широкая, с длинными, сильными пальцами, неровная от выступающих сухожилий.
Суставы увеличены, два почти полностью покрывают шрамы. Ноготь большого
пальца неправильной формы - я несколько раз попал по нему молотком в
шахте, где добывал золото для танзира. Кое-где еще остались въевшиеся в
кожу кусочки руды. За месяцы, проведенные на Севере, почти весь мой загар
сошел, но несмотря на это я был гораздо темнее, чем большинство рожденных
на Севере мужчин и женщин. Выжженная солнцем кожа, бронзово-каштановые
волосы, зеленые глаза вместо привычных Северу голубых. Чужой для Севера,
как Дел чужая для меня.
Делила. Чужая для всех нас.
Когда дело доходит до женщин, мужчины всегда оказываются дураками. Не
имеет значения, насколько вы умны или насколько проницательны, или сколько
у вас жизненного опыта. Умение найти способ запудрить вам мозги дается
женщине от рождения. И дайте ей только шанс - она это сделает.
Я знал мужчин, которые спали только со шлюхами, не желая связывать
себя никакими обязательствами и утверждая, что это лучший способ избежать
затруднений. Я знал мужчин, которые женились только потому что не хотели
спать со шлюхами. И встречал таких, которые делали и то, и другое: спали и
со шлюхами, и с женами (со своими и с чужими).
Я знал мужчин, которые клялись никогда не спать с женщинами: кто-то
желая сохранить предписываемую религией чистоту, кто-то предпочитая
мужчин. И уж конечно я знал таких, которые не спали с женщинами просто
потому что были кастрированы, чтобы верно служить танзиру или кому-то еще,
купившему их.
Но я не знал ни одного мужчины, который - пьяный или трезвый - хотя
бы раз не проклинал женщину за грехи, реальные или выдуманные. Женщину или
даже женщин.
У меня все было по-другому.
Проклинал я не Дел. Я проклинал себя за то, что оказался таким
дураком.
Это я доказал раз и навсегда кто из нас лучше.
Сладкая победа с примесью горечи. Свобода, купленная кровью.
Жеребец насторожился, шумно фыркнул и остановился.
Я уловил движение в деревьях - что-то спускалось со скалы. Больше
ничего не было видно - только движение. Что-то стекало с каменных костей
оракула. А потом я разглядел нервно бьющий хвост, внимательные глаза,
оскаленную пасть. И услышал урчание, которое издает только кошка на охоте.
Слишком поздно жеребец попытался спастись бегством. Кошка была уже на
нем.
Упали мы оба. Кошка прыгнула, неуклюже опустилась на холку гнедого и
от мощного толчка он не удержался на ногах. Я почувствовал как жеребец
выгибается и дергается, а потом валится. Времени хватило только на то,
чтобы вытащить из левого стремени ногу - на этот бок падал жеребец.
Оказавшись под ним, я рисковал переломом.
Я откатился, подавив болезненный вскрик за секунду до того, как
гнедой оказался на земле. Я резко выдохнул, тело дернулось от боли, а я
уже жадно втягивал в себя воздух. Я забыл о своей ране. Я думал только о
жеребце.
Ругая кошку, я с трудом поднялся на ноги. Это был большой, сильный
самец. По белой шкуре рассыпались пепельные пятна.
Я поднял камень и швырнул в кошку.
Камень попал в ребра и отскочил. Кошка только зарычала.
Другой камень, другой удар. Я закричал, надеясь хоть этим отвлечь
хищника.
Зубы вонзились в лошадиную холку. Жеребец рыл землю задними копытами,
визжа от боли и ужаса.
Мои пальцы сжали рукоять.
- Ну, аиды, баска... Не белка, кошка...
И меч в моих руках ожил.
2
Голод. Он был голоден.
И ему очень хотелось пить.
Я и раньше чувствовал это в мече. Мне передавались его желания: голод
и жажда одинаковой силы. Почти неразделимые, неотделимые друг от друга.
Я чувствовал их в круге. Когда вонзил меч в Дел.
Аиды, баска.
Нет, не думать о Дел.
Жарко. Как жарко...
Лучше думать о жаре, только не о Дел.
Лучше?
Жарко как в аидах, клянусь.
