не вернулся?
Джет кивнул.
- Еще бы, - он поворошил золу, достал оттуда испеченные клубни,
разломил их, дуя на пальцы, и протянул Иллари его долю.
Воцарилось молчание. Джет ел сосредоточенно и медленно, словно
стараясь непрерывным жеванием избавить себя от необходимости
продолжать разговор, благо рот занят. Вот только мозгами жевать
невозможно. Иллари какое-то время тоже молча жевал, потом не выдержал.
- Перестань отравлять мне аппетит, - потребовал он.
Джет с трудом отвлекся от своих мыслей.
- А что, так сильно? - тихо спросил он.
- Еще как, - фыркнул Иллари. - Я голоден, как десять бродяг, и то
кусок в горло не идет.
Джет виновато опустил голову.
- Извини, господин. Я сейчас, - он попробовал выдернуть мысль из
головы Иллари, но тот уцепил ее за хвост и не выпустил.
- Нет уж, - решительно возразил Иллари. - Если ты попробуешь заставить
меня забыть, я просто дам тебе в ухо, а иначе подуманного не воротишь.
Ты лучше расскажи. Выговоришься, легче станет. И мне тоже.
- Ладно, - неожиданно согласился джет.- Сам хотел.
Он начал рассказывать, время от времени запинаясь в поисках слов, но
не мыслей - уж скорее мысли ищут нас, а не наоборот - и Иллари, слушая
его, снова видел не глазами, слышал не ушами и ощущал всем своим
существом. Он сам испытывал мальчишеское желание джета уметь как можно
лучше, а ведь для этого, кроме избранных ремесел - каких именно,
Иллари в тот момент не очень понял и стал уточнять - кроме них надо
знать еще кое-что из других, это помогает, и еще кое-что совсем уже из
других, а потом становится просто интересно, ведь это же так
естественно. Сильная рука, кидая камень, хочет кинуть его так далеко,
насколько силы хватит. Вот и уму хочется знать столько, насколько
хватает его силы, еще, и еще, и еще что-нибудь - все, что интересно. А
в результате приходится читать ночью, в лунном свете, подсматривать за
сверстниками и мастерами, тайком пробираться в архив... В архиве джета
и застукали.
Потом - ослепительно залитая солнцем площадь и слепящее сознание
собственной вины и правоты одновременно. Я виноват, но это
несправедливо, это не может быть справедливо, я же ничего плохого не
сделал, почему меня ведут, все на меня смотрят, так смотрят, я же
ничего не сделал, даже не собирался, я хотел, как лучше, а у Мастера
такое лицо, будто я все свои тетради в озеро выкинул, такое лицо...
зачем, зачем?! Потом - тихая полутемная камера; кожа джета уже забыла
сырую сумеречную прохладу, но Иллари ее ощущает. И снова непрошенные
мысли - я ведь не хотел никому причинить боль, а Мастер здорово
огорчился; он, наверное, здорово на меня надеялся, а я вот так сделал,
только это все равно все несправедливо. Но не могут же все быть
неправы, а прав только я один?.. И наконец, шаги. Ровные, размеренные.
Услышав их, Иллари напрягся, словно хотел выскочить из кожи. Сердце
джета колотилось отчаянно - тогда, он знал, кто идет - тоже тогда.
Иллари тоже знал идущего - теперь - и ненавидел его.
Мастер Слов Керавар вошел в маленькую камеру. Джет встал. Иллари видел
Мастера Слов ужасающе отчетливо. В его облике не было ничего
непроявленного, туманного, расплывчатого, как обычно бывает в
воспоминаниях, как было в предыдущей сумятице образов. Он был очень
реальный и одновременно очень ненастоящий. Иллари даже чувствовал
запах свежести, исходящий от его кожи - очевидно, Мастер Керавар
изволил только что искупаться. Казалось, протяни Иллари руку, и он
дотронется до его плеча. И все же Мастер Слов от этого только казался
еще более ненастоящим.
Он стоял совсем рядом с перепуганным мальчиком, настолько маленькой
была камера. От него исходила угроза, немая и непонятная, она невидимо
струилась в сумерках, накатывая волнами. Именно острое чувство угрозы
и успокоило джета. Он знал теперь: Мастер Слов пришел, как враг.
