А.РОБ-ГРИЙЕ
В ЛАБИРИНТЕ
ОБЩИЙ ТЕКСТ TEXTSHARE http://textshare.da.ru http://textshare.tsx.org
Перевод Л. Коган
А.Роб-Грийе. В лабиринте.
С.-Пб., Азбука, 1999
К читателю
Этот рассказ - вымысел, а не свидетельство очевидца. В нем изображается
отнюдь не та действительность, что знакома читателю по личному опыту:
например, не носят французские пехотинцы на вороте шинели номер воинской
части, так же как не знает недавняя история Западной Европы крупного
сражения под Рейхенфельсом или в его окрестностях. И все же здесь описана
действительность неукоснительно реальная, т. е. не претендующая ни на какую
аллегорическую значимость. Автор приглашает читателя увидеть лишь те
предметы, поступки, слова, события, о которых он сообщает, не пытаясь
придать им ни больше ни меньше того значения, какое они имеют применительно
к его собственной жизни или его собственной смерти.
А. Р.-Г.
Я здесь сейчас один, в надежном укрытии. За стеной дождь, за стеной
кто-то шагает под дождем, пригнув голову, заслонив ладонью глаза и все же
глядя прямо перед собой, глядя на мокрый асфальт, - несколько метров
мокрого асфальта; за стеною - стужа, в черных оголенных ветвях свищет
ветер; ветер свищет в листве, колышет тяжелые ветви, колышет и колышет,
отбрасывая тени на белую известку стен... За стеною - солнце, нет ни
тенистого дерева, ни куста, люди шагают, палимые солнцем, заслонив ладонью
глаза и все же глядя прямо перед, собой, - глядя на пыльный асфальт, -
несколько метров пыльного асфальта, на котором ветер чертит параллели,
развилины, спирали.
Сюда не проникает ни солнце, ни ветер, ни дождь, ни пыль. Легкая пыль,
замутившая сиянье горизонтальных поверхностей - полированного стола,
натертого пола, мраморного камина и комода, - потрескавшийся мрамор
комода, - эта пыль образуется в самой же комнате, быть может, от щелей в
полу, или от кровати, от штор, от золы в камине.
На полированном дереве стола пылью обозначены места, где какое-то
время - несколько часов, дней, минут, недель - находились куда-то потом
переставленные вещи; их контуры еще сколько-то времени отчетливо рисуются
на поверхности стола - круг, квадрат, прямоугольник или иные, более
сложные фигуры, порой сливающиеся друг с другом, частично уже потускневшие
или полустертые, словно по ним прошлись тряпкой.
Если контуры достаточно отчетливы и позволяют точно определить
очертания предмета, его легко обнаружить где-нибудь поблизости. Так,
круглый след оставлен, очевидно, стеклянной пепельницей, стоящей
неподалеку. Точно так же квадрат в дальнем, слева, углу стола, чуть в
стороне от пепельницы, соответствует очертаниям медного стояка от лампы,
теперь переставленной в правый угол: квадратный цоколь, в два сантиметра
толщиной, на нем такой же толщины диск, в центре которого - рифленая
колонна.
Абажур отбрасывает на потолок кружок света. Но круг щербатый: один
край у него обрублен на грани потолка вертикальной стеной, расположенной
позади стола. Вместо обоев, которыми оклеены остальные три стены, эта -
сверху донизу и почти сплошь по всей ширине - укрыта плотными красными
шторами из тяжелой бархатистой ткани.
За стеной идет снег. Ветер гонит на темный асфальт тротуара мелкие
сухие кристаллики, и с каждым порывом они оседают белыми полосами -
параллельными, раскосыми, спиральными, - подхваченные крутящейся поземкой,
они тут же перестраиваются, замирают, снова образуют какие-то завитки,
волнообразные развилки, арабески и тут же перестраиваются заново. Кто-то
шагает, еще ниже пригнув голову, усерднее заслоняя ладонью глаза и потому
видя лишь несколько сантиметров асфальта перед собой, несколько
сантиметров серого полотна, на котором одна за другой, чередуясь,
появляются чьи-то ступни и одна за другой, чередуясь, исчезают.