Струйки пота стекали по лбу, рукам, животу. Шерстяная ткань и волосы
щекотали влажную кожу.
Кошка. Думай о кошке.
Аиды, как же жарко...
И меч так хочет пить.
Ну, баска, помоги мне.
Нет, Дел здесь нет.
Думай о кошке, дурак.
Думай только о кошке...
Меч в моих руках теплый. Я могу думать только о жажде и необходимости
напоить меч кровью.
Пот стекает струйками по всему телу...
В аиды, почему же я?
Трижды проклятое отродье Салсетской козы...
Следи за кошкой, дурак!
В моей голове зазвучала песня.
А могла ли кошка ее слышать?
Аиды, теперь кошка смотрит на меня. Смотрит на меч. Она знает, чего я
хочу. Отворачивается от жеребца - бедный жеребец - ко мне...
Аиды, она готова броситься на тебя... подними же меч, дурак... сделай
что-нибудь, танцор меча.
Но мне не нужен этот меч. И я не в круге.
Сейчас это неважно, парень из Пенджи. Ты готов встретить кошку?
Готов оживить меч?
Такое бывало и раньше, замедление. Почти полная остановка движения
окружающего мира, словно время поджидало меня. Поэтому я и не удивился.
Время замедлило свой бег, подарив мне несколько драгоценных секунд, чтобы
осмотреться, подумать и принять решение: как лучше оборвать жизнь кошки до
того, как она прикончит меня.
Время останавливалось и раньше, но не так, как сейчас.
Я вдыхал запахи крови и гнили, но сильнее было болезненное зловоние
страха. Я почувствовал, как все мышцы в животе свело - видимо я потянул
полузалеченную рану. Меня беспокоила реакция меча. А потом я услышал визги
жеребца и страх исчез.
Медленно, очень медленно, кошка подняла морду и застыла над
окровавленной холкой. Кровь и слюна вытекали из пасти, на клыках висели
клочья лошадиной шерсти.
В моей голове зазвучала песня. Тихая, доверительная песня, намекающая
на могущественные силы.
Жеребец бился под кошкой, его ноги взбивали мокрую землю. Я слышал
отчаянные призывы о помощи.
И меч пропел мне обещание: жеребец спасется, если я помогу клинку
проснуться.
Но я-то собирался разобраться с кошкой сам, не пользуясь никакой
магией. Меч, в конце концов, был мечом. Им можно было пользоваться и не
прибегая к помощи непонятных сил.
Но жеребец визжал и бился, а в моей голове звучала песня. Песня
мягкая, нежная, но слишком могущественная, чтобы я мог ее игнорировать.
Конечно я был уверен, что не сдамся ей, и на какое-то время мне
удалось о ней забыть. Я слишком беспокоился за жеребца, чтобы терять
драгоценные секунды на шум, кружившийся в голове. И поэтому, чтобы песня
не мешала, я заставил ее замолчать.
Но ненадолго. Я перестал думать о сопротивлении. Перестал сдерживать
ее. Я думал только о том, как спасти гнедого.
И поэтому, совершенно невольно, я выпустил ее. В тот момент я
позволил яватме проснуться.
Когда я бросился к кошке, шум стал ровным. Нет, не шум: музыка. Нечто
гораздо более выразительное чем то, что я обычно называл шумом. Более
могущественное чем звук. И я вспомнил мелодию, которую услышал у обрыва
недалеко от Стаал-Уста, стоя на коленях перед мечом. Когда музыка Кантеада
наполнила мой череп.
Как же они умели петь, Кантеада. Таинственная раса, о которой
говорили древние сказания. Существа, которые по словам Дел принесли в мир
музыку.
И часть этой музыки они подарили мне в момент Именования.
Ради жеребца, подумал я, можно и рискнуть. Он этого стоит - сколько
раз гнедой спасал мою шкуру.
Все это промелькнуло в голове за одну секунду. Одна секунда мне
понадобилась, чтобы принять решение.
Кошка соскочила с жеребца. Гнедой тяжело поднялся, пошатнулся и
побежал.
Пасть открылась, губы приподнялись, обнажая огромные клыки. Все
движения были медленными. Очень медленными. Знала ли кошка, что я пел
песню ее смерти?
