получалось.
Слух о сверхъестественных способностях Риги докатился до Гаттина Второго.
Тот пригласил пятилетнего мальчика к себе и велел рассказать, как умрет
его правитель. Рига заплакал и сказал, что точно не знает. Правитель велел
высечь упрямца, а потом снова призвал его к себе, но результат был точно
таким же.
/примечание. Это единственный известный нам случай, когда Рига не знал,
как умрет тот или иной человек. Вернее, он сказал, что не знает. Было ли
так на самом деле и что стало причиной этого, нам не известно/.
Постепенно, к двенадцати годам, мальчик окончательно теряет всех друзей и
знакомых, так как те сторонятся его, напуганные необычной способностью.
Впрочем, если быть точными, настоящих друзей у него никогда не было.
Он попросту не успел ни с кем подружиться; напуганные родители запрещали
своим детям играть и разговаривать с Ригой. Они считали, что тот своим
взглядом не видит, а обрекает на ту или иную смерть. Мальчику не было места
при дворе, и он это знал.
Осенью в Гардгэн пришел один из сууров, бродячих мудрецов. Он гостил
недолго. Когда суур ушел, Рига ушел вместе с ним.
Родители не слишком горевали за сыном, который к тому времени причинил им
достаточно беспокойства. Разумеется, они порывались его искать, но довольно
вяло, скорее для вида. Сам Рига им был за это благодарен.
Он странствовал с сууром довольно долго - и вернулся в Гардгэн уже в
возрасте тридцати семи лет.
К тому времени в стране произошел переворот. Гаттин Второй был разорван
собственными псами, один из заговорщиков успел к тому же метнуть дротик,
попавший прямо в горло правителя.
/примечание. Возможно, именно поэтому Рига не был уверен, как именно
умрет Гаттин/.
Шута Блюра, оказавшегося во время убийства рядом с правителем,
пристрелили из лука, а его жена, узнав о случившемся, взрезала себе вены.
Врачеватель же, когда восставшие вошли к нему в покои, швырнул в огонь
порошок; взрыв, случившийся после этого, разворотил стену и, разумеется, не
только покалечил вошедших, но и убил лекаря.
/примечание. В общем-то, не понятно, почему врачеватель совершил
самоубийство. Он вполне мог остаться и жить при новом правителе.
Некоторые исследователи полагают, что своим предсказанием Рига вынудил
лекаря совершить это. Разумеется, окончательно разрешить этот вопрос мы не
в состоянии/.
В результате переворота власть в стране перешла в руки самозваного
правителя - Зшириза. Впрочем, прожил он недолго.
Проклятый явился в Гардгэн, будучи уже довольно известным. Слава (дурная,
заметим, слава) бежала впереди него, и каждый в стране был абсолютно
уверен, что встретившись с Ригой Проклятым, узнает о том, как умрет.
Оказавшись в столице, предсказатель направился прямиком во дворец.
Ниже мы приводим отрывок из Летописи Ашэдгуна новых времен , писаной
Ганелем.
Месяц Нуз-Ал, день третий.
/пропущено авторами/
Впустили Проклятого. Я видел Ригу еще мальчиком, и он всегда был
замкнутым, болезненным, с этим своим подрагивающим веком. И теперь я узнал
его только по веку - оно дергалось, как прежде; напоминая мне горло
лягушки. Вокруг Проклятого распространялась явственно ощутимая атмосфера
угрюмой торжественности. Вельможи замирали и опускали глаза, стоило им
только встретиться с ним взглядом. Рига мало обращал на это внимание -
привык, наверное. Он не смотрел по сторонам, шел к трону.
- Зачем ты явился? - сказал ему Зшириз.
- Ты знаешь, - ответил Проклятый. Веко его задергалось сильнее.
Одет был Рига в обычный дорожный халат, не дорогой, но удобный, с
широкими карманами - в эти карманы он и опустил свои руки. Телохранители
напряглись, но Зшириз остановил их взмахом руки:
- Он убивает словом - не действием. Говори. И знай, я не поддамся.
- Я знаю, - сказал Проклятый. - Ты умрешь от кинжала.
- Всё? - насмешливо спросил Зшириз.
- Нет, - покачал головой Рига.