Но дробный перестук подбитых железом каблуков, которые размеренно
звучат, все приближаясь вдоль совершенно пустынной улицы и все явственней
слышится в тиши оцепеневшей от стужи ночи, этот мерный перестук каблуков
сюда не доносится, как и любой другой звук, раздающийся за стенами
комнаты. Слишком длинна улица, слишком плотны шторы, слишком высок дом.
Никакой шум, хотя бы и заглушенный, никакое дуновение, никакое веянье
воздуха никогда не проникает сюда, и в тишине медленно и мерно оседают
мельчайшие частицы пыли, едва различимые в тусклом свете лампы с абажуром,
оседают беззвучно, вертикально, и тонкая серая пыль ложится ровным слоем
на пол, на покрывало кровати, на мебель.
По натертому полу тянутся проложенные суконными тапочками лоснящиеся
дорожки - от кровати к комоду, от комода - к камину, от камина - к столу.
Вещи на столе, очевидно, были переставлены, и это нарушило целостность
серой пелены, его покрывающей: более или менее пухлая, в зависимости от
давности образования, местами она совсем повреждена: так, левый, дальний
конец стола, не в самом углу, но сантиметров на десять отступя от края и
параллельно ему, занимает четкий, словно начерченный рейсфедером, квадрат
полированного дерева. Сторона квадрата равна сантиметрам пятнадцати.
Коричневато-красное дерево блестит, почти не тронутое серым налетом.
Справа хотя более тускло, но все же просвечивают, покрытые
многодневной пылью, какие-то совсем несложные контуры; под известным углом
зрения они становятся довольно четкими, и можно с достаточной уверенностью
определить их очертания. Это что-то вроде креста: Продолговатый предмет,
размером со столовый нож, но шире его, заостренный с одного конца и слегка
утолщенный с другого, перерезанный много более короткой поперечиной;
поперечина эта состоит из двух придатков, похожих на языки пламени и
расположенных симметрично по одну и другую сторону основной оси, как раз
там, где начинается утолщение, - иначе говоря, на расстоянии, равном
примерно одной трети общей длины предмета. Предмет этот напоминает цветок:
утолщение на конце образует как бы продолговатый закрытый венчик на
верхушке стебля с двумя листочками по бокам, чуть пониже венчика. А может
быть, он смутно походит на человеческую фигурку: овальная голова, две
коротеньких руки и тело, заостренное книзу. Это может быть и кинжал,
рукоять которого отделена гардой от мощного, но тупого клинка с двумя
лезвиями.
Еще правее, там, куда указывает кончик цветочного стебля или острие
кинжала, едва потускневший круг слегка обрезан по краю другим кругом такой
же величины, в противоположность своей проекции на столе сохраняющим
постоянные размеры: это - стеклянная пепельница. Далее идут смутные,
перекрестные следы, несомненно оставленные какими-то бумагами, которые
перекладывали с места на место, путая очертания рисунка на столе, то очень
явственного, то, наоборот, затушеванного серым налетом, то полустертого,
словно его смахнули тряпкой.
Над всем этим в правом углу стола возвышается лампа: квадратный
цоколь, длина его сторон пятнадцать сантиметров,- диск такого же диаметра,
рифленая колонна с темным, слегка коническим абажуром. По внешней стороне
абажура медленно, безостановочно ползет муха. Она отбрасывает на потолок
искаженную тень, в которой нельзя узнать ни малейших признаков самого
насекомого: ни крыльев, ни туловища, ни лапок: все это превратилось в
какую-то нитевидную, ломаную, незамкнутую линию, напоминающую
шестигранник, лишенный одной из сторон: отображение нити накаливания в
электрической лампочке. Этот маленький незамкнутый многоугольник одним из
углов касается внутренней стороны большого светлого круга, отбрасываемого
лампой. Многоугольник медленно, но безостановочно перемещается по
окружности светлого пятна. Достигнув стены, он исчезает в тяжелых складках
красного занавеса.
