Итак, теперь у него был огромный конь и достаточно денег, которые помогут
ему добраться до западных краев. Чего еще он мог бы желать?
Немного мира?
Толстый кусок тушеной говядины с луком исходил горячим паром в
закрытой глазурованной миске. Кроме него, на столе был изрядный ломоть
черного ароматного хлеба, чашка с маслом, острый сыр и вместительная
кружка с пенистым добрым элем. Еду аккуратно и ничего не расплескивая,
подавала миловидная девушка в голубом платье с узким лифом и широкой
юбкой. Насколько Кевин успел заметить, она даже была в башмаках.
- Спасибо, - поблагодарил Кевин, улыбаясь, и был вознагражден быстрой
гримасой и дерзким реверансом.
"Дерзкая девчонка", - подумал Кевин и подавил невольный смешок.
Он сразу вспомнил, как старина Раскер, бывало, выговаривал курсантам:
"Не знаю, для чего я трачу свое время, пытаясь научить искусству
уверенного ведения боя такое ленивое собачье дерьмо, как большинство из
вас! Все, что вы когда-нибудь сможете, это махать мечом в воздухе, а ваши
копья обломает первая попавшаяся дерзкая девчонка с косящим взглядом и
другими спрятанными сокровищами".
Он вытащил из внутреннего кармана свою ложку, еще одну память об
академии. Она была сделана из твердого серебра с ручкой в форме факела.
Это было что-то вроде награды выпускникам, и, по слухам, их оплачивал
лично Раскер.
"Всякий раз, парни, когда вам случится повесить голову, подумайте
хорошенько, кто вы такие - или, по крайней мере, кем вы должны были бы
быть и кого мы пытались из вас сделать. Не теряйте их!"
Он начал есть, а учеба в академии снова ожила в его памяти.
Очень многие не выдержали и исчезли, ушли, заняв какие-то
бессмысленные должности, и в конце концов растворились в безвестности, не
оставив никакого следа. Многие из них были прекрасными фехтовальщиками, но
их постигла неудача из-за отсутствия способности думать. Из тех, кто
остался - лучше сказать "сумел выжить" - не было никого, к кому Кевин
чувствовал бы близость или дружеское расположение. Часть из них
принадлежала к аристократическим родам, и они с молоком матери впитали
понимание древних традиций, прекрасно осознавая, что это - их право и
обязанность. Остальные были сыновьями торговцев. Их называли "купленными",
и они старались изо всех сил, побуждаемые либо собственным желанием, либо
волей отцов. Они трудились в поте лица, с тихой яростью, под постоянной
угрозой неудачи. Но все они были чужими Кевину, они были людьми суши. Или,
скорее, это он был для них чужой.
"Страшный талант", - называли его. "Палач с дубиной", "Кевин-убийца"
и еще много-много подобных кличек, большинство из которых он уже позабыл.
Но все равно академии ему подчас сильно не хватало. Там, по крайней мере,
хотя и без друзей, но он не чувствовал себя таким...
Одиноким?
Он отогнал от себя и эти воспоминания. Пусть все провалится в ад! По
крайней мере, ему повезло, и он мог выкупить свой контракт. Те, кто не мог
себе этого позволить, нынче, скорее всего, сражались на восточных рубежах,
получая и нанося удары мечом в столкновениях, происходящих там. Почему же
он не ввязался в эту драку, как они? Сражающимся на том дальнем рубеже
наемникам король платил немалые деньги. Именно для этого его и готовили в
академии.
Быть может, он был слишком независимым?
Раскер часто говорил ему:
- Ты, парень, держишься слишком сам по себе! Это было групповое
упражнение! Ты что, не понял? Или ты не заметил, что рядом были еще и
другие, когда бросился вперед? Вы должны были сражаться группа на группу
так, чтобы научиться взаимовыручке и бою. Это вовсе не значит, что можно
ходить гоголем и разыгрывать из себя героя!
- Но мы же победили! - возражал на это Кевин.