Белая кошка с радужно-серыми глазами и серебристо-пепельными пятнами
на шкуре. Кстати, стоило постараться хотя бы ради шкуры. Ее можно было
взять с собой.
...Меч ожил в моих руках...
- Решать, что делать, буду я, - на всякий случай предупредил я его.
Меч был живым.
Кошка оскалилась и взвизгнула.
Меч приглашал ее. Подойди поближе, говорил он, подойди поближе.
И тогда все станет так просто.
Со стороны казалось, что на прыжок кошка не затратила никаких усилий.
Я наблюдал за ней улыбаясь, восхищаясь грацией хищника. Смотрел как
сгибаются задние лапы, вытягиваются передние. Кошка выпустила когти,
открыла пасть, блеснули белые клыки. Расхохотавшись в предвкушении
триумфа, я позволил ей поверить, что она победила.
А потом воткнул меч ей в пасть так, что острие вышло из основания
черепа.
Восторг. Полный восторг. И полное удовлетворение.
Не мое. Совсем не мое, кого-то другого. Кого-то другого, разве не
так? Все эти чувства были не моими, правда?
Что-то внутри меня хохотало. А потом оно зашевелилось, словно
медленно пробуждалось чье-то сознание.
Аиды, что же это?
Я вдохнул запах паленой плоти. Решил, что это от кошки. И вдруг
понял, что от меня.
Я что-то закричал. Что-то очень подходящее. Что-то очень
определенное. Чтобы притупить шок, ярость и боль.
И тут же разжал пальцы, отбрасывая рукоять, которая нагрелась добела.
Аиды, Дел, о таком ты меня не предупреждала.
Я отшатнулся, по-прежнему держа руки вместе и бормоча непристойности.
Споткнулся, упал, откатился и раскинулся на спине, боясь коснуться чего-то
ладонями. Аиды, как же они болели!
Я вдыхал запах паленой плоти. Не моей, кошки.
Ну и на том спасибо. Хотя мертвая кошка все равно ничего не
чувствует.
Я лежал на спине, не переставая ругаться в надежде, что поток ругани
хотя бы частично задавит боль. Я бы на все пошел, лишь бы уменьшить это
жжение.
Несколько секунд мне понадобились, чтобы справиться с дыханием. Боль
уже не так терзала ладони и я открыл глаза, чтобы посмотреть на них.
Увидеть их было легко - они застыли в воздухе на концах болезненно
сведенных рук. Локти упирались в землю.
Ладони. Не обугленные обрубки. Ладони. И каждая заканчивалась пятью
пальцами.
Пот тут же высох. Боль уменьшилась. Я снова начал нормально дышать и
решил, что пора было перестать ругаться. Теперь смысла в этом не было.
Все еще лежа на спине, я осторожно пошевелил пальцами. Настороженно
прищурился - и сразу забыл о боли и страхе, увидев, что и кожа на руках, и
кости под ней остались целыми. Не было никаких волдырей. Самые обычные
руки и не следа ожогов, хотя знакомые шрамы и уплотнения у суставов
остались. Значит это действительно были мои руки, а не какая-нибудь
магическая замена.
Я почувствовал себя лучше и медленно сел, вздрогнув, когда болезненно
дернулись внутренности. На всякий случай я снова пошевелил пальцами -
никакой боли, никаких судорог. Обычные гибкие пальцы, словно ничего не
случилось.
Нахмурившись, я уставился на меч.
- В аиды, что же ты такое?
В голове сам собой возник ответ: яватма.
Аиды, баска, что же мне теперь делать?
Я рискнул подняться. Все тело вроде бы действовало нормально, хотя
немного скованно. Через шерстяную ткань я помассировал ноющий шрам пониже
ребер и тут же забыл о нем. Все мое внимание переключилось на кошку. На
нее и на меч.
Я подошел поближе. Кошку я проткнул очень удачно: через открытую
пасть к основанию черепа. Она лежала на боку. Под тяжестью рукояти,
опустившейся на землю, ее голова приподнялась.
Две глазницы смотрели на меня. Глаза из них вытекли.
Я и сам не знаю, сколько времени не мог оторваться от этого зрелища.
