человеческих отношениях. Когда, например, мы встречаем человека, мы не
смотрим на него, как на человеческое существо, но навешиваем на него
ярлык, такой, как "англичанин", "француз", "немец", "американец" или
"еврей" и рассматриваем его со всеми теми предрассудками, что
ассоциируются с этим ярлыком в нашем разуме. Хотя это человек может
быть совершенно свободен от того, что мы ему приписали.
Люди так любят различающие ярлыки, что они доходят до их навешивания
на общие для всех человеческие качества и чувства. Так они говорят о
различных "марках" благотворительности, как например, о буддийской или
христианской благотворительности и смотрят свысока на благотворительность
иных "марок". Но благотворительность не может быть сектантской. Она
не является христианской, буддийской, индуистской или мусульманской.
Любовь матери к своему ребенку ни буддийская, ни христианская - это
материнская любовь. Человеческие качества и чувства, такие как любовь,
милосердие, сострадание, терпимость, терпение, дружба, желание,
ненависть, злоба, невежество, высокомерие и т.д. - не нуждаются в
сектантских ярлыках, они не принадлежат каким-то отдельным религиям.
Для искателя Истины несущественно, откуда приходит идея. Источник и
развитие идеи представляет академический интерес. В действительности,
чтобы понять Истину, необязательно даже знать, пришло ли учение от
Будды или от кого-то еще. Что существенно, так это видение вещи,
понимание ее. В Мадджхиманикая (сутта №140) есть иллюстрирующая это
важная история.
Будда однажды провел ночь в гончарне. В той же гончарне находился
молодой отшельник, прибывший туда раньше*5. Они не были знакомы друг с
другом. Понаблюдав отшельника, Будда подумал: "Приятны сердцу слова
этого юноши. Было бы хорошо спросить его". И тогда Будда спросил его:
"О бхиккху*6, во имя кого оставил ты дом? Или же кто твой наставник?
Или же чье учение тебе по нраву?"
"О друг, - ответил юноша, - есть отшельник Готама, отпрыск Сакьев,
оставивший род Сакья чтобы стать отшельником, повсюду о нем высокого
мнения, что он Арахант, Полностью Просветленный. Во имя этого
Благословенного стал я отшельником. Он мой наставник, и его учение мне
по нраву".
"Где же сейчас живет этот Благословенный, Арахант, Полностью
Просветленный?"
"В северных землях, друг, есть город, называемый Саваттхи. Там сейчас
живет этот Благословенный, Арахант, Полностью Просветленный".
"Видел ли ты когда-либо этого Благословенного? И увидев, узнал бы ты его?"
"Никогда не видел я этого Благословенного. И увидев, не узнал бы я его".
Будда понял, что это во имя него этот незнакомый юноша оставил свой
дом и стал отшельником. Но не раскрывая себя, сказал: "О бхиккху, я
преподам тебе учение. Слушай и внимай. Я буду говорить".
"Хорошо, друг", Д согласно сказал юноша.
Тогда Будда преподал этому юноше самое замечательное изложение Истины
(суть которого приводится в дальнейшем)*7.
И лишь в конце изложения молодой отшельник, чье имя было Пуккусати,
осознал, что тот, кто говорит с ним, Д это сам Будда. И тогда он
поднялся, стал перед Буддой, поклонился к ногам Наставника и извинился
перед ним за то, что по незнанию называл его "другом"*8. А затем он
попросил Будду посвятить его в монахи и принять в Орден, в Сангху.
Будда спросил, готовы ли у него рясы и чаша для подаяния. (У бхиккху
должны быть три рясы и чаша для подаяния, с которой он просит пищу).
Когда Пуккусати ответил отрицательно, Будда сказал, что Татхагаты не
дают посвящения, пока не готовы рясы и чаша для подаяния. Тогда
Пуккусати отправился на поиски ряс и чаши, но, по невезению, подвергся
нападению дикой коровы и умер*9.
Позднее, когда эта печальная новость достигла Будды, он объявил,
что Пуккусати был мудрым человеком, уже узревшим Истину и достигшим
предпоследней ступени в осуществлении Нирваны, и что; родился он в
царстве, где станет Арахантом*10 и окончательно отойдет, чтобы никогда
более не возвращаться в этот мир.
