: "Билл, наживай врагов
сознательно, а не случайно". С годами я понял, что это отличный совет, Ты
сцикун.
- И не вполне умелый, - согласилась Шера.
Кэррингтон заморгал. Затем его нелепо широкие плечи затряслись, и он
взревел:
- Вон, вы все! Сейчас же вон с моей территории!
Не сговариваясь, мы подождали, пока скажет свое слово Том. Он не
сомневался в своей реплике.
- Мистер Кэррингтон, это редкая привилегия и большая честь быть
уволенным вами. Я всегда буду думать об этом как о вашей Пирровой победе.
Он полупоклонился, и мы ушли; каждый в приподнятом состоянии духа от
юношеского чувства триумфа, который продолжался, должно быть, секунд
десять.
Чувство падения, которое вы испытываете, впервые попадая в невесомость,
самая настоящая правда. Но как только тело приучается обращаться с ней,
как с иллюзией, оно быстро проходит. Теперь, в последний раз в
невесомости, где-то за полчаса перед тем, как я вернусь в поле земного
притяжения, я снова почувствовал, будто падаю. Проваливаюсь в какой-то
бездонный гравитационный колодец, куда меня затягивает гулко стучащее
сердце, а обрывки мечты, которой следовало бы поддерживать меня в
парении, разлетаются во все стороны.
"Чемпион" был в три раза больше яхты Кэррингтона, что сначала
доставило мне детскую радость, но потом я припомнил, что Кэррингтон
вызвал его сюда, не оплачивая ни горючее, ни команду. Часовой в шлюзе
отсалютовал, когда мы вошли. Кокс провел нас на корму в отсек, где мы
должны были пристегнуться. По дороге он заметил, что я подтягиваюсь
только левой рукой, и, когда мы остановились, сказал:
- Мистер Армстед, мой покойный отец также говорил мне: "Бей по
мягким частям рукой, а по твердым - чем попадется под руку". В остальном
я не вижу изъянов в вашей технике. Я бы хотел иметь возможность пожать
вашу руку.
Я попытался улыбнуться, но улыбки во мне не было.
- Я восхищаюсь вашим вкусом в выборе врагов, майор.
- Человек не может просить большего. Боюсь, у нас нет времени, чтобы
вам осмотрели руку до того, как мы приземлимся. Мы начинаем возвращение
в плотные слои атмосферы немедленно.
- Не важно. Доставьте Шеру вниз, побыстрее и полегче.
Он поклонился Шере, не сказал, как глубоко он... и прочая, пожелал нам
всем хорошего путешествия и ушел. Мы пристегнулись к перегрузочным
ложам и стали ждать старта. Бравада только подчеркивала долгое и тяжелое
для нас молчание, которое сгущало общую печаль и подавленность. Мы не
смотрели друг на друга, как будто эта печаль могла достигнуть критической
массы. Горе оглушило нас, но я знаю, что в нем было очень немного жалости
к себе.
Казалось, что прошла уйма времени. Из соседнего отсека слабо доносилась
непрестанная болтовня по внутренней связи, но наш видеофон подключен не
был. Наконец мы бессвязно заговорили: обсуждали возможную реакцию
критики на "Масса есть действие"; решали, стоящее ли занятие анализ; умер
ли действительно театр; все, что угодно, кроме планов на будущее.
Постепенно темы исчерпались, так что мы опять замолчали. Видимо, скорее
всего мы были в шоке.
По какой-то причине я вышел из этого состояния первым.
- Какого черта они медлят? - раздраженно буркнул я.
Том начал было говорить что-то успокаивающее, затем взглянул на часы и
воскликнул:
- Ты прав! Уже прошло больше часа. Я посмотрел на стенные часы,
безнадежно запутался, прежде чем сообразил, что они идут по Гринвичу, а не
по Уолл-стрит, и понял, что Том высчитал верно.
- Бога ради!- возопил я. - Весь смысл этой проклятой истории был в
том, чтобы не подвергать Шеру дольше воздействию невесомости! Я пойду
туда.
- Чарли, погоди. - Том двумя здоровыми руками освободился от ремней
быстрее, чем я. - Проклятие, оставайся тут и остынь. Я пойду и выясню,
почему задержка.
Он вернулся через несколько минут. Его лицо было растерянно.
- Мы никуда не летим. Кокс получил приказ не двигаться с места.
- Что? Что ты мелешь, Том?
Его голос был очень странным.
- Красные светляки. Вообще-то больше даже похожи на пчел. В
воздушном шаре.
Он просто не мог шутить в такой ситуации, а это означало, что, вне всякого
сомнения, у него натуральным образом поехала крыша. А это означало, что я
каким-то образом попал в свой любимый кошмарный сон, где все, кроме
меня, сходят с ума и начинают надо мной издеваться. Поэтому я, как
разъяренный бык, пригнул голову и так рванулся из каюты, что дверь едва
успела убраться у меня с дороги.
Стало только хуже. Я мчался так быстро, что, когда я добрался до двери,
ведущей на мостик, меня могла бы остановить только бетонная стена. Я за-
стиг всех врасплох, в дверях произошла небольшая суматоха, и я ворвался на
мостик. И тут я решил, что тоже рехнулся, и это по непонятной причине
примирило меня с происходящим.
Передняя стена мостика представляла собой один огромный видеоконтур
- и как раз настолько не по центру, чтобы вызвать у меня смутное раз-
дражение, на фоне глубокой черноты так же ясно, как огоньки сигарет в
