ошибались.
Сперва я познакомился с Маргаритой. А потом появился Тодоров. То ли с
ее теткой водил дружбу, то ли с дядей. В действительности же он
рассчитывал на сближение с Маргаритой. Не подозревая в нем потенциального
соперника, я не обращал на него внимания. Спустя несколько месяцев
положение изменилось и я пришел к такому выводу: раз женщина задумала
уйти, то, с Тодоровым или без него, она все равно это сделает.
Впервые я с ним столкнулся на улице. Дело было весной. После работы я
забежал в университет за Маргаритой, и мы пошли с ней по Русскому
бульвару. Мы проходили мимо садика, что напротив Военного клуба, навстречу
нам шел мужчина. По одежде - иностранец, только физиономия болгарская. Он
так и впился глазами в мою даму. Маргарита была не ахти какой красавицей,
и все же, когда проходила по улице, на нее, не знаю почему, всегда
засматривались мужчины. Это меня не беспокоило, я хочу сказать, уже не
беспокоило, потому что я давно к этому привык.
Однако дело в том, что этот болгарский западник не только пожирал
глазами мою даму, но еще и улыбался ей. Я уже собрался было что-то
сказать, но тут увидел, как Маргарита тоже улыбается ему. Они
остановились, поздоровались и начали обычные расспросы: "Как здоровье
того-то?", "Что поделывает тот-то?.."
Поскольку между ними завязалась такая оживленная беседа - меня она не
особенно интересовала, - я пошел себе дальше, шагая медленно, чтобы
Маргарита могла потом меня догнать. Минуты через две она, запыхавшись,
поравнялась со мной, но, вместо того чтобы поблагодарить меня за мою
тактичность, стала, по своему обыкновению, осыпать меня упреками:
- Ты изо всех сил стараешься показать свою невоспитанность.
- Вовсе нет, - возразил я. - Просто мы с тобой по-разному воспитаны.
- Вот именно!
- Я, например, когда мы идем вдвоем и меня кто-нибудь остановит, имею
смешную привычку знакомить тебя...
- Я бы тоже тебя познакомила, если бы ты не убежал...
- Если бы я знал, что меня ждет такой сюрприз, обязательно дождался
бы конца вашего разговора.
- Ты просто невозможен! - вздохнула Маргарита, что на ее жаргоне
означало "сдаюсь".
А затем - ссоры как будто не было и в помине - начала рассказывать
мне об отношениях между Тодоровым и ее теткой, о том, какой он милый
человек и какую большую должность занимает во внешторге.
Через несколько дней мне снова улыбнулось счастье в том смысле, что
появилась еще одна возможность познакомиться с милым человеком. На сей раз
я никак не мог упустить такой шанс, поскольку сам Тодоров пригласил нас с
Маргаритой к себе домой.
Честно говоря, я не люблю писать письма, но если есть еще более
ненавистное занятие для меня, так это хождение в гости. Однако в данном
случае уклониться я никак не мог, потому что отказ под любым предлогом
Маргарита истолковала бы как неприязнь к Тодорову - понимай: ревность. Как
это ни глупо, я действительно испытывал к этому человеку нечто вроде
неприязни. Не знаю, существует ли любовь с первого взгляда, а вот то, что
у меня появилось чувство антипатии к этому человеку с первого взгляда, -
факт; антипатии совершенно беспричинной, ибо я с этим человеком вообще не
был знаком, и, даже когда мы с ним кое-как познакомились, я ничего дурного
о нем сказать не мог. Я лишь убедился, что мы разные люди.
Так что мы с Маргаритой все же пошли в гости, и хозяин действительно
принял нас очень мило и сам все время держался очень мило, до такой
степени мило, что людей вроде меня, не любящих слишком сладкого, могло бы
стошнить.
- Вот здесь вы можете вытереть ноги, - сказал Тодоров, вводя нас в
прихожую, но и это было сказано настолько мило, что можно было подумать,
будто его заботит не то, что мы можем наследить в его апартаментах, а то,
что наша обувь пострадает.