Мастер Керавар тихо и отчетливо произнес первое слово - Слово Боли. В
единый миг в теле джета не осталось ни одной целой косточки, глаза
обратились в раскаленные шары, в голове вскипел свинец, кожа трещала,
отлетала черными лепестками. Если бы джет ненавидел своего мучителя
чуть меньше... но удар был таким неожиданным и незаслуженным, что
ненависть родилась одновременно с болью и заставила сопротивляться.
Ерунда. Это мне все только кажется. Сам я целехонек. С диким трудом
джет приподнял руку, пошевелил пальцами. Цела, конечно. Ему сразу
стало легче. Что, съел? Боль - это терпимо. И не страшно. Боль ведь
ужасна не сама по себе, а вместе с мыслью, что в нашем теле что-то
отказывается работать - и, может быть, навсегда. Не боль, а мысли о
большей боли, болезни, уродстве... Не боль, а страх.
Едва только джет овладел своей болью, Мастер произнес новое слово -
Слово Страха. А если мне только кажется, что мне кажется? А если не
выдержу... умру... вот сейчас... от страха боль ударила с новой
силой... стыдно.. а вот и нет, ничуть не стыдно, это выше сил...
Во мрак упало еще одно слово - Слово Стыда. Ко всему добавился
тошнотворный стыд за переживаемый ужас и боль, за неспособность
справиться с ними, почти до потери рассудка ... но ведь кончится же
это когда-нибудь...
Слово Отчаяния. Это никогда не кончится. Даже если я умру. Скотина
Керавар. И носит же земля таких. Ходит, дышит. Если очень постараться,
больше не будет. Конечно, даже думать больно, не то, что душить его,
но что делать, больше нечего...
И последнее - Слово Одиночества. Больше не было никого. Была боль,
страх, стыд, отчаянье, был сам джет, и больше ничего и никого, даже
ненавистного врага. Он был один во всем мире - но и мира тоже не было.
Джет закричал. Внезапно боль и прочее отступили, исчезли. Как и
полагается, совершенно бесследно. Джет чувствовал жгучий холод: еще
бы, он весь мокрый насквозь. Он... джет снова коротко вскрикнул.
- Кто? - тихо произнес он, потом снова закричал. - Кто я такой? Как
меня зовут? Как меня зовут?
Мастер Керавар бешено взглянул на него. Даже маги не могут убивать
взглядом; во всяком случае, Керавар не умел, иначе убил бы. Он стоял,
тяжело и быстро дыша от гнева, потом поднял руку, отвесил джету
пощечину в полную силу и вышел так быстро, словно за ним гнались...
- Полегче, малыш, - пробормотал Иллари, утирая лоб, - полегче. Я пока
еще тоже жить хочу.
- Прости, господин, - сдавленно произнес джет, тоже утирая холодный
пот.
- Пустое, - раздраженно махнул рукой Иллари , - оставь. Да какой я
тебе сейчас, к лешему, господин? Я государственный преступник, а за
мою голову объявлена награда. Считай, что мы с тобой друзья, идет?
Повеселевший джет благодарно кивнул. Причина внезапного порыва Иллари
была, однако, совсем иной. Он и сам не признался бы себе в том, что
заставило его предложить дружбу вассалу. Просто высокомерие Иллари так
и не переросло в спесь, столь свойственную столичным придворным, а
врожденное чувство справедливости не позволило ему считать себя
господином человека, который настолько превосходил во всем его самого.
- Что-то я опять проголодался, - почти пристыженно произнес Иллари,
чтобы сгладить возникшую неловкость.
- Ой, я совсем забыл! - воскликнул джет и принялся разгребать угли.
Новая порция клубней успела не только испечься, но и остыть. Джет
подбросил еще углей, закопал в них еще несколько клубней и принялся
вместе с Иллари уплетать остывшее лакомство, которое отнюдь не стало
менее вкусным.
- Крепкая у тебя выдержка, - невнятно произнес Иллари с набитым ртом,
все еще не в силах оправиться после недавнего потрясения. - И как ты
еще ухитрился сохранить рассудок?
Джет поднял на Иллари свои лиловые глазища.
- Тогда или потом? - без улыбки спросил он.
- И то, и другое.
- Тогда - не знаю. Разве что чудом. А потом... - в глазах джета вновь
замерцала тоска по дому. - Когда мне объявили приговор... ну, об
изгнании... я пошел попрощаться с Деревьями. Этого мне запретить не
могли.
Вновь ветер воспоминаний донес до Иллари восхитительный запах
волшебной рощи.
- Они как раз цвели... и были такие красивые... я не мог уйти от них,
не мог... и я сорвал себе веточку на память. Я ничего не знал тогда...
