же занимался и тем, и другим, извинялся и оправдывался. Почему-то иначе я
не мог.
- Это не моя вина, - объяснял я, - не моя вина. Разве у меня был
выбор? Разве ты оставила мне шанс выбирать? - я издевательски ухмыльнулся.
- Нет, конечно нет... не ты... ты не позволила выбирать никому, и уж
конечно не мне... Ты просто смотрела на меня так, что я не мог танцевать,
а сама подзадоривала напасть на тебя, вонзить в тебя клинок, изрубить
тебя, потому что только так можно было объяснить тебе, что ты такой же
человек как и остальные, что ты также ранима. Так же хрупка, как любой
мужчина или женщина из плоти и крови... и из тебя шла кровь, Дел... как из
каждого, как из меня... Из тебя шла кровь, Дел.
Она ничего не сказала. Роскошные светлые волосы сияли в свете костра.
Лицо ее было в тени и голубые глаза превратились в черные дыры. В них не
было ни смысла, ни выражения. Дел была по-прежнему красива, но я ее не
узнавал. Ее изменили переживания, одержимость и боль.
Жеребец, привязанный позади меня к дереву, фыркнул и провел копытом
по земле, соскребая тонкий слой слякоти с потемневшей под снегом травы.
Гнедой рыл глубже и глубже, пока не раскидал траву и не выкопал яму.
Лошади не могут говорить. Вернее могут, но не так, как люди. Они
объясняются ушами, зубами, копытами. И гнедой по-своему говорил мне, что
он не хотел есть. Не хотел спать. Не хотел проводить ночь, привязанным к
дереву, промерзая до костей под порывами Северного ветра, который никогда
- вообще никогда - не успокаивается. Гнедой хотел уйти. Продолжить путь.
Отправиться на Юг, к его родине - пустыне, где даже прохлада редкость.
- Не моя вина, - твердо повторил я. - Аиды, это все ты, баска. Ты и
твой рожденный бурей меч... А что ты думала я буду делать? Я танцор меча.
Отправьте меня в круг с мечом в руках и я станцую. Чтобы заработать, чтобы
покрасоваться, чтобы защитить честь - да мало ли причин для танца, хотя
большинство мужчин боятся их называть из страха раскрыть себя... Ну а я не
боюсь, Дел. Я знаю одно - ты не оставила мне выбора. Только порезать тебя.
Ты шла на меня, держа наготове свой магический меч - так чего же ты
ожидала? Я делал то, к чему ты меня вынуждала. То, что было необходимо для
нас обоих, хотя и по разным причинам, - я яростно поскреб шрамы на моей
правой щеке. Четыре глубоких следа когтей, побелевшие от времени. Их видно
было несмотря на бороду. - Я рвался как из аид, стараясь угомонить тебя,
заставить покинуть трижды проклятый остров, прежде чем дойдет до чего-то,
о чем мы будем сожалеть, но ты не оставила мне выбора. Ты вступила в круг
по своей воле, Дел... и ты за это заплатила. В конце концов тебе пришлось
понять, как хорошо умеет танцевать Песчаный Тигр, разве не так?
Никакого ответа. Конечно нет, она все еще сомневалась в моем
превосходстве. Но мне удалось доказать, кто из нас лучше так, что
дополнительных подтверждений не требовалось.
Ругая холод, я плотнее закутался в шерстяной плащ. Каштановые волосы,
которые я слишком давно не стриг, падали на глаза, попадали в рот. Они
застревали в бороде, хотя я периодически откидывал их назад. Даже капюшон
не помогал, ветер срывал его с головы снова, и снова, и снова, пока я не
сдался и не оставил его прижиматься к моим плечам.
- Это все ты и твой клинок мясника, - пробормотал я.
Дел по-прежнему молчала.
Я устало потер брови, глаза, щеки. Я устал, слишком устал. Рана в
животе болела неослабно, каждым приступом напоминая, что я покинул
Стаал-Уста гораздо раньше, чем следовало бы, учитывая, насколько серьезный
удар мечом я получил. Рана едва затянулась, но несмотря на это я
отправился в путь. Ничто больше не удерживало меня в Стаал-Уста. Ничто и
никто.