И Раскер орал на него, подойдя почти вплотную:
- Пусть бы ты даже захватил королевский замок и арестовал королеву в
ее спальне - меня это ни капли не волнует! Если я, прах меня побери,
говорю тебе, что это, прах его побери, должно быть групповое упражнение,
значит, это и должно быть групповое упражнение. В одиночку, Кевин, ты
острее бельдийского клинка, но в группе ты не стоишь и воробьиного чиха!
И даже в воспоминаниях Кевин вынужден был признать, что это отчасти
верно. Он не любил, когда вели его, не любил вести сам и не желал, чтобы
кто-то стоял на его пути. Однажды он услышал, как кто-то сказал: "Вера -
это та монета, которую лучше заработать, чем истратить". Он не совсем
понимал, что это означает, но прозвучало это торжественно и значительно.
Он же был маленьким кораблем в большом море, и сам себе прокладывал курс.
Иногда Кевину казалось, что у этого высказывания может быть и такое
значение.
Итак, он снова встал на якорь. Академия занимала такое важное место в
его памяти, потому что была одна из лучших якорных стоянок в его жизни.
Нет, конечно, не сама академия, это были Раскер и Сэнтон - их ему не
хватало.
- Ну, ладно, - пробормотал Кевин сам себе, припоминая старое
присловье времен академии: "Не важно, куда идешь, важно, что там ты и
будешь".
Кевин оперся спиной о стену в своем углу, взял в руку кружку с элем и
стал смотреть, как солнце покидает долину. На севере собирался мрак, и в
темных тучах сверкали далекие зарницы, особенно загадочные в неровном
стекле окна. "Сегодня утром восход был красным, - вспомнил Кевин. -
"Восход красный - день опасный". Ладно, крыша есть, пусть теперь льет", -
решил он.
Между тем на лежащий внизу город наползала странная тень, словно
отбрасываемая копьем какого-то из богов. Кевин прижался лбом к стеклу и
стал смотреть на запад. Эту тень отбрасывала Скала-Замок, вырисовываясь на
фоне закатного неба, словно обломанный черный клык. Позади него, над
горами Макааб, тоже громоздились грозовые облака, словно боги всех бурь
готовились отразить нападение ночи... Кевин отвернулся и оглядел комнату.
В зале было тепло и, несмотря на надвигающуюся тьму, уютно и безопасно. С
соседнего стола донесся взрыв смеха, и Кевин прислушался.
- ...и тогда Биллингс говорит сапожнику: "Не могли бы вы починить мне
обувь, пока я тут жду?" А сапожник отвечает: "Дурачина, я могу починить
твои ботинки, только пока ты ждешь!"...
Гостиница заполнялась. Кевин устроился поудобней в своем углу и велел
подать еще эля.
Кевин хмуро посмотрел на жилистого, суетливого человечка, который
налегал на стол напротив него. Очевидно, Кевин допустил ошибку, когда
сказал, что в Мидвейле, как ему кажется, нет ничего интересного и
занимательного. С тех пор, вот уже на протяжении часа, этот человек один
за другим опустошал кувшины с его, Кевина, элем и, не переставая, сыпал
словами, пытаясь доказать ошибочность этого представления.
А вот еще был случай! - воскликнул вот уже в двенадцатый раз старый
хмурый ворчун. Тут он сделал еще один большой глоток эля, рыгнул и вытер с
лица пену тыльной стороной ладони. - Разве это не удивительно?
Кевин кивнул, взглянув еще на двоих мужчин, присевших к его столу, и
сделал знак служанке, чтобы принесли еще эля. Такое вступление,
несомненно, предшествовало очередному рассказу о чудесных приключениях и
таинственных происшествиях, имевших место в сказочном королевстве
Мидвейла...
Он узнал, как собака дубильщика Роба загнала корову мясника Худа
прямо в омут на Мельничном ручье и как эта корова камнем пошла ко дну.
