подобно колибри, старающейся вырваться из клетки, простукивая, как узник,
стены, пол и потолок, существуя в трех измерениях. Гравитация побеждена.
Все аксиомы, лежащие в основе танца, превзойдены. Шера преобразилась.
В конце концов она замирает вертикально в центре передней части куба,
руки-ноги-пальцы рук и лицо распростерты вовне, тело медленно вращается.
Все четыре камеры, которые наблюдают за ней, совмещают картинки на
разделенном на четыре части экране, оркестр разрешается финальным ми-
мажором и - затухает.
У меня не было ни времени, ни оборудования, чтобы создать спецэффекты,
задуманные Шерой. Поэтому я нашел способ переделать реальность для моих
целей. Первый фрагмент со свечами был удвоенной записью того, как свечу
гасят, дуя сверху, - очень медленно прокрученный от конца к началу.
Второй фрагмент был простой записью последовательной реальности. Я
зажег свечу, начал писать - и велел отключить вращение Кольца. Свеча
странно ведет себя в невесомости. Разреженные газы, получающиеся от
горения, не поднимаются вверх от пламени и не позволяют свежему воздуху
поступать снизу. Пламя не гаснет, оно становится дремлющим. Восстановите
гравитацию через минуту или около того, и оно снова оживет и расцветет.
Все, что я сделал, - немного поиграл со скоростями, чтобы
синхронизировать этот эффект с музыкой и танцем Шеры. Я получил идею от
Гарри Штайна, бригадира строителей Скайфэка, который помогал мне
проектировать оборудование, которое понадобится Шере для следующего
танца.
Я подключился к видеостенке в холле Кольца-1 и все на Скайфэке, кто мог
прервать работу, столпились, чтобы посмотреть передачу. Они видели точно
то же самое, что мы передавали на весь мир по сетям спутниковой связи
(Кэррингтон обеспечил 25 минут, не прерываемых рекламой), почти за
полсекунды до того, как это видел мир.
Я провел время передачи в комнате связи, грызя ногти. Но все прошло без
сучка без задоринки, и я отключил пульт и добрался до холла как раз вовре-
мя, чтобы увидеть окончание бурной овации публики. Шера стояла возле
экрана, Кэррингтон сидел рядом с ней, и я нашел, что различие в выражении
их лиц о многом говорит. На лице Шеры не было смущения или скромности.
Она все время верила в себя, она одобрила эту запись для трансляции - она
сознавала, с этой невероятной отстраненностью, на которую способны лишь
немногие артисты, что бешеные аплодисменты - всего лишь то, что она
заслуживает. Но ее лицо показывало, что она глубоко удивлена - и глубоко
признательна, - что получила заслуженное.
Кэррингтон же демонстрировал триумф, странным образом смешанный с
облегчением. Он тоже верил в Шеру, и он подтвердил это большими день-
гами - но его вера была рискованной игрой бизнесмена, которая, как он
предполагал, окупится. Глядя на его глаза и испарину на лбу, я осознал,
что
любой бизнесмен, вступая в дорогостоящую рискованную игру, знает, что
она может обернуться поражением и это поражение может стать началом
потери его единственного существенного товара: его репутации.
Видеть триумф такого сорта рядом с ее триумфом было противно, и, вместо
того чтобы радоваться за Шеру, я обнаружил, что почти ненавижу ее.
Она заметила меня и помахала рукой, чтобы я присоединился к ней перед
лицом ликующей толпы, но я повернулся и буквально вылетел из комнаты. Я
занял бутылку у Гарри Штайна и напился.
На следующее утро моя голова была как "пробка", рассчитанная на 15
ампер, в сети на 40 ампер, и я не разваливался на куски, видимо, только за
счет поверхностного натяжения. Резкие движения меня пугали. С этой
жестянки вниз падать долго, даже при 1/6 g.
Видеотелефон зазвенел - у меня не было времени выключить его, - и
незнакомый молодой человек вежливо сообщил, что мистер Кэррингтон
желает видеть меня в своем кабинете. Немедленно. Я помянул медицинскую
свечу из колючей проволоки и выдвинул предложение, что может с ней
сделать мистер Кэррингтон, немедленно. Не меняя выражения лица, молодой
человек повторил сообщение и отключился.
Так что я волей-неволей вполз в одежду, решил отращивать бороду и
покинул комнату. Всю дорогу я размышлял, за что я продал свою
независимость и зачем я это сделал?