Из этого рассказа вполне ясно, что когда Пуккусати слушал Будду и
постигал его учение, он не знал, кто с ним говорит и чье это учение.
Он видел Истину. Если лекарство хорошее, болезнь будет излечена.
Необязательно знать, кто его приготовил и откуда оно взялось.
Почти все религии построены на вере - скорее на "слепой" вере, как
представляется. Но в буддизме ударение делается на "видении", знании,
понимании, а не на вере или убеждениях. В буддийских писаниях есть
слово саддха (санскр. шраддха), которое обычно переводится, как "вера"
или "убеждение". Но саддха - это не вера, как таковая, а скорее
"доверие", рожденное из убежденности. Нужно добавить, что в народном
буддизме и в обычном употреблении в слове саддха есть элемент "веры"
в том смысле, что это означает преданность Будде, Дхамме (Учению) и
Сангхе (Общине). Согласно Асанге, великому буддийскому философу
четвертого века н.э., шраддха имеет три стороны: 1) полная и твердая
убежденность в том, чем вещь является; 2) спокойное радование добрым
качествам; 3) желание или стремление достигнуть находящейся в поле
зрения цели.
Как бы там ни было, понимание веры или верования в большинстве религий
имеет мало общего с буддизмом.
Вопрос веры возникает тогда, когда нет видения - видения в любом
смысле этого слова. В то мгновение, когда вы видите, вопрос о вере
исчезает. Если я скажу вам, что в сжатой ладони моей руки есть
драгоценность, вопрос веры возникает, поскольку вы ее не видите. Но
если я разжимаю свой кулак и показываю вам драгоценность, тогда вы
сами видите ее и вопрос веры не возникает. Так древнее буддийское
изречение гласит: "Осознавая также, как видишь драгоценность (или плод
миробаланового дерева) в ладони".
Ученик Будды по имени Мусила говорит другому монаху: "Друг Савиттха,
без благочестия или веры*11, без предпочтения или склонности, без
слухов или обычаев, без рассмотрения явных доводов, без прельщения
основанными на мнениях рассуждениями, я знаю и вижу, что прекращение
становления - это Нирвана".
И Будда говорит: "О бхиккху, я говорю, что разрушение омрачений и
осквернений (излагается) для тех, кто знает и видит, и не для тех,
кто не знает и не видит".
Это всегда вопрос знания и видения, а не верования. Учение Будды
определяется как эхи-пассика, приглашающее нас "прийти и увидеть",
а не "прийти и уверовать".
Повсеместно использующееся в буддийских писаниях выражения,
относящиеся к тем, кто постиг Истину, это: "Незапятнанное и
незагрязненное, проявилось Око истины (Дхамма-чаккху)". "Он узрел
Истину, достиг Истины, узнал Истину, проник в Истину, преодолел
сомнения, в нем нет колебаний. Так, с правильной мудростью он видит
это, как оно есть (ятха бхутам)". По отношению к своему собственному
Просветлению Будда говорил: "Око было рождено, знание было рождено,
мудрость была рождена, умение было рождено, свет был рожден". Это
всегда видение посредством знания и мудрости (няна-дассана), но не
уверование.
Это еще выше ценилось во времена, когда брахманическое правоверие
нетерпимо настаивало на веровании и принятии своей традиции и
авторитета как единственной Истины без всяких вопросов. Однажды группа
ученых и хорошо известных браминов отправилась повидать Будду и вела с
ним долгий спор. Один из этой группы, молодой брамин шестнадцати лет,
по имени Капатхика, считавшийся ими всеми исключительно блестящим
умом, задал Будде вопрос:
"Достопочтенный Готама, есть древние священные писания браминов,
передаваемые по неразрывной устной преемственности. По их поводу
брамины пришли к окончательному выводу: "Лишь это Истина, и все прочее
ложно". Что теперь об этом скажет достопочтенный Готама?"
Будда поинтересовался: "Есть ли среди браминов хотя бы один, кто
заявляет, что он лично знает и видит, что "Лишь это Истина и все
прочее ложно?"
Юноша был честен и сказал: "Нет".
"Тогда есть ли хотя бы один учитель или учитель учителей браминов
вплоть до седьмого поколения, или даже кто-то из первоначальных
создателей этих писаний, кто заявляет, что он знает и видит: "Лишь это
Истина и все прочее ложно?"