Он шагнул вперед и резким движением поправил прядь волос.
- Вот теперь всё.
Я только сейчас понял, что произошло. Правитель сполз вниз, к ступенькам
своего трона,
он пытался выдернуть скрюченными пальцами кинжал из горла, - но уже не мог.
Телохранители накинулись на Ригу, заломили ему руки, а тот, не обращая на
них никакого внимания, плюнул в лицо умирающего.
- Ты убил Гаттина, - но я мстил за мать и отца.
Это все, что он сказал .
По свидетельству Ганеля, в течение нескольких следующих часов произошел
очередной дворцовый переворот. Кропрэг, сын Гаттина Второго, сумевший
бежать и скрывавшийся вдалеке от родины, воссел на троне благодаря
вооруженной поддержке своих сторонников.
Но эта часть истории Риги Проклятого мало затрагивает предмет нашей
книги.
Значительно более интересна та роль, которую сыграл в случившемся
безымянный суур, о котором упоминает Ганель.
Месяц Нуз-Ал, день пятый.
/пропущено авторами/
Рига не принимал участия в происходящем. Он заболел, и в этом было мало
удивительного. Как я уже писал, он всегда был болезненным мальчиком.
За событиями, имевшими, несомненно, историческое значение, на болезнь
Риги никто не обратил внимания. Его положили в людской и забыли о нем.
Никто не хотел возиться с Проклятым.
Это случилось два дня назад. Сегодня во дворец явился суур. Я узнал его -
именно с ним когда-то ушел странствовать Рига. Суур спросил о Проклятом,
его отвели к больному.
/пропущено авторами/
Месяц Нуз-Ал, день седьмой.
/пропущено авторами/
Умер Проклятый. Суур был при нем все это время. Тело по приказу мудреца
сожгли на погребальном костре. Такой чести удостаивают только вельможных
господ, но суур настоял, а Кропрэг был не против. Пепел суур унес с собой .
Так закончилась жизнь Риги Проклятого.
Следующее известие о носителе феномена...
Я оторвался от книги и покрутил колесико настройки. Лампа стала светить
чуть ярче; я продолжал чтение, пролистнув несколько следующих страниц.
Как уже сказано в предыдущих разделах, способности Пресветлых условно
можно разделить на полезные и вредные; прежде всего - полезные либо вредные
для их носителя. И если те, кто оказывался обладателем последних, во многом
повторяли судьбу Риги Проклятого, остальные проживали свою жизнь
более-менее спокойно. Но все равно, так или иначе, сталкивались с суурами.
Бродячие мудрецы, несомненно, сыграли свою роль в истории феномена
Пресветлых, а сыграв ее, ушли со сцены (см. Приложение 5).
Что же касается...
Нет, света лампы явно уже не хватало на то, чтобы читать нормально. Или
это все оттого, что вокруг темно?
Я потер глаза и понял, что устал. Денек выдался очень насыщенным, совсем
даже не похожим на прочие выходные дни. Читать дальше было бессмысленно -
все равно я не пойму ни слова, а прочтение одной и той же фразы десять раз
подряд мало что даст, кроме ощущения собственной непроходимой тупости. Нет,
не спорю, полезное ощущение - но полезное лишь иногда и в малых порциях.
Место, на котором я остановился, пришлось заложить тоненькой матерчатой
закладкой. Я отодвинул книгу и задумался. Не хотелось оставлять Феномен
здесь, потому что, судя по всему, вернусь я сюда не скоро. Ну что же, не
будет большого греха, если возьму книгу с собой в комнату. Буду
проглядывать вечерами, перед сном.
Я так и поступил.
Запер библиотеку, занес книгу к себе и спустился в Большой зал. К моему
удивлению, в такое позднее время там все еще сидели люди. А именно: Данкэн
и чета Валхирров. Я пристроился рядом, пожелал коллегам приятного аппетита
и приступил к ужину.
Но с такой любопытной компанией особенно много не наужинаешь. Господин
Валхирр, порядком осунувшийся за последние надцать часов, даже, кажется,
похудевший, смотрел прямо перед собой и ел мало. Лицо его не переставало
отражать эмоции жены, а иногда - Данкэна или мои собственные. Кажется,
господин Валхирр уже догадался о том, что с ним происходит нечто ужасное и
крайне неприятное, но никак не мог от этого избавиться. Данкэн же, по
своему обыкновению, уничтожал блюда одно за одним и проявлял ко всему
окружающему полное безразличие. Несомненно, безразличие показное.
