- Едут!
И, еще не глянув в окно, по интонациям, главарь шайки понял: появились на
проселочной дороге именно такие, каких ждали.
- Едут! - подтвердил, возникая на пороге, пуская" в избу морозные клубы,
коротконогий малый со странной кличкой Крахмальный Грош.
Уверенной, не расплескавшей к сорока годам силы рукой Скоба сгреб свою
медвежью шубу, нахлобучил малахай, шагнул за дверь.
Сразу увидел в цуговой упряжке пару коней каурой масти, и двоих седоков в
розвальнях разглядел, хоть пока около версты отделяло.
Повозка приближалась к косогору. Дорога особенно близко подходила,
прямо-таки прижималась к его подошве в том месте, где стояла избушка.
Всего-то и дел: выждать, пока копыта коней ступят на этот прижим и мигом по
неглубокому снегу скатиться вниз, очутиться около самой повозки. Впрочем,
пока Скоба, Шишка и Крахмальный Грош стояли около избушки, двое из
сообщников предусмотрительно переместились поближе к санной дороге.
Скоба нашарил в кармане, вытянул край замызганной красной тряпицы.
-Убедился: на месте, и тотчас снова спрятал. Не случайно проверил: по
взмаху тряпицей все его люди придут в движение.
Чем ближе повозка, тем внимательнее глядел: не на ездоков, они его не
интересовали, - пытался угадать степень усталости коней; сколько пробежали
и на что еще способны нынче; какой отдых для восстановления сил
понадобится. Верст пятнадцать еще пробегут легко, а там отдых задать.
Думая, не забывал примечать, что рыжеватая конская масть уже мелькает
внизу между зеленохвойных веток. Тряпица появилась в руке, поднял над
головою, потряс ею и степенно, как подобает главарю, направился вниз. Даже
не подумал глядеть, как живо мотнулись к повозке по его знаку.
Когда приблизился, ездоки уже были вытолканы из саней. Шишка красовался в
крепкой дохе одного из них. Свою латанную одежонку Шишка великодушно кинул
под ноги обобранному владельцу дохи. Тот не спешил облачаться в "подарок",
да Шишка и не настаивал, азартно обшаривал, выворачивая наружу карманы
путников.
Не оставался без дела и Крахмальный Грош, переворашивал сено в санях:
вдруг да под ним что запрятано.
- Одна саренка, - разочарованно сказал Шишка, подкидывая на ладони мелкие
монеты.
- Откуда и куда? - сурово справился у недавних владельцев повозки Скоба.
- Из города в Наумовку. За продуктами, - ответил тот, с которого сняли
доху.
- Без Денег? - с сомнением усмехнулся Скоба.
- Так к сестре...
- Лошади твои?
- Нет своих. Под залог взяли у татарина.
- Ну, а я у тебя под залог, - ухмыльнулся Скоба, садясь в сани.
- Не надо, а... Что скажу хозяину, - жалобно, со слезой в голосе,
проговорил лишившийся теплой собачьей дохи.
- А скажешь, хвалил и его лошадей,- весело отозвался Скоба. - Поехали!
Но-о! - распорядился под дружный смешок приятелей, сам вожжой понаддал по
крупу коренника.
Отъехали сажен двадцать-тридцать, крахмальный Грош обернулся. Ограбленные
все продолжали стоять.
- Где-то раньше их видел. Обоих.
Никто не отозвался. Проехали еще с десяток сажен.
- Вспомнил! - Крахмальный Грош ударил себя по лбу. - Этот вон, который
молчал все время, свечами торговал в кафедральном соборе.
И опять никто не откликнулся (эка персона - свечами торговал). Но
Крахмальный Грош и не ждал удивлений, продолжал:
- Он этими свечами по великим праздникам торговал. Как почетный староста!
На сей раз безучастным не остался ни один. Многого могли не знать, а то,
что почетным старостой кафедрального, то есть главного в губернии, собора
случайного, без имени и состояния человека не выбирали, - это было известно
всем.
А Крахмальный Грош не унимался, память его выуживала новые подробности:
- Шагалов это. Купец первой гильдии. Дом его на Соборной площади стоит. А
тот, с какого доху содрали, - он на секунду пятерней вцепился в меховую
обнову Шишки,- в главном магазине у Шагалова распорядитель старший.
- А ну назад! - велел Скоба. И быстро развернутые на узком санном пути
кони резво помчали навстречу потерпевшим хозяевам, жертвам грабежа.
Хотел не хотел лишившийся дохи, а мороз заставил облачиться в верхнюю
ветхую одежонку, кинутую Шишкой. Вид у него сразу стал донельзя потешный,
скоморошеский. Грабители на это не обращали внимания, настроены были
серьезно.
