Брансом еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент
он был свободен и имел статус обычного пассажира.
Торопливо проходя по коридору, Брансом краем глаза заметил, что Рирдон
встал, но сделал это медленно, очевидно, причиной медлительности было то,
что он еще не как не сообразил, что делать. Брансом ускорил шаг, подошел к
туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Он посмотрел в открытое
окно, затем залез на раму и начал вылезать в него. Несколько секунд он
стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали
порывы ветра, несущегося навстречу. Потом он оттолкнулся.
Глава 7
Он тяжело ударился о покрытый травой откос и покатился вниз. И хотя он
приземлился на ноги, скорость поезда и наклон откоса заставили его лететь
по диагонали, постоянно перевертываясь и изо всех сил стараясь
сгруппироваться и принять форму мяча. Ему показалось, что откос тянется
больше мили и он уже думал, что ему никогда не достигнуть дна. Но вот,
наконец, он ударился о дно канавы, запыхавшийся и грязный, с забитым пылью
носом.
Какое-то время он лежал тяжело дыша и прислушиваясь к замирающему
грохоту удаляющегося поезда. Поезд не показывал никаких признаков близкой
остановки, он с той скоростью продолжал удаляться и с каждой секундой
уносил от него проклятого Рирдона.
Рирдон покроет уже миль десять или двадцать, прежде чем поймет, что
Брансома там уже нет и начнет действовать.
А может этот проницательный агент предвидел прыжок Брансома и сам тоже
прыгнул с поезда. Брансом так резко и настороженно вскочил на дне канавы,
даже не подумав, что его может остановит резкая боль от какой-нибудь
сломанной кости. Он осмотрел себя. Пострадала только одежда. Да, такой
побег редко бывает даже в кино.
Эта последняя мысль вдруг вернулась к нему, как бы стараясь себя
подчеркнуть, такой побег редко бывает даже в кино. От этой мысли он чуть
было не выскочил из канавы. Кино? КИНО?
Странно, что случайное упоминание о такой вещи, как кино, так на него
подействовало. Когда-то он думал о кино также, как многие думают о собаках,
французских булочках и прочих обычных предметах обихода, рассматривая их
как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь это было совсем по-другому и
без всяких видимых причин. Теперь он думал о кино с каким-то чувством,
которое нельзя было назвать ужасом или страхом, а каким-то новым чувством,
которое он затрудняется определить. Ближайшее, что он мог придумать для
этого чувства, это то, что в понятие кино им вкладывается какое-то
несоответствие или же нарушение какого-то закона и это трогало его
персонально.
Может быть, Рирдон и был прав, когда говорил, что Брансом не в своем
уме или на пути к этому. Возможно, когда его состояние ухудшится, он будет
реагировать на праздные мысли вытаращив глаза не раз в две недели, а каждый
час. И тогда он будет жить в аду иллюзий, из-за решетки которых он будет
изредка в моменты прозрения видеть плачущую Дороти.
Выбравшись из канавы, он поднялся на железнодорожное полотно и
посмотрел вдаль него. Поезд скрылся из глаз, а запыленного, поцарапанного
Рирдона нигде не было видно, что доказывало отсутствие нежелательной
компании. Удовлетворенный этим, он осмотрел себя и пришел к выводу, что как
бы не выглядел, он страдает от чего угодно, но только не от безумия. Он
попробовал совладать со своими чувствами и вполне убедился, что он еще не
свихнулся, он просто был человеком, перегруженным тревогами, от которых ему
надо было избавиться любым способом, который он сможет придумать.
Бредя в обратном направлении по полотну, он дошел до железнодорожного
моста через грязную дорогу. Он сошел с насыпи и вышел на нее. В какую
сторону направиться для скорейшего достижения цели, об этом можно было лишь
догадываться, а времени ждать какого-нибудь редкого прохожего у него не
было. Можно было спорить уже на что угодно, что Рирдон уже водит пальцем по
карте ища возможное местопребывание его, Брансома.
