же грязной дороги в противоположном направлении. Оба были грязны и
промокли до нитки. Один из них, которого звали Истен, рассказывал анекдот:
"Так вот, этот возница, ему нужна была помощь, чтобы починить колесо.
Вот он и говорит этому парню из Верхнего Вейла, который там стоял:
- Эй, парень, сходи, позови отца.
- А я не знаю, где он, - отвечает парень.
- Он что, работает? - спрашивает возница.
- А я не знаю, - снова отвечает парень.
- Ну хорошо, значит, он дома?
- А я не знаю, - говорит парень.
- Ну, а как ты думаешь, он вообще-то в деревне? - спрашивает возница,
начиная сердиться.
- А я и этого не знаю, - снова говорит парень.
Тогда возница посмотрел этак, посмотрел на него, ты понимаешь как, и
говорит:
- А ты, олух, хоть что-нибудь знаешь?
- Ага, - говорит эта деревенщина, - я знаю, кто моя мать".
С этими словами рассказчик громко расхохотался, хлопая себя по бедрам
в полном восторге. Его товарищ продолжал хмуриться.
- Это не смешно, Истен. Я сам не знал своей матери.
- Ну ладно, - Истен почесал под мышкой, - тогда отгадай мне загадку.
Что такое: когда поймаю - отпускаю, а когда не поймаю, при себе оставляю?
- Это вши. Я знал эту загадку сто лет назад.
- Отлично. А вот такую загадку: за горой поле, большая часть
вспахана, меньшая - засажена, а по краям огороды. Это что будет?
- Ради всего святого, Истен. Я еще мочился в штаны, когда впервые
услышал эту загадку. И перестань, пожалуйста, надо мной смеяться. Я тебе
еще раз говорю - мне все это надоело. Мы просто впустую тратим время, сидя
на этом камне, как две облезлых вороны.
С этими словами он плюнул с обрыва вниз и некоторое время наблюдал,
как плевок исчезает в густом переплетении черных ветвей внизу.
- Слишком рано для того, чтобы по этой проклятой дороге проехало
что-нибудь стоящее, - продолжал он. - Это не дорога, а болото. Два дня мы
тут ждем, и за все это время мимо нас проехала всего одна повозка с
кожами, да еще по лесу промчалось что-то огромное, которое сопело и
фыркало... - Он бросил опасливый взгляд на темную стену мрачного елового
леса, росшего по гребню холма. - Я тебе точно говорю, Истен, мне ни капли
тут не нравится. Это дремучий лес, и мне даже думать не хочется, что тут
может водиться.
Истен с отвращением хрюкнул:
- Ты что же, хочешь вернуться в город, чтобы нас опять отметелили за
то, что мы попытались наложить лапу на тот никчемный кошелек? Мне что-то
неохота, - он выругался и тоже плюнул вниз. - Чтобы нас раздели и
выпороли! Этого оскорбления я вовек не забуду.
- Ты можешь злиться по этому поводу сколько тебе угодно, но только
тебе все равно не стать настоящим разбойником с большой дороги, таким,
какие обитают неподалеку отсюда, в дальнем лесу. Может быть, ты, Истен, и
не замечаешь этого, но мы совсем не такие, как они - настоящие кровожадные
бандиты с Западных холмов, с их ужасными зверями и всем прочим. Да они нас
на обед сожрут и не поперхнутся.
- Ну вот, Норли, ты все пытаешься возразить мне. Мне кажется, что ты
не будешь доволен до тех пор, пока тебе не предоставится возможность
постоянно спорить со мной. Но сейчас я... - Он внезапно замолчал, поднялся
на ноги и уставился вдаль. - Сюда прется какая-то лошадь. Она там, на
востоке.
Норли тоже встал и стал пристально всматриваться в том направлении,
куда указывал Истен.
- Но я ничего не вижу, - возразил он.
- Конечно же нет. Ты слеп как крот. Большая черная лошадь и человек,
который идет рядом с ней.
- Один человек?
- Да, всего один.