За стеной идет снег. За стеной шел снег, шел и шел снег, за стеной
идет снег. Густые хлопья опускаются медленно, мерно, непрестанно; перед
высокими серыми фасадами снег падает отвесно - ибо нет ни малейшего
ветерка, - снег мешает различить расположение домов, высоту крыш,
местонахождение окон и дверей. Это, надо думать, совершенно одинаковые,
однообразные ряды окон, повторяющиеся на каждом этаже - с одного и до
другого конца абсолютно прямой улицы.
У перекрестка справа открывается точно такая же улица: та же пустынная
мостовая, те же высокие серые фасады, те же запертые окна, те же безлюдные
тротуары. И хотя еще совсем светло, на углу горит газовый фонарь. День
такой тусклый, что все вокруг кажется бесцветным и плоским. И вместо
глубокой перспективы, которую должны были бы создать эти вереницы зданий,
видится лишь бессмысленное скрещение прямых, а снег, продолжая падать,
лишает эту видимость малейшей рельефности, словно это хаотическое зрелище
всего лишь плохая мазня, намалеванная на голой стене декорация.
Мушиная тень - увеличенный снимок нити накаливания в электрической
лампочке - возникает снова на грани стены и потолка и, возникнув,
продолжает ползти по окружности, по краю белого круга, отброшенного резким
светом лампы. Движется она с неизменной скоростью - медленно и
непрестанно. Слева, на затемненной плоскости потолка, выделяется
светящаяся точка; она соответствует небольшому круглому отверстию в темном
пергаменте абажура; это, собственно говоря, не точка, но тоненькая
незамкнутая ломаная линия, правильный шестигранник, одна сторона у
которого отсутствует: опять-таки увеличенный снимок - на этот раз
неподвижный - того же источника света, той же нити накаливания.
И все та же нить в такой же или чуть большей лампе напрасно сияет на
перекрестке, заключенная в стеклянную клетку, подвешенную вверху чугунного
столба, - бывшего газового светильника со старомодными украшениями, ныне
превращенного в электрический фонарь.
Коническое основание его чугунной опоры с раструбом книзу окружают
несколько более или менее выпуклых колец и обвивают тощие плети
металлического плюща; изогнутые стебли, лапчатые листья с пятью
заостренными лопастями и пятью весьма отчетливыми прожилками; там, где
черная краска облупилась, проглядывает ржавый металл, а чуть повыше
конической опоры к фонарному столбу прислонилось чье-то бедро, чья-то
рука, плечо. Человек одет в старую военную шинель неопределенного цвета -
то ли зеленоватого, то ли хаки. На его сером, осунувшемся лице следы
крайней усталости, но, возможно, этому впечатлению способствует уже
несколько дней не бритая щетина. А быть может, длительное ожидание,
длительное стояние на холоде причина того, что его щеки, губы, лоб так
обескровлены.
Опущенные веки серы, как серо и все его лицо. Он наклонил голову.
Взгляд устремил на землю, точнее, на обочину заснеженного тротуара, к
подножью фонаря, где виднеются два грубых походных башмака, тупоносых и
толстокожих, исцарапанных и разбитых, но относительно хорошо начищенных
черной ваксой. Снег не очень глубок, он едва оседает под ногами, и подошвы
ботинок остаются на уровне - или почти на уровне - белой пелены,
простирающейся вокруг. На обочине нет никаких следов, и снежный покров
хранит девственную белизну, тусклую, но ровную и нетронутую, в мелких
точечках первозданной зернистости. Немного снега скопилось на верхнем
выпуклом кольце, обвивающем раструб у основания фонаря и образующем белый
круг поверх протянувшегося вровень с землей черного круга. Снежные хлопья
налипли и на другие выпуклости конуса, расположенные выше, выделяя белой
чертой одно за другим чугунные кольца, рельефы листьев, горизонтальные или
чуть наклонные отрезки стеблей и прожилки плюща.
Но эти небольшие скопления снега частично сметены подолом шинели, а
белая пелена вокруг местами порыжела; до того истоптана она башмаками,
которые, переминаясь на месте, оставили на ней отпечатки расположенных в
шахматном порядке гвоздей. Суконные тапочки очертили в пыли, перед комодом
обширный блистающий круг, и другой такой же круг они обрисовали перед
столом, в том месте, где, должно быть, стояло кресло, или стул, или
табурет, или еще что-нибудь, предназначенное для сидения. От комода к