что в изгнании сходят с ума, не знал... и почему, тоже не знал. Это
уже потом, когда я побродил по городам и увидел...
Джет судорожно сглотнул, и Иллари мысленно содрогнулся вместе с ним.
Какой же ужас должен был испытать мальчишка, увидев своих изгнанных
соотечественников, превратившихся в грязных, нищих безумцев. И
насколько больший ужас он пережил, сообразив, что и ему была уготована
та же участь. Даже и без слов джета Иллари знал, как тоскливое
непонимание терзает джета: он-то отчего не сходит с ума? Как долгими
бессонными ночами он в мучительном ожидании прислушивается к
собственному разуму: не началось ли? Как он, едва усталость берет верх
и властно требует сна для измученного тела, с воплем вскакивает, еще
не до конца проснувшись, ибо снилось ему, что безумие подкралось и
овладевает его рассудком.
- Ну, потом-то я сообразил, что с ума я все никак не схожу и не схожу,
и мне немного полегчало. Уже совсем потом я понял, что это из-за
веточки. Может, я бы и не догадался, но я делал сам такие талисманы:
кусочек дерева в серебре на цепочке.
- Так, значит, кое-кто у вас в Джетевене имеет возможность выйти
наружу? - сразу понял Иллари.
Джет кивнул.
- Еще когда меня пытались зарезать на городском базаре, все стало
ясно. Кирпичи в меня швыряли безумные джеты, но тот, кто им приказал,
вполне разумен.
- Праведные солнца! Теперь я понимаю, почему ты стремился забиться
куда-нибудь подальше от Джетевена. Другого в толк не возьму Кто и
зачем тебя преследует?
- Мастер Керавар, наверное, - пожал плечами джет. - Больше некому. И
за что он меня так ненавидит?
- Ненавидит? - скептически поднял брови Иллари . - Поверь моему опыту
придворного интригана: если тебя преследует он, то это никак не
ненависть. Это страх. Он тебя боится.
Джет откровенно засмеялся.
- Да за что ему меня бояться?
- Не знаю, - уступил Иллари, - но он тебя боится. Слушай, сопляк, я в
таких вещах разбираюсь получше твоего, хоть ты у нас и всезнайка. То,
как он тебя ломал... а теперь преследует чужими руками - это не
ненависть. И пощечина, - Иллари непроизвольно коснулся щеки,
вспыхнувшей от воспоминания. - Разве ты не понял, почему он тебя
ударил? Он тебя мучил со вполне определенной целью, а разозлился
оттого, что не был уверен, достиг ли ее.
- И что это за цель? - спросил джет уже менее недоверчиво.
- Тут я могу только догадываться, - признался Иллари.- Но сдается мне,
он хотел, чтобы ты что-то забыл. Что-то бесконечно для него важное. Ты
забыл многое. Даже собственное имя. Но он не уверен, забыл ли ты то,
что должен забыть.
- Если я что-то такое и знал, - передернул плечами джет, - то сейчас и
понятия не имею.
- Этим мы потом займемся, - пообещал Иллари. - Не бегать же тебе всю
жизнь от кирпичей перелетных. Пока мы не разберемся во всем, ты в
опасности. Почему, ну почему ты не рассказал мне обо всем еще дома? Мы
бы что-нибудь придумали вместе. Ты так за меня боялся?
Джет тяжело вздохнул.
- За себя тоже. Чем меньше ты знал, тем больше у меня было надежды на
спасение.
- Это еще почему? - обалдел Иллари.
- Видишь ли, Мастера Слов не всесильны. Есть и на них управа. Мастера
Смысла.
- А эти чем занимаются? - полюбопытствовал Иллари.
- В обычной жизни - ничем особенным. Совершенствуют свое мастерство на
радость всем прочим. Но в схватке с настоящим Мастером Смысла у
Мастера Слов нет шансов.
- Но тайны-то тут при чем? - не уступал Иллари.
- Я с первого взгляда увидел, что из тебя может выйти Мастер Смысла.
Иллари открыл рот - да так ничего и не сказал.
- Обучение Мастера Смысла - вещь сложная. Понимаешь, если дело дойдет
до единоборства, Мастер Смысла должен подчиняться только своему
наитию, а не инструкциям, иначе он обречен. Если бы я тебе все
рассказал, у меня не было бы и тени надежды. Ты стал бы мучительно
искать в уме правила и предписания, как быть в таком хитром деле - и