После этого повели в гостиную. Гостиная, как и все прочие помещения,
своим внутренним убранством и современными удобствами способна была
вызвать восхищение. Польщенный тем, что Маргарита проявила повышенный
интерес к обстановке, хозяин тут же пустился в славословие, восторженно
расхваливая небесно-голубую драпировку, самую наимоднейшую мебель,
телевизор, радиолу, магнитофон, комбинацию "библиотека-бар плюс витрина
для сувениров" и прочее и прочее. Объяснения подкреплялись наглядными
примерами. Это дало мне возможность спокойно посидеть на диване у окна и
выкурить сигарету. Вполне спокойно - хотя восторженные возгласы Маргариты
предназначались главным образом мне.
Недовольная моим равнодушием, Маргарита решила во что бы то ни стало
и меня вовлечь в поток восторгов.
- Ты только посмотри, Эмиль, какое изумительное венецианское стекло!
А ты так часто ездишь за границу и никогда ничего не привезешь! -
обратилась она ко мне во время осмотра упомянутого гибрида
"библиотека-бар-витрина".
- Вы из министерства иностранных дел? - удивился Тодоров.
- Нет, - ответил я.
И так как Маргарита вдруг замолчала, он сразу догадался, из какого я
министерства. Затем мы снова вернулись к пьеске "Волшебный замок",
действие которой перенеслось уже в спальню, а там в кухню и даже ванную.
Конечно, без моего участия.
Маргарита была не настолько легкомысленной, чтобы умиляться при виде
какого-то холодильника. И если все же делала вид, что восхищена всем этим,
то лишь для того, чтобы досадить мне: "Погляди, мол, как люди живут!" Вот
что означал весь этот спектакль. В последнее время Маргарита не упускала
случая, чтобы дать понять, что мы не живем как надо. Другие люди как люди,
а мы...
Хочется заметить в свое оправдание, что даже в пору юности, когда
бываешь особенно нетерпим ко всякого рода условностям, даже и тогда я не
восставал против удобств, лишь бы эти удобства не вызывали массу
неудобств. Не отказывался я и от бытовой техники, полагая, что делать это
так же глупо, как и преклоняться перед нею. А Тодоров чуть ли не
боготворил бытовую технику - он демонстрировал свои холодильники и бойлеры
с такой любовью и гордостью, будто был обладателем сокровищ Лувра.
- Да, у вас не обстановка, а чудо, - сделала заключение Маргарита
после того, как экскурсия по квартире окончилась.
- Если человек не в состоянии справиться с устройством собственной
квартиры, как же ему тогда справляться с устройством общества! - скромно
заметил хозяин.
- Скажите об этом Эмилю.
- В сущности, ваша специальность - торговля, если не ошибаюсь... -
заметил я просто для того, чтобы уточнить, в каком именно секторе Тодоров
печется об устройстве общества.
Однако хозяин, явно задетый, истолковал мое замечание несколько
иначе.
- Но ведь без торговли общество...
- Оставьте! - прервала его Маргарита. - Эмиль презирает все
профессии, кроме своей собственной.
Быть может, в ту пору мне была свойственна некоторая самонадеянность,
но это не помешало мне почувствовать после реплики Маргариты, что я
начинаю сдавать позиции. Правда, я и не собирался участвовать в каком бы
то ни было состязании. Вступать в борьбу за женщину почти в одинаковой
мере унизительно и для тебя, и для женщины, которая должна потом послужить
вещественным вознаграждением победителю. Это напоминало мне сиротский дом,
где надзирательница иногда говорила: "Кто будет вести себя примерно,
получит на обед рисовую кашу с молоком".
- Я уважаю героические профессии, но считаю, что не только они
являются обладателями патента на героизм, - заявил Тодоров.
- Зря вы сердитесь, - успокаивал я его. - Я нисколько не претендую на
звание героя.
- Я неточно выразился. Мне хотелось сказать, что круг людей,
защищающих интересы родины, гораздо шире, чем вы думаете, и не
ограничивается только той областью, где вы служите.