Между поленьями, сложенными пирамидкой, вились лепестки пламени. Дым
клубился, путался, растворялся в воздухе. Ветер уносил его, сообщая о моем
присутствии животным, расположившимся в темноте где-то к Северу от места
моего ночлега. Я называл их гончие аид. Это название было не лучше и не
хуже любого другого.
Я думал, что она заговорит, даже обвинит меня, но она не сказала ни
слова. Просто сидела, разглядывая меня, не сводя с меня глаз, положив
яватму на обтянутые шерстяной тканью бедра. В темноте на клинке блестели
руны, которые я не умел - и не должен был - читать, говорившие о крови и
запретной силе. Силе такой могущественной, что больше никто не мог
призвать ее и тем более не мог ее контролировать - плотью, волей, голосом.
Эта сила подчинялась только Дел. Это умение было частью ее личной
магии, атрибутом певца меча.
Певец меча. Не просто танцор меча, к которым я привык. Что-то делало
ее другой. Делало ее чужой.
И это что-то называлось Бореал.
- Аиды, - пробормотал я, не скрывая отвращения, и снова поднял
кожаную флягу, чтобы залить в себя еще немного амнита. Я тянул его глоток
за глотком, радуясь жжению в животе. Но главным было другое - амнит
притуплял чувства. Я ожидал комментария Дел, что этот напиток ничего не
излечит, что пьющий человек - марионетка, которой управляет бутылка. И что
танцор меча - человек, который живет, продавая свое умение владеть оружием
- теряет силу и реакцию пропорционально количеству выпитого алкоголя.
Ничего этого Дел не сказала.
Я стер капли амнита с губ тыльной стороной ладони, разглядывая
смутную тень в свете костра.
- Не моя вина, - сказал я Дел. - Неужели ты думаешь, что я ХОТЕЛ тебя
ранить? - я кашлянул, сплюнул и вздохнул слишком глубоко, забыв о
полузалеченной ране. Меня чуть не вывернуло наизнанку, тело покрыла
испарина, и я еще долго выравнивал дыхание, медленно, старательно вдыхая и
выдыхая.
- Аиды, баска...
И тут я запнулся, представив, как этот разговор выглядел со стороны,
потому что Дел со мной не было.
Позади меня жеребец копал очередную яму. Он, как и я, был одинок.
Я резко выдохнул, хотя грудь сжалась от боли. Выдох сопровождался
набором проклятий, произнесенных в надежде, что их ярость прогонит
навалившееся на меня черное отчаяние, хуже которого я в жизни не знал.
Я уронил флягу, поднялся, отвернулся от костра и пошел к
встревоженному жеребцу проверить веревку и узлы. Гнедой фыркнул и потерся
об меня своей твердой башкой, игнорируя мой болезненный всхлип, ища
облегчения так же, как и я. Ночь выкрасила его шкуру в черный цвет.
- Я знаю, - сказал я, - знаю. Вообще-то нам здесь нечего делать.
Гнедой прикусил фибулу плаща: гранат, оправленный в золото. Я
отпихнул морду жеребца подальше, чтобы зубы не добрались до моего лица.
- Мы могли бы уже быть на пути к дому, старина.
Просто повернуть на Юг и ехать домой. Забыть о холоде, ветре, снеге.
Забыть о гончих.
Когда-нибудь он и забудет. Головы у лошадей устроены не так, как у
людей. Они помнят лишь то, чему их обучали. Вернувшись домой на Юг, в
пустыню, которую называют Пенджа, он будет вспоминать только крупинки
песка под его копытами и опаляющий жар дня. Он забудет и холод, и ветер, и
снег. Он забудет гончих. Он забудет даже Дел.
Аиды, хотел бы и я ее забыть. Забыть Дел и ее лицо в тот момент,
когда я вонзил ей в живот отточенную сталь.
Меня затрясло. Я резко отвернулся от жеребца и пошел обратно к
костру. Там я наклонился, подобрал ножны и перевязь, сжал пальцы на
рукояти. В моей руке холодный металл сразу согрелся, ласково и
соблазнительно прижимаясь к коже. Скрипнув зубами, я вырвал меч из ножен и
на него упал свет костра. Клинок запылал. Свет стекал по мечу как вода,
задерживаясь в путанице рун, которые я знал теперь так же хорошо, как и
свою яватму.