Итак он повернул налево и полупобежал, полупошел по узкой проселочной
дороге с глубокими колеями. Здесь, через две мили, он вышел на более
широкую комфортабельную дорогу, где через десять минут его подобрал
грузовик, груженный овощами. Не расспрашивая его, кто он и откуда, шофер
подвез его двадцать миль до ближайшего города и там высадил, попрощавшись
коротким кивком.
Это место скоро для него будет очень опасным и болтаться здесь для
него просто непозволительно. Он сел на ближайший автобус, благодаря бога за
то, что хоть он и оставил чемодан в поезде, но бумажник и деньги были все
еще при нем.
Он проехал около шестидесяти миль и приехал в довольно большой город.
Представляя, в каком он виде, Брансом задержался в городе как раз на то
время, чтобы помыться, побриться и причесаться. После этого он поел и
несколько восстановил силы. Из ресторана он пошел на автобусную станцию, по
дороге пройдя мимо двух полицейских. Оба скучали на углах и ни один из не
обратил внимания на Брансома. Очевидно, тревога еще не дошла сюда, но это
может случиться в любое время.
От станции вскоре отходил автобус, который ехал в город, расположенный
примерно в семидесяти милях на восток. Он сел на этот автобус и без всяких
приключений добрался до него. Там он слился с толпой и стал незаметным.
Теперь он сделал прыжок ближе к дому. Дом! Он обнаружил, что до боли хочет
услышать какой-нибудь голос, который напомнил бы ему о доме. Он знал, что
его домашний телефон, возможно, прослушивают, и все разговоры записываются
на магнитофон, а подозрительные звонки тут же отслеживают. Звонок Дороти
может подсказать официальным агентам, где его можно найти. Это был риск, на
который он согласен был пойти, учитывая ту моральную поддержку, которую он
даст своему духу. Кроме того, обыскать этот город будет много труднее, чем
такие местечки, как Бельстон и Хенбери. Если он наберется смелости, то
сможет быть здесь около месяца, несмотря на то, что каждый полицейский
будет искать его.
Ряд телефонных будок стоял в помещении центральной почты. Он выбрал
одну из средних и набрал свой домашний номер. Ответила Дороти.
Изо всех сил он постарался, чтобы его голос звучал бодро и весело,
когда он приветствовал ее:
- Привет, крошка. Это твой сбежавший любовник.
- Рич, - воскликнула она, - я ждала твоего звонка вчера вечером.
- Я собирался это сделать, но у меня никак не получалось. Тут один
зануда полностью монополизировал меня. Я решил отложить это дело на
сегодня. Лучше поздно, чем никогда, правда?
- Конечно! Как у тебя дела? Ты чувствуешь себя лучше?
- На пять, - соврал он. - А как дела у вас?
- Все хорошо, правда, были два странных события.
- Что случилось?
- На следующий день, как ты уехал, кто-то звонил, якобы из института и
спрашивал куда ты уехал.
- И что ты сказала ему?
- Такой вопрос показался мне очень странным, зная что ты уехал в
командировку. А ты сам говорил быть очень аккуратной в разговорах о твоей
работе. Ну, я и сказала этому типу, чтобы он поинтересовался в твоем
отделе.
- И что он ответил?
- Не думаю, что это понравилось ему, - ответила Дороти, в ее голосе
послышались нотки беспокойства. - Он повесил трубку, по-моему очень
раздраженный. И надеюсь, что я не отшила кого-нибудь из начальства.
- Ты поступила совершенно верно, - успокоил ее Брансом.
- Но это не все, - продолжала она. - Через пару часов после этого
звонка к нам пришли двое мужчин и сказали, что они из охраны института, они
даже показали документы, удостоверяющие это. Один был высокий худой парень
с глазами бусинками, другой коренастый, с сильно развитой мускулатурой. Они
сказали, что мне нечего беспокоиться, что они делают обычную проверку.