Короче говоря, все понимали неестественность ситуации, но сохраняли
хорошую мину при плохой игре.
А что же госпожа Валхирр?
Я посмотрел на нее и перехватил взгляд этой женщины, затравленный,
испуганный; лишь на одно короткое мгновение она позволила этим чувствам
завладеть собой и проявиться. Потом все пропало. Но я все-таки был уверен,
что не ошибся и видел то, что видел.
Другие ничего не заметили. По крайней мере, Данкэн все так же предавался
чревоугодничеству, а господин Валхирр с услужливостью зеркала отражал при
этом все эмоции журналиста. Видимо, делал он это потому, что на данный
момент именно они были наиболее сильными. Если бы я дочитал Феномен , я бы
знал точно, а так приходилось только догадываться.
Госпожа Валхирр ела не торопясь, часто поднимала голову и смотрела на
мужа, но старалась делать это как можно бесстрастнее. Данкэн вообще не
отрывал взгляда от тарелки. Господин Валхирр ел мало - у него сейчас
имелись другие заботы.
Вдруг одна из ламп-факелов, висевших в зале, со стеклянным треском
взорвалась, осколки брызнули во все стороны.
Господин Валхирр вскочил со своего места и закричал. Он отшвырнул в
сторону стул (замечу, довольно массивный стул) и выбежал прочь.
Данкэн тоже поднялся и вопросительно посмотрел на супругу Валхирра.
- Прошу вас, успокойте его, - умоляющим тоном произнесла она, глядя на
журналиста. - У меня уже нет на это никаких сил.
Данкэн отрывисто кивнул и вышел вслед за Валхирром.
Я смущенно молчал и опускал глаза.
Госпожа Валхирр закрыла лицо руками:
- Вы тоже заметили, правда? Он изменился, страшно изменился. Вы не
знаете, что с ним?
- Нет, - соврал я.
Она закивала:
- Да-да, конечно. Простите за глупый вопрос - откуда вам знать. Наверное,
нужно спросить у господина повествователя.
- Не нужно, - сказал я, злясь на себя за то, что делаю. - Не нужно.
Думаю, к завтрашнему утру это пройдет. Или даже к сегодняшнему вечеру.
- Уже вечер, - сказала она.
- И все-таки советую вам повременить. Тем более, мне кажется, что
господина Мугида вам
сейчас не найти.
- Да, - прошептала эта немолодая, чуть полноватая женщина. - Да, но... Я
боюсь за Каэля.
Мы прожили с ним вместе много лет, и он всегда был заботливым мужем, но
сегодня... Это ведь не забота обо мне, это какая-то страшная форма
сочувствия - со-чувствия, когда все, буквально все! находит отражение... в
нем. Я боюсь.
- Не бойтесь. Уверен, все обойдется, - ложь, конечно, но именно такие
слова успокаивают лучше, чем любые аргументы и доводы.
Она кивнула.
- Спасибо вам. Я пойду к себе - если придет Каэль, скажите ему это.
- Скажу, - пообещал я. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Госпожа Валхирр ушла, я остался один.
Вскоре вернулся Данкэн. Он открыл было рот, намереваясь заговорить, но
вспомнил что-то и промолчал. Только бросил отрывисто:
- Все в порядке, он уже пришел в себя. Кажется, окончательно.
Я кивком поблагодарил за информацию и продолжал есть.
Журналист вскоре закончил ужинать, церемонно попрощался со мной и, держа
спину прямой, как гладильная доска, вышел. Вскоре отправился на покой и я.
Читать сегодня больше не хотелось. Я подошел к окну и снял с него
заглушку - комната мгновенно наполнилась завыванием. Ветер внизу, в ущелье,
пел древний погребальный гимн, и мне очень хотелось надеяться, что этот
гимн - не по нам. Некоторое время я слушал его, потом поставил заглушку на
место и отправился в кровать.
Закончилась первая неделя моего пребывания в Последней башне .
(С) Rara avis, 1998
