Берту Оудику он сказал:
- Тебя еще не посадили? Не обращай внимания. На взлете моей карьеры
они пять раз отдавали меня под суд, но я не провел в тюрьме ни дня.
Луиса Инча, Мартина Матфорда и Лоуренса Салентайна он только назвал
по имени. Потом обратился ко всем и заговорил с остановками, словно
состояние его мозга вызывало замедленность речи, хотя смысл слов Оракула
был ясен.
- Джентльмены, - сказал он, - я выхожу из Сократова клуба. И мой долг
предупредить вас, я продам все принадлежащие мне акции ваших компаний. Мы
можем заработать на этом кругленькую сумму. Он засмеялся своим кашляющим
смехом. - Но самое главное, я хочу предупредить вас, ссылаясь на свой
долгий опыт. Вы должны защищаться. Кеннеди уничтожит вас всех.
Спустя два дня Лоуренс Салентайн имел свидание с президентом
Фрэнсисом Кеннеди. Встреча была короткой и деловой. Кеннеди сообщил ему,
что не будет никаких сделок с Сократовым клубом, что вся структура
американского общества должна быть изменена. Однако, сказал Кеннеди, он
может пойти на сделку с Салентайном и его коллегами, владеющими газетами,
журналами, радио- и телестанциями в Америке. Он нуждается в поддержке,
чтобы его программа была правильно освещена в средствах массовой
информации.
Салентайн отметил, что их нельзя контролировать далее определенного
предела. Существуют независимые журналисты и телерепортеры, отстаивающие
собственную точку зрения на происходящие в стране события. Многие из них
будут критиковать правовые реформы и изменения в Билле о правах, которые
не являются секретом.
Кеннеди заверил Салентайна, что понимает его и желает только в целом
поддержку владельцев средств массовой информации.
В конце концов, Салентайн, в духе свободного американского
предпринимательства, согласился на сделку. Остальные пусть заботятся о
себе сами.
25
Кристиан Кли начал готовиться к тому, чтобы оставить государственную
службу. Одним из самых важных дел было уничтожение всяких следов нарушений
закона при организации охраны президента. Предстояло ликвидировать все
материалы незаконной компьютерной слежки за членами Сократова клуба.
Сидя за массивным письменным столом в своем кабинете генерального
прокурора, Кристиан Кли использовал персональный компьютер, чтобы
уничтожить все досье. Взявшись под конец за досье Дэвида Джатни, Кли
подумал, что был прав в отношении этого парня, который наверняка является
джокером в карточной колоде. Смуглое красивое лицо своей асимметричностью
выдает неуравновешенность психики. Последняя информация сообщала, что он
направляется в Вашингтон. Кли ощутил трепет охотника, учуявшего дичь. Этот
парень может стать источником неприятностей. Потом Кли вспомнил совет
Оракула, над которым давно думал, и пришел к выводу - пусть решает судьба.
Он нажал на стирающий ключ компьютера и Дэвид Джатни бесследно исчез
из всех правительственных досье. Что бы ни случилось, его, Кристиана Кли,
нельзя ни в чем обвинить.
За две недели до инаугурации президента Кеннеди Дэвид Джатни стал
испытывать беспокойство. Ему хотелось сбежать от ослепительного солнца
Калифорнии, от звучных дружеских голосов со всех сторон, от залитых лунным
светом благоухающих пляжей. Он чувствовал, как утопает в коричневой,
смахивающей на сироп атмосфере здешнего общества, и все же он не хотел
возвращаться домой в Юту и быть ежедневно свидетелем счастья своих
родителей.
Ирен переехала к нему. Она хотела сберечь деньги, уходившие на аренду
квартиры, и чтобы отправиться в Индию учиться у гуру. Ее друзья
откладывали свои сбережения, чтобы нанять самолет, и она хотела
присоединиться к ним со своим маленьким сыном Кэмпбеллом.