Кабинет Кэррингтона был угнетающе изысканным. Хорошо, хоть свет был
приглушен. А лучшим из всего было то, что очистители воздуха не очень
хорошо справлялись с дымом и сладковатый мускусный запах марихуаны
витал в воздухе. Я принял от Кэррингтона огромную самокрутку с зельем,
чувствуя нечто достаточно близкое к благодарности, и начал растворять свое
похмелье.
Шера сидела рядом с его столом, одетая в трико и мокрая от пота. Она явно
провела утро, репетируя следующий танец. Я почувствовал себя пристыжен-
ным, а от этого раздраженным, и не ответил ей на взгляд и приветствие.
Пэнзелла и Мак-Джилликади вошли сразу за мной, болтая о последнем
появлении из глубин космоса таинственного объекта, который на этот раз
был виден в поясе астероидов. Они спорили о том, проявлял ли он признаки
разумности, а я мечтал, чтобы они заткнулись.
Кэррингтон подождал, пока мы все уселись и закурили, затем и сам присел
на стол и улыбнулся.
- Ну что, Том? Мак-Джилликади просиял. - Лучше, чем мы ожидали,
сэр. Все опросы подтверждают, что у нас было около 74 процентов мировой
аудитории...
- К черту толпу, - фыркнул я. - Что сказали критики?
Мак-Джилликади моргнул.
- Ну, общие отзывы на настоящий момент таковы, что Шера -это взрыв.
"Тайме"...
Я опять прервал его.
- А не общие отзывы?
- Ну, ничто никогда не бывает принято единодушно.
- Точнее. Издания, посвященные танцам? Лиз Циммер? Мигдальски?
- Уфф. Не так благоприятно. Хвалят, конечно - только слепой обругал
бы это шоу. Но осторожно хвалят. Ммм, Циммер назвала это великолепным
танцем, испорченным трюковой концовкой.
- А Мигдальски? - настаивал я.
- Он озаглавил свой обзор "Но что вы предложите нам на бис?", -
признался Мак-Джилликади. - Основной тезис в том, что это очарователь-
ный одноразовый успех. Но "Тайме"...
- Спасибо, Том, - спокойно сказал Кэррингтон. - Нечто подобное мы и
ожидали, не так ли, дорогая? Большой всплеск, но никто пока не собирается
назвать это новой приливной волной. Она кивнула.
- Но им придется, Брюс. Следующие два танца соберут все в единую
картину. Тут заговорил Пэнзелла: - Мисс Драммон, можно спросить, почему
вы танцевали именно таким образом? Использование интерлюдии в
невесомости лишь в качестве короткого приложения к обычному танцу -
конечно, вы должны были ожидать, что критики назовут это трюкачеством.
Шера улыбнулась и ответила: - Говоря по правде, доктор, у меня не было
выбора. Я учусь использовать свое тело в невесомости, но это все еще
сознательные усилия, почти пантомима. Мне нужны еще несколько недель,
чтобы сделать это второй натурой, а это должно быть так, чтобы я смогла
исполнить целый законченный танец. Потому-то я и откопала в запаснике
обычный танец, присоединила к нему пятиминутную концовку с
использованием знакомых мне движений в невесомости и обнаружила, что
они образуют тематически связное целое. Я поделилась с Чарли своей идеей,
и он сделал так, что она сработала визуально и драматически - придумал
фокус со свечами, и это дало мне возможность сказать все, что я хотела,
лучше, чем любой другой эффект.
- Значит, вы еще не завершили то, за чем приехали сюда? - спросил ее
Пэнзелла.
- О, нет, никоим образом. Следующий номер докажет миру, что танец -
это нечто большее, чем контролируемое падение. А третий... третий будет
тем, для чего все это затевалось. - Ее лицо вспыхнуло, стало
одухотворенным. - Третий будет танцем, о котором я мечтала всю мою
жизнь. Я пока не могу представить его целиком, но знаю, что буду способна
его станцевать, я создам его, и это будет моим величайшим достижением.
Пэнзелла прочистил горло.
- Сколько времени на это потребуется?
- Немного, - сказала она. - Я буду готова к записи следующего танца
через две недели и могу начать последний сразу же после него. Если
повезет,
он будет записан до того, как истечет данный мне месяц.