Он узнал, как бондарь Джеймс вытащил всю паклю из только что
проконопаченной лодки Блинки Таггерта, за то что Блинки не заплатил ему за
изготовление четырех бочонков, и как эта лодка затонула на середине
Солнечной, и Блинки, уцепившись за один из этих бочонков, плыл на нем до
самого Внешнего Вейла, и еще Кевин узнал, в какое бешенство пришел Блинки,
когда вернулся на следующий день домой, и Джеймс заявил ему, что один из
его бочонков спас ему жизнь, так как без него Блинки непременно бы пошел
ко дну вместе с лодкой, и как Блинки пообещал привязать Джеймсу на шею
большой камень, и отправить его на дно реки, чтобы он поискал там
пропавшую лодку.
И он узнал о том, как Перси Бигруд, по прозвищу "Большие груди",
бежала абсолютно голой от самой Верхней улицы до Свиного брода и как потом
ее забрали стражники и шериф посадил ее под замок за мелочную торговлю
после того, как наступило время комендантского часа, а потом устроил
стражникам настоящую головомойку за то, что они гнались за Перси со
свистом и улюлюканьем от самой Бейкер-Лейн. Кевин не мог отрицать, что это
происшествие привлекло его внимание, но за этим последовал непереносимо
скучный рассказ о том, как Вилл Леркин время от времени натягивает на нос
свою нижнюю губу, снимает повязку со своего больного глаза и идет
отпугивать кобелей от собаки Джека Миллера.
Да, в Мидвейле происходило немало интересного и занимательного.
Кевин справился с одолевающей его зевотой и попытался сфокусировать
взгляд на рассказчике. Это оказалось непросто: от выпитого эля и от тепла
его слегка разморило. Тем временем рассказчик выставил вперед скрюченный
палец и прикрыл один глаз так, словно прицеливался.
- А еще, всего дней десять назад, - продолжал он, тщательно взвешивая
каждое слово, - в городе появился берсеркер! Что вы об этом скажете?
Кевин некоторое время разглядывал болтуна, пытаясь понять, вдруг он
отвлекся и что-то пропустил.
- Ну... - Кевин пожал плечами, - может быть, это и необычно, но чего
же тут интересного?
- Вот и видно, что вы не знаете! - рассказчик снова приложился к
кувшину с элем.
- Откуда ты знаешь, что это был берсеркер? - спросил Кевин. - Ни разу
не видел ни одного, на котором это было написано. - По правде говоря,
Кевину вообще ни разу не приходилось видеть берсеркеров, он только слышал
о них в старых солдатских байках. - Многие говорят, что этих бесре... - он
запнулся, - берсеркеров вообще не бывает...
Справившись с этой фразой, Кевин потряс головой и нахмурился. Язык
начинал заплетаться. Этого с ним не случалось вот уже... не важно сколько.
Если это ему понадобится, он сможет припомнить... Нас за столом четверо, и
все пьют из моих кувшинов, и...
- Потому, что люди говорят! - старик кивнул и осклабился с
победоносным видом. Остальные двое мужчин за столом согласно закивали
головами.
- Люди говорят что? - переспросил Кевин, несколько смутившись.
- Что этот берсеркер был настоящий берсеркер! - маленький рассказчик
снова навалился на стол и принялся рассказывать, сопровождая свой рассказ
судорожными движениями скрюченного пальца, словно он считал каждое слово.
- Этот берсеркер, как и вы, пришел по Солнечной дороге и переправился
через реку в лодке Лимпи Ланга, причем не заплатил ему за перевоз гнутого
пенса. Потом он пошел вверх, прямо через город, надменный, как петух. Он
выбрал путь через Шестьдесят Шесть Ступеней и шагал так, словно ему
принадлежит все королевство и этот город в особенности. Тем временем Лимпи
изо всех сил мчался за ним и орал, что это, дескать, вор, и все такое, но
тот вовсе не обращает на него внимания, хотя к нему уже присоединилось
полгорода. Настоящий наглец и такой страшный! Это у него по глазам видно
было! А какой огромный! Он был, наверное, больше нас четверых вместе
взятых, а весил, должно быть, пудов пятнадцать!
- Он был вооружен? - перебил Кевин, не скрывая, что его
заинтересовала старая солдатская сказка.
- А как же! - брови старого болтуна подскочили чуть не до корней
волос. - Я бы сказал - весьма! Весь в латах, а за спиной - щит, размером