Дрожь сотрясала все тело. С мечом в руках я подошел к куче массивных
валунов, нашел среди них подходящую трещину и вогнал в нее меч. Я
проверил, глубоко ли вошел клинок, а потом обхватил рукоять обеими руками
и нажал, пытаясь сломать сталь. Раз и навсегда покончить с мечом за то,
что он сделал с Дел.
Самиэль запел. Тихую, нежную песню, предназначенную только для меня.
Он был голоден, все еще так голоден, и ему так хотелось пить. Если я
сломаю его, он умрет. Хотел ли я этого?
Я сильнее сжал рукоять. Скрипнул зубами. Закрыл глаза...
И чуть наклонив меч, вытащил его из трещины.
Я повернулся и сел, прислонившись к камням и баюкая беспощадную
яватму. Меч, который я сам создал.
Я прижался виском к рукояти. Она была прохладной и нежной, словно меч
чувствовал мой гнев и успокаивал меня.
- Я кажется старею, - пробормотал я, - а старые люди быстро устают.
Сколько мне сейчас... Тридцать четыре? Тридцать пять? - я рассеянно
вытянул руку и начал загибать пальцы. - Давай прикинем... Салсет нашли
меня, когда мне было полдня от роду... Держали меня... шестнадцать лет?
Семнадцать? Аиды, откуда мне знать, - я хмуро вглядывался в темноту. -
Трудно следить за временем, если у тебя нет даже имени, - я прикусил губу,
раздумывая. - Ну предположим шестнадцать лет с Салсет. Как минимум. Семь
лет занятий у шодо, обучение танцу... и уже тринадцать лет я
профессиональный танцор меча, - меня как холодной водой окатило. - Мне
может быть тридцать шесть!
Не поднимаясь с земли, я внимательно осмотрел себя. Конечно под
шерстью я ничего не мог разглядеть, но я и без этого знал, что там
скрывалось. Длинные, сильные ноги - и ноющие колени. Они болят когда я
много хожу, болят после танца мечей, болят когда я долго сижу в седле, и
все благодаря Северному холоду. Я выздоравливаю уже не так быстро, как
раньше, и раны напоминают о себе дольше.
Может вот так и начинают терять форму?
Этим дело не ограничивалось. Рана высосала из меня вес и реакцию. Да
и сама она была достаточно тяжелой, чтобы уложить любого человека на пару
недель. Но я пролежал почти месяц, а не вылечился и наполовину.
Я почесал заросшую бородой щеку и почувствовал под пальцами неровные
шрамы. Им было уже очень много лет. Четыре неровные линии, глубоко
врезавшиеся в плоть. Много месяцев они были ярко-алыми - чудовищные
напоминания о кошке, которая едва не прикончила меня - но я их не
стыдился. Даже когда люди меня разглядывали. И уж конечно охотно
рассказывал о кошке любопытным женщинам. Потому что шрамы были монетой,
которой я расплатился с Салсет за мою свободу. Я прикончил песчаного
тигра, который поедал детей, и перестал быть безымянным чулой. Я стал
человеком, который назвал себя Песчаным Тигром, чтобы все знали о его
победе.
Это случилось так много лет назад. Шрамы на щеке побелели, но раны в
памяти так и не затянулись.
Столько лет я был один. Пока Дел не ворвалась в мою жизнь и не
сделала из нее посмешище.
Я снова почесал шрамы. Борода. Длинные волосы. Грязь. Шерсть вместо
шелка, чтобы спастись от Северного ветра. И чтобы не так ныли раны.
Меч ласково согревал ладони. Покрытый рунами клинок был полон света и
обещания силы. Сила текла из острия по стали и поднималась по витой
рукояти. Она касалась моих пальцев и едва ощутимо задерживалась в ладони.
Мягкая и нежная, как прикосновение женщины. Как прикосновение Дел, даже
Дел, в которой было достаточно женского, чтобы становиться мягкой и нежной
когда у нее было подходящее настроение. Она прекрасно знала, что это не
было проявлением слабости. Она была честной женщиной, Делила, в постели и
в круге.
Я швырнул меч через костер в темноту. Блеснула яркая дуга, глухо
зазвенел металл, ударившись о промерзшую землю.
- Хотел бы я отправить тебя в аиды, - крикнул я ему. - Ты мне совсем
не нужен.