- Совершенно верно, - кивнул я. - Если защита родины будет
ограничиваться лишь нашими служебными обязанностями, то родине не
позавидуешь.
Эта моя уступчивость приподняла настроение хозяина, и он стал
излагать свои мысли о значении торговли - внешней и внутренней - конечно,
в самых общих чертах. Вообще Тодоров говорил со мной добродушным и
чуть-чуть нравоучительным тоном, пытаясь втолковать мне, без особой
надежды на успех, некоторые азбучные истины.
- И все-таки внешняя торговля во многих отношениях заманчивей, -
осмелился я заметить.
Однако, учуяв грозящую опасность, Маргарита поспешила воскликнуть:
- Какое роскошное зеркало!..
- Особенно когда видишь в нем ваше отражение, - галантно добавил
хозяин.
Затем подали кофе и конфеты.
Шесть часов. Черно-белый пароход исторгает надрывный, решительный
рев, словно готовится пересечь океан, хотя рейс до Мальме длится не более
часа. Грохот машин становится сильней, и корабль медленно отделяется от
причала. Дороти стоит на палубе в очень красивом платье в белую и синюю
полоску. Разве мыслимо морское путешествие без такого платья? Она
вскидывает на прощание руку, и мы с Грейс отвечаем ей с берега тем же.
К счастью, пассажирский пароход быстро исчезает за товарными судами,
так что уставшие от махания руки теперь могут отдохнуть.
- Возьмем такси? - спрашиваю у секретарши, стоящей возле меня, как
истукан.
- Зачем? Мистер Сеймур живет совсем рядом.
Пройдя метров сто по набережной, сворачиваем на широкую тихую улицу.
На углу высится отель в современном стиле. На его фасаде, облицованном
гранитом, неоновая вывеска: "Кодан".
- До чего унылый вид... - произносит Грейс.
- Вы слишком нелестно отзываетесь о моем отеле.
Я действительно перекочевал сюда, притом всего час назад. Верно,
окрашенный масляной краской фасад отеля "Англетер" значительно эффектнее
этого. Но я не могу себе позволить идти на такие разорительные траты
только из-за степени белизны фасада и из-за стиля мебели.
- Я не про отель говорю, а про это вот здание, - уточняет женщина.
Возле самого отеля высится огромное складское помещение почти
зловещего вида - бесчисленные окна, закрытые ржавыми ставнями, мрачные
островерхие башни.
- До чего унылый вид... - повторяет Грейс.
- Никак не подозревал, что вы склонны придавать значение внешнему
виду.
Секретарша не отвечает, продолжая идти ровным, почти солдатским
шагом.
- Вот, например, ваш внешний вид и то, как вы держитесь, нисколько не
согласуются с вашим именем, - откровенно говорю я, ибо, насколько я знаю
английский, слово "грейс" значит "грация".
- Человек не сам себе выбирает имя. Имя вам навязывают родители, а
поведение обусловливает профессия, - сухо замечает женщина.
- Только ваше поведение более свойственно секретаршам, которым уже за
пятьдесят, стройным, как гладильная доска, и жалующимся на несварение
желудка.
Грейс молчит.
- Я даже подозреваю, что и эти вот ваши очки вам совершенно ни к
чему.
- О, у них всего полдиоптрии, - небрежно бросает женщина, глядя перед
собой.
- А по-моему, и того меньше.
И, прежде чем она успела возразить, добавляю:
- Удивительно, как он не заставил вас имя свое сменить.
Секретарша несколько огорошенно смотрит поверх очков, потом неловко
бормочет:
- Не понимаю, что вы хотите сказать.
- Конечно, нельзя не признать, вам присущи какие-то черты
женственности, - говорю я. - Но чтобы их обнаружить, надо хорошенько
присмотреться.
- Интересно, как это вы сумели присмотреться ко мне, когда были так
заняты Дороти?
- При должной организации на все найдется время.