Затем они спросили меня, сказал ли ты куда едешь и если да, то что ты еще
говорил об этом. Ну, я им сказала, что ты поехал в Бельстон, но ничего не
сказала, зачем ты туда поехал, да и знать не хочу. Они сказали, что этого
им вполне достаточно, поболтали немного и уехали. Они были вполне приятными
парнями.
- Что-нибудь еще?
- Да. На следующее утро здоровенный мужчина пришел к нам и спросил
тебя. Но у меня было такое чувство, что он прекрасно знает, что тебя нет. Я
сказала, что ненадолго уехал. Он спросил куда и насколько. Он не назвал
своего имени, ни зачем ты нужен ему и мне не понравилась его настырность. Я
направила его в институт. Мне показалось, что он не собирается обращаться
туда. Правда, я не могу сказать почему я так решила. Во всяком случае, я от
него отделалась.
- Возможно, это был тот же человек, который звонил перед этим? -
предположил Брансом, пытаясь переварить все это.
- Не думаю. Его голос звучал совсем по-другому.
- А как он выглядел?
Будучи очень наблюдательной от природы, она сумела обрисовать
посетителя до мельчайших подробностей. Полученный портрет очень напоминал
человека, который следил за ним, несколько раз провожая его до дома. По
крайней мере, он не мог припомнить больше никого, кто подошел бы под
описание, которое дала Дороти.
- А он не сказал, зачем я ему нужен?
- Нет, Рич, он больше ничего не сказал, - ответила Дороти, потом
задумалась и добавила. - Может, это просто мои глупости, но мне показалось,
что он вообще не хочет тебя видеть. Он, по-моему, просто хотел убедиться,
что тебя здесь нет и что ты действительно уехал. У меня сложилось твердое
мнение, что он ожидал, что откажусь сказать ему что либо большее и поэтому
не удивился, когда я так и сделала.
- Возможно.
- Но, надо отдать ему должное, он был чрезвычайно вежлив. Он был так
вежлив, как бываю вежливы только иностранцы.
- Да? - Брансом навострил уши. - Ты думаешь, он иностранец?
- Я уверена в этом. В нем был какой-то излишний манернизм. Он говорил
довольно свободно, но в его речи слышались какие-то гортанные звуки.
- Ты позвонила в институт тем двоим и сказала им об этом?
- Нет, не звонила. А что, надо было? Мне не показалось, что в этом
было что-то такое, о чем стоило сообщить.
- Ладно, оставим это. Не так уж это и важно.
Он поболтал с ней еще немного, спросил как ведут себя дети, немного
пошутил, предупредил, что его возвращение задерживается еще на несколько
дней. Окончив разговор, он поспешил покинуть будку, чувствуя, что разговор
продолжался опасно долго. Он быстро перешел улицу, все еще переваривая те
слова, которые почерпнул из разговора с Дороти и пытаясь понять, что все
это значит.
Если последний посетитель был тем, кого он подозревал, и если Дороти
не ошиблась в своем предположении об иностранце, тогда его начальное
предположение должно быть в корне неверным. Тогда этот парень не был ни
переодетым полицейским, ни каким-нибудь официальным агентом. Он следил за
ним, это факт, но делал это не по поручению официальных властей.
Итак, сначала кто-то позвонил, уверяя что звонит из института, но его
интерес не удовлетворили. Затем к ним зашел Рирдон со своим коллегой,
причем Рирдон не последовал за ним сразу на станции, а по каким-то причинам
задержался. Возможно, он хотел доложить об этом, возможно, они хотели все
это обсудить или просто проверить все это у Дороти, прежде чем пуститься в
преследование.
А потом пришел этот иностранец. Единственным объяснением было то, что
две совершенно разные группы заинтересованы в его передвижении.
Но ни одна из этих групп не принадлежала полиции.
И в тоже время только полиция имела основания интересоваться его