- Мисс Драммон, - серьезно сказал Пэнзелла, - боюсь, что этого месяца
у вас не будет.
Шера побелела, как снег, а я привстал со стула. Кэррингтон выглядел
заинтригованным.
- Сколько времени у меня есть? - спросила Шера.
- Последняя проверка вашего состояния не внушает оптимизма. Я
предполагал, что постоянная нагрузка от репетиций и тренировок замедлит
адаптацию вашего организма. Но большая часть вашей работы проходила в
полной невесомости, и я ошибся, недооценив, насколько ваш организм
привык к постоянным нагрузкам - в земной среде. У вас уже есть симптомы
синдрома Дэвиса...
- Сколько у меня времени?!!
- Две недели. Возможно, три, если вы будете трижды в день по часу
упорно тренироваться при удвоенном тяготении. Мы можем это устроить...
- Да это смешно, - взорвался я. - Разве вы не знаете о позвоночнике
танцора? Она убьет себя при 2 g.
- Мне непременно нужно четыре недели, - сказала Шера.
- Мисс Драммон, мне очень жаль...
- Мне непременно нужно четыре недели.
У Пэнзеллы на лице возникло такое же выражение беспомощной печали,
как у меня и Мак-Джилликади. Мне вдруг стало до боли тошно от мира, в
котором людям приходится все время так смотреть на Шеру.
- Проклятие! - зарычал я. - Ей действительно нужно четыре недели.
Пэнзелла покачал своей косматой головой.
- Если она останется на четыре рабочие недели в нулевой гравитации, она
может умереть. Шера сорвалась со стула.
- Тогда я умру, - вскричала она. - Я иду на этот риск. Я должна.
Кэррингтон кашлянул.
- Боюсь, что не смогу тебе разрешить это, дорогая.
Она яростно повернулась к нему.
- Этот твой танец - прекрасная реклама Скайфэку, - сказал он
спокойно. - Но если он убьет тебя, это произведет обратный эффект, не так
ли?
Ее губы задрожали, и она отчаянно попыталась взять себя в руки. У меня
голова пошла кругом. Умрет? Шера?
- К тому же, - добавил он, - я слишком увлечен тобой.
- Тогда я останусь здесь, в космосе, - взорвалась она.
- Где? Единственным местом, поддерживающим невесомость, являются
фабрики. А у тебя нет квалификации, чтобы там работать.
- Тогда, ради Бога, дай мне один из маленьких новых спутников, Брюс. Я
лучше окуплю твои вложения, чем спутник, отданный под фабрику, и я...-Ее
голос изменился. - Я буду всегда доступна тебе.
Он лениво улыбнулся.
- Да, но я могу не захотеть видеть тебя всегда рядом, дорогая. Моя мать
настойчиво предупреждала меня не совершать необратимых поступков от-
носительно женщин. Особенно что касается неофициальных связей. К тому
же я обнаружил, что секс в невесомости, пожалуй, слишком утомителен, если
заниматься им постоянно.
Я почти уже обрел голос, но теперь снова его потерял. Я был рад, что
Кэррингтон отказывает ей, но то, как он это сделал, заставило меня жаждать
перегрызть ему глотку.
Шера тоже на какое-то время утратила дар речи. Когда она заговорила, ее
голос стал низким, напряженным и почти молящим.
- Брюс, это вопрос времени. Если я сделаю еще два танца за четыре
следующие недели, у меня будет мир, куда вернуться. Если же мне придется
отбыть на Землю и ожидать год-другой, то мой третий танец утонет без следа
- никто не будет его ждать, а первые два будут забыты. Это мой
единственный шанс, Брюс, - позволь мне рискнуть! Пэнзелла ведь не
гарантирует, что четыре недели меня убьют.
- Я не гарантирую, что вы выживете, - сказал доктор.
- Вы не можете поручиться, что любой из нас проживет этот день, -
рявкнула она, затем повернулась к Кэррингтону, держа его взглядом: -
Брюс, позволь мне рискнуть.
С огромным усилием она выдавила улыбку, которая поразила меня в самое
сердце.
- Я сделаю так, что ты не пожалеешь.
Кэррингтон смаковал ее улыбку и полную капитуляцию в голосе, как
человек, наслаждающийся хорошим кларетом. Мне хотелось разорвать его
собственными руками и зубами, и я молился о том, чтобы он добавил к своим