Дэвид Джатни поразился, когда она рассказала ему о своих планах. Она
не спрашивала, можно ли переехать к нему, она просто утверждала свое право
на это. Она выложила ему свой план, как приятель приятелю, словно он один
из ее калифорнийских друзей, которые то и дело переселялись друг к другу
на неделю или больше. Это было вовсе не желание в будущем женить его на
себе, а просто проявление товарищества. Ей и в голову не приходило, что
она навязывается, что его жизнь может оказаться сломанной, когда странная
женщина и странный ребенок станут частью его повседневного быта.
Ирен поражала его необыкновенной целеустремленностью в каждой грани
своего бытия. В политическом плане она придерживалась левых убеждений,
тратила массу времени и энергии на работу в Лиге арендаторов Санта-Моники,
погружалась в восточные религии, страстно мечтала о том, чтобы поехать в
Индию и заниматься там под руководством гуру. В сексе она действовала
прямолинейно и властно, без всяких предисловий, а после занятий любовью
хватала книгу по индийской философии и погружалась в чтение.
Более всего Дэвида Джатни приводило в ужас ее намерение взять ребенка
с собой в Индию. Ирен была из тех женщин, которые абсолютно уверенны, что
утвердят себя везде, что судьба благосклонна к ним, что с ними не может
случиться ничего дурного. Дэвид Джатни представлял себе маленького
мальчика, спящего на улицах Калькутты вместе с тысячами больных и нищих. В
минуту гнева он сказал ей, что не может понять людей, верящих в религию,
которая не препятствует размножению сотен миллионов людей, обреченных на
нищету. А она ответила, все происходящее в этом мире несущественно,
поскольку то, что совершится в следующей жизни, будет гораздо более
интересным и вознаградит за все. Дэвид Джатни не видел в этом логики. Если
вы перевоплощаетесь, то где гарантия, что не окажетесь в такой же жалкой
жизни, как и та, которую вы покинули?
Джатни приходил в восторг от Ирен и от того, как она обращалась со
своим сыном. Она частенько брала маленького Кэмпбелла на политические
собрания, потому что ее мать не всегда могла прийти и посидеть с
мальчиком, к тому же Ирен была слишком горда, чтобы часто обращаться к ней
с такой просьбой. На этих политических или религиозных собраниях она
укладывала его в маленьком спальном мешке у своих ног. Иногда, когда
детский садик, который он посещал, бывал по каким-либо причинам закрыт,
она даже брала мальчика к себе на работу.
То, что она преданная мать, не подлежало сомнению, но Дэвида Джатни
поражало ее отношение к материнским обязанностям. Она не испытывала
естественного желания оберегать своего ребенка, не волновалась, что что-то
может повредить ему, а относилась к сыну, как относятся к любимому
домашнему животному, собаке или кошке. Ее совершенно не беспокоило, что
думает или чувствует ребенок. Она была убеждена, что материнство ни в коей
мере не должно ограничивать ее жизнь и превратиться в обузу, что она
должна сохранить свою свободу. Дэвид думал, что Ирен немного сумасшедшая.
Однако она была хорошенькой и когда концентрировалась на сексе, могла
быть неотразимо страстной. Дэвид наслаждался близостью с ней. Она была
вполне умелой в повседневных делах и не доставляла особых хлопот, так что
он разрешил ей переехать к нему.
Двух последствий этого он никак не мог предвидеть: во-первых, стал
импотентом, а во-вторых, полюбил маленького мальчика Кэмпбелла.
Готовясь к их приезду, он купил большой чемодан, и уложил в него свои
ружья и патроны. Он не хотел, чтобы четырехлетний ребенок случайно взял в
руки оружие. Так получилось, что к этому времени у Дэвида Джатни набралось
достаточно орудия, чтобы снарядить супергероя-бандита: два ружья,
автоматический пистолет, коллекция ручного огнестрельного оружия. Один
такой маленький пистолет двадцать второго калибра он носил в кармане
пиджака в кожаном футляре, больше походившем на перчатку, а по ночам
обычно клал его под подушку. Когда Ирен и Кэмпбелл переехали к нему, он
спрятал этот пистолет вместе с остальным оружием и повесил на чемодан
прочный замок. Даже если ребенок обнаружит чемодан открытым, он никак не
сможет догадаться, как зарядить оружие. Другое дело Ирен. Не то, чтобы он
не доверял ей, но она была женщиной с причудами, а причуды и оружие не
сочетаются.