"Нет".
"Тогда это подобно ряду слепых, где каждый держится за предыдущего:
тот, что впереди, не видит, тот, что посредине, тоже не видит, тот,
что сзади тоже не видит. Так представляется мне, что положение
браминов подобно ряду слепых".
Затем Будда дал крайне важный совет этой группе браминов: "Недолжно
мудрому, кто отстаивает (букв. защищает) истину, приходить к выводу:
"Лишь это Истина, и все прочее ложно".
Объясняя по просьбе молодого брамина идею отстаивания или защиты
истины, Будда сказал: "У человека есть вера. Пока он говорит: "Такова
моя вера", до тех пор он отстаивает истину. Но так он не может прийти
к окончательному выводу: "Лишь это Истина, и все прочее ложно"". Иными
словами, человек может верить в то, что ему нравится и может сказать:
"Я верю в это". Так он уважает истину. Но по причине своей веры ему не
следует говорить, что то, во что он верит, единственно есть Истина, а
все прочее ложно.
Будда говорит: "Быть привязанным к одному (взгляду) и смотреть свысока
на другие (взгляды), как на низшие Д это мудрец называет путами".
Однажды Будда объяснял учение о причине и следствии своим ученикам
и они сказали, что ясно увидели и поняли ее. Тогда Будда сказал:
"О бхиккху! Даже этот взгляд, что так чист и так ясен, если вы
цепляетесь за него, если лелеете его, если дорожите им, если вы
привязаны к нему, тогда вы не понимаете, что учение подобно плоту,
который нужен для преодоления, а не для цепляния за него".
Повсеместно Будда объясняет это знаменитое сравнение, в котором учение
уподобляется плоту, на котором надо преодолевать, а не держаться за
него и не тащить на своей спине:
"О бхиккху, человек в странствии. Он подходит к обширному водному
пространству. На этой стороне берег опасен, но на другой опасности
нет. Ни одна лодка не идет к безопасному берегу и нет там места, чтобы
перейти по нему. Он говорит себе: "Обширен этот водный простор и берег
этот полон опасностей; на том же берегу опасности нет. Ни одна лодка
не идет к тому берегу и нет здесь моста, чтобы перейти по нему. Потому
бы мне хорошо собрать траву, дерево, ветви и листья, чтобы сделать
плот, и на этом плоту безопасно перебраться на тот берег, помогая себе
руками и ногами". Тогда этот человек, о бхиккху, собирает траву,
дерево, ветви и листья и делает плот, и на этом плоту безопасно
перебирается на тот берег, помогая себе руками и ногами. Перебравшись
и достигнув другого берега, он думает: "Этот плот мне очень помог. С
его помощью я безопасно перебрался на эту сторону, помогая себе руками
и ногами. Хорошо бы мне понести этот плот на голове или на спине, куда
бы я ни шел".
Как вы думаете, о бхиккху, делая так, поступал бы он правильно по
отношению к этому плоту? "Нет, господин". И как правильно надо бы
поступить по отношению к плоту? Перебравшись и достигнув другой
стороны, этот человек, допустим, подумает: "Этот плот мне очень помог.
С его помощью я безопасно перебрался на эту сторону, помогая себе
руками и ногами. Хорошо бы мне вынести этот плот на берег или
причалить его, оставив на плаву, а затем пойти своим путем, куда бы
он ни вел". Действуя так, поступит он правильно по отношению к этому
плоту.
Точно также, о бхиккху, я изложил учение, подобное плоту - оно для
преодоления, а не чтобы тащить его (букв. держаться за). Вам, о
бхиккху, кто понимает, что учение подобно плоту, следует отказываться
даже от доброго (дхамма); сколь же более следует вам отказываться от
злого (адхамма)*12.
Из этой притчи вполне ясно, что учение Будды предназначено чтобы нести
человека к безопасности, миру, счастью, покою, достижению Нирваны. Все
учение, изложенное Буддой, ведет к этому итогу. Он не говорил, чтобы
просто удовлетворить любопытствующий ум. Он был практичным учителем и
учил только тому, что приносит человеку мир и счастье.
Будда однажды останавливался в лесу Симсана в Косамби (возле