Норли нахмурился:
- Мне все это не нравится, Истен. Человек, который отважился
отправиться в путь в одиночку, наверняка сможет о себе позаботиться. Будет
лучше, если мы дадим ему пройти мимо.
- Нет! - Истен подтягивал обрывок веревки, на котором держались его
брюки. - Мы же не зря влезли в это дело. Нас двое, а он один, и это
повышает наши шансы, если только мы станем действовать так, как я задумал.
А ты, если думаешь, что я здесь расселся для того, чтобы просто смотреть,
как этот подарок проедет мимо, напевая "Благословенна будь, Синяя
птица...", то ты такой же простак, как кот сапожника.
Норли покачал головой:
- Все равно мне это не нравится. Ты сказал, у него очень большая
лошадь? Наверняка это кто-то из военных. Мне что-то не хочется грабить
никаких военных.
- А вдруг это торговец лошадьми? Низкорослый, одноглазый, да еще
хромой на одну ногу? Тебе бы это больше понравилось? - Истен улыбался
широкой, беззубой улыбкой.
- Ну... - он шмыгнул носом и утер тыльной стороной ладони. -
Действуй, как договорились. Я пойду дальше по дороге со своим мечом и
спрячусь вон в тех камнях. - Истен вытащил заржавленный, иззубренный
клинок, рукоять которого была слегка обломана у конца. - А когда я выскочу
на него, ты начинай целиться в него из лука, прямо отсюда. И поторопись,
чтобы не получилось так, что я стану указывать ему наверх, где должен
стоять ты, а тебя вдруг не окажется. И ради всех богов, Норли, не знаю,
сколько их есть, пять или шесть, поосторожней с луком! Я знаю, что ты не
видишь дальше наконечника стрелы, но все же постарайся не приближаться ко
мне, когда будешь стрелять. Я не хочу, чтобы ты проткнул мне зад своей
стрелой.
- Мне кажется, тетива чересчур отсырела, - пробормотал Норли.
- Норли... - воскликнул Истен, но Норли продолжал хмуриться.
- Все-таки мне все это не нравится.
Кевин начал разговаривать со своим конем с того самого дня, когда он
купил его.
- Эй, лошадка, ты, пожалуй, изумительная штучка, не так ли?
Конь наклонял свою крупную голову и рассматривал Кевина своими
мрачными карими глазами, размерами немного уступающими донышку пивных
кружек. Торговец же оглядывал Кевина, рассматривая его одежды и пытаясь
оценить его повадку.
- Это очень хороший, большой конь, сэр. Как раз для вас, как мне
кажется. Большой и страшный конь, если он захочет, то въедет с вами прямо
на стену замка; только для того, чтобы набить ему подкову, вам понадобится
десять или двенадцать здоровых мужчин.
Кевин полюбил лошадей с самого начала, с тех пор как в академии он
познакомился с некоторыми приемами конного боя.
- Клянусь всеми богами, - сказал он коню, - ты - король лошадей!
Конь не возразил, и с тех пор эта односторонняя беседа продолжалась и
продолжалась. Кевин считал, что это совершенно безвредная привычка. В
городе ему приходилось встречать людей, которые беседовали с пустым местом
и умудрялись при этом получать ответы. Поскольку Кевин путешествовал в
одиночку, то и советовался он только с самим собой; в любом случае он не
стал бы вступать в разговоры с первым встречным. Конь же обладал тем
преимуществом, что не перебивал, не возражал и не бормотал себе под нос,
как помешанный. Это действительно был очень хороший слушатель. Он следовал
чуть сзади, согласно кивал при каждом шаге, а его массивные копыта
расплескивали грязь во все стороны. Голова его была опущена, глаза
полузакрыты, и казалось, что стоит Кевину остановиться, и конь либо заснет
на полушаге, либо налетит на него.
Но это был не просто чудовищно большой конь: это была настоящая
боевая машина. Ноги коня напоминали колоды, а голова была такого размера,
что может привидеться только в кошмарном сне. Спина этого огромного
животного находилась на две ладони выше человеческой головы, поэтому очень
многим казалось, что к коню такого размера непременно должна прилагаться и
лестница, чтобы взбираться по ней наверх.