В день их приезда Джатни купил для Кэмпбелла несколько игрушек, чтобы
мальчик не чувствовал себя потерянным. Укладываясь спать в этот первый
вечер, Ирен постелила сыну на диване, раздела его в ванной комнате и
надела пижамку. Джатни заметил, как мальчик смотрит на него. В этом
взгляде была настороженность, страх и едва заметное смущение. Джатни
словно осенило - он узнал в этом взгляде себя. Маленьким мальчиком он
понимал, что его отец и мать покинут его, чтобы заняться любовью в своей
спальне.
- Послушай, - обратился он к Ирен, - я буду спать здесь на диване, а
малыш может спать с тобой.
- Глупости, - отозвалась Ирен. Он совсем не против спать один. Правда
Кэмпбелл?
Мальчик молча кивнул. Он вообще редко разговаривал.
Ирен с гордостью продолжала:
- Он у меня храбрый мальчик. Не так ли, Кэмпбелл?
В эту минуту Дэвид Джатни ощутил острую ненависть к ней. Подавив в
себе это чувство, он сказал:
- Мне нужно кое-что написать, я лягу поздно. Думаю, будет лучше, если
первые несколько ночей он поспит с тобой.
- Если тебе нужно поработать, ладно, - весело согласилась Ирен.
Она протянула руку к Кэмпбеллу, мальчик спрыгнул с дивана и, прибежав
в ее объятия, спрятал голову у нее на груди.
- Ты ведь собираешься пожелать доброй ночи дяде Джату? - обратилась
она к мальчику и ослепительно улыбнулась Дэвиду. Улыбка сделала ее лицо
прекрасным.
Как он понял, ее личная маленькая шутка, своеобразный способ сообщить
ему, как она обращалась к мальчику, когда жила с другими любовниками, и
дать ему почувствовать свою благодарность за то, что он не разрушает ее
веру в людей.
Мальчик все еще стоял, прижавшись лицом к ее груди, а Дэвид нежно
потрепал его по плечу и сказал:
- Спокойной ночи, Кэмпбелл.
Мальчик поднял голову и посмотрел Джатни в глаза. Это был особенный
вопрошающий взгляд ребенка с любопытством взирающий на совершенно новый
объект в его маленьком мирке, словно он мог представлять собой опасность.
Дэвид Джатни был поражен этим взглядом. Он заметил, что у мальчика
необычайно утонченное лицо, редко встречающееся у таких маленьких детей, -
высокий лоб, блестящие серые глаза, четко очерченный решительный рот.
Кэмпбелл улыбнулся Джатни, и это волшебным образом преобразило лицо
мальчика, которое осветилось доверием. Он протянул руку и коснулся лица
Дэвида, а потом Ирен увела сына в спальню.
Через несколько минут она вернулась и поцеловала Джатни.
- Спасибо тебе за твою заботу, - сказала она. - Мы можем по-быстрому
перепихнуться, прежде, чем я вернусь туда.
Она произнесла эти слова, не сопровождая их никакими зазывными
телодвижениями. Это было просто дружеское предложение.
Дэвид Джатни подумал о маленьком мальчике, который за дверью спальни
ждет свою маму, и произнес:
- Нет.
- Ладно, - весело ответила она и отправилась в спальню.
Последующие несколько недель Ирен была чрезвычайно занята, взяв
дополнительную работу, которая плохо оплачивалась и отнимала много
времени. Она участвовала в кампании за переизбрание Кеннеди, чьей
страстной поклонницей была, без конца говорила о социальных программах,
которые он отстаивает, о его борьбе с богачами, о битве за реформу
правовой системы. Дэвид думал, что она просто очарована внешностью
Кеннеди, его магическим голосом и трудится в местном штабе за переизбрание
Кеннеди, понуждаемая скорее страстью, нежели политическими убеждениями.