Конь этот в полном боевом облачении, чувствуя на спине вооруженного
всадника и видя перед собой врага, превращался в сеющее ужас создание. Ни
дремоты, ни тупого безразличия, ни полуприкрытых глаз. Вместо всего этого
конь приобретал демоническую внешность. На одной из тренировок этот конь в
щепы разбил семь манекенов за время, за которое не успел бы упасть на
землю подброшенный камень. Головы двух из этих манекенов отыскали потом
шагов за двадцать от того места, где произошло показательное сражение.
Но теперь это была просто большая и грязная лошадь, которая плюхала и
булькала в грязных колеях долгой-долгой дороги. Поводья небрежно свисали с
седла. На коне была надета только широкая нагрудная пластина, а все
остальное снаряжение и экипировка, в том числе и имущество всадника, было
приторочено к седлу или размещено в седельных сумках, так что щит тоненько
звякал о стальные пластины сбруи при каждом шаге.
"Лигу проходи пешком, лигу проезжай верхом", - гласило старинное
правило; этого правила следовало придерживаться, если нужно было в долгом
пути сберечь коня и одновременно размять ноги. Но теперь, оглядываясь
назад, Кевин думал, что это дюжее животное вполне могло бы нести на себе
целого быка в течение дня, а под вечер еще и сразиться с дюжиной раненых
медведей.
Он шагал на некотором расстоянии, чтобы та грязь, которую
разбрызгивали могучие копыта, не попадала на него. Сам он навьючил на себя
то, что в академии называлось "снаряжением и оружием первой необходимости"
и которое проще было надеть на себя, нежели нести в руках. Тонкая
подпоясанная кольчуга длиной до середины бедра свисала из-под простого
нагрудника. Широкий меч в ничем не украшенных ножнах был укреплен за
спиной, рядом с колчаном стрел, так что и то и другое можно было без труда
достать через правое плечо. В левой руке Кевин держал ненатянутый длинный
лук и одну стрелу, хотя из-за сырости тетива лука ни на что не годилась. С
пояса свисал на бедро старый кривой нож в побитом чехле. Притороченный к
седлу щит был простой ромбической формы и также не нес на себе никаких
украшений, кроме круглых заклепок, которые крепили усиливающие конструкции
щита. Углы его острыми кончиками торчали вперед.
Теперь, когда снова выглянуло солнце, темный капюшон его бурого
дорожного плаща был откинут на плечи. Темные шерстяные гамаши были
заправлены в высокие кожаные ботинки, доходящие почти до колена. Спереди к
ботинкам были прикреплены клепанные металлические поножи, защищающие ногу
от голени до колен. И весь он почти до пояса был забрызган дорожной жирной
грязью.
Несмотря на то, что последний, внезапно начавшийся дождь так же
внезапно прекратился и спрятался где-то между холмами, это почти ничего не
меняло. Резкие, внезапные порывы ветра низвергали с деревьев настоящие
водопады сверкающей холодной воды. "Ну, да, - думал Кевин, - извечные
жалобы путешественников: холодные ноги и промокшая задница". Теперь ему
придется снова чистить оружие и амуницию, чтобы не дать ему заржаветь.
Если бы он мог также отчистить те грязные пятна, которые, как ему
думалось, пятнают его изнутри...
Кевин с любопытством наблюдал за повадками ветра, царствующего в этих
холмах. Они сильно отличались от тех, к каким Кевин привык на море, словно
их раздували совсем другие духи. Подобно легендарным лесным котам, они,
казалось, подолгу лежали в ожидании, прячась за грядами холмов, чтобы
оттуда внезапно броситься на неосторожного путника, обрушиться на него с
крутых склонов шаловливым дуновением или дождем, а затем юркнуть куда-то в
лощину между холмами, и тогда яркое солнце снова сверкало в небе. Стоял
как раз месяц Майор - месяц Цветущей Луны, как его называли некоторые, и
раннее теплое лето уже бушевало в нижних землях. Кевин проходил по этим
землям, где ласковые ветры ерошили кудри юной листвы и где небеса
светились такой невероятной голубизной, что казалось, стоит чуть задеть