- Так в Наумовкук сестре, говоришь? - грозно спросил Скоба.
- К ней...
- А чего ж ты... - Скоба матерно выругался, - лучше хозяина в дорогу
снарядился?
- Какого хозяина?
- А рядом с тобой стоит.
- Так какой он хозяин мне, сродственник он.
- Звать как сродственника?
- Головачев. Оба мы Головачевы. - Облаченный в дранье с чужого плеча
попытался улыбнуться. Улыбка не далась.
- Во едет на небо тайгою(6), - не выдержал Крахмальный Грош. - Ты-то,
может и Головачев, а вот он - Шагалов. Петр Иннокентьевич. От Тюмени аж до
самого Иркутска богатей известный. Миллионер.
- Сам-то чего молчишь! Аль язык отсох? - Скоба шагнул к тому, о ком шла
речь - коренастому мужчине с еле заметным застарелым шрамом на щеке,
одетому в крестьянское.
- Ну, Шагалов...- хмуро подтвердил свое имя купец. - Был миллионер, да
весь вышел.
- Большевики ощипали?
- Все. Кому не лень было.
- Так что теперь за милостыней в Наумовку ездишь?
- Выходит.
- Будет врать-то. Я, на дорогах стоя, состарился. За харчами и к матери
так не ездят. Опять же, имя чего таил, а? Нет, купец, другое у тебя на уме.
- А ты проверь.
- В Наумовку ехать? Недосуг.- Недолго Скбба молчал, потом приказал: -
Вяжи их, ребята! С собой повезем.- Голос главаря зазвучал неожиданно резко
и зло. Знавшие его близко боялись таких интонаций.
Когда опять лошадей развернули в нужном направлении, готовы были
отправиться, главарь предупредил:
- Чур, двое своим ходом. Попеременке. Животину жалеть будем.
Поздним вечером добрались до Пихтовой, остановились среди заснеженных
тополиных деревьев неподалеку от церковной ограды. Встретившие,
находившиеся в городке четверо людей из шайки Скобы (шайка теперь была в
полном составе), доложили: служба давно закончена, однако поп все еще
чего-то торчит в церкви. Отворена ли дверь - неизвестно, но даже если
заперся, - эка помеха. Попадья с дочкой дома, в окнах темно. Легли или
сидят без огня. Кого-кого, а их опасаться нечего: одни с наступлением
сумерек за порог не выходят, боятся. Дьякон и сторож у себя по квартирам.
Отец Леонид обязательно оповещает обоих, когда отправляется спать. В
поповском доме еще какая-то странница-богомолка, вчера объявилась, но та
совершенно безопасная - еле ковыляет с палкой, ее и привели-то со станции
под руки старухи. Вот и все, что имеет отношение к причту...
Скоба, выслушав, велел поставить коней в укромном месте, дать им хороший
корм, следить за дьяконом и сторожем, не спускать глаз с поповского дома.
Подошли к церкви. Готовились ломать дверь, оказалось, она изнутри не
заперта.
Главарь вдвоем с Шишкой скользнули под своды храма, где горело несколько
свечек. Отца Леонида увидели сразу. Священник стоял неподвижно у царских
врат вполоборота к ним. Поверх подрясника или рясы на плечи было накинуто
пальто. Язычки свечек, от того, что, входя, приоткрывали дверь, дружно
колыхнулись. Отец Леонид внимания не обратил.
Знаком главарь велел приятелю привести пленников, сам направился к
священнику.
- Принимай гостей, святой отец, - сказал обычным своим голосом. Под
сводами прозвучало очень громко, кажется, неожиданно для самого Скобы.
Отец Леонид попятился, вздрогнул. Было от чего. В медвежьей лохматой шубе
и растрепанном малахае, заиндевевших на морозе, вдобавок с маузером в руке
неожиданный гость впечатление произвел устрашающее.
- Темно у тебя, поп. Свечки экономишь, - недовольно и сбавляя тон, сказал
Скоба, глянув в темноту под купол.
- Никого нет, - ответил отец Леонид. Нервно огладив короткую светлую
бороду, поправился. - Не было.
- А теперь - я.
Шандал с погашенными свечками стоял перед иконостасом. Скоба по-хозяйски,
бесцеремонно взял горящую свечку, от нее засветил другие. Одну, вторую,
третью. Суровые лики святых глянули с темно-золотистых закопченых досок.
- С оружием да в головном уборе в святилище, - осуждающе сказал отец
Леонид, быстро справившись с волнением.
- Не твое дело, поп. - Скоба корявым пальцем грубо ткнул в край иконы,
где виднелись следы от выдернутых гвоздиков. Образа-то в ризах были?
- В ризах...
- Небось, на одной эфтой серебра фунтик с лишком?
- Не знаю...
- Было. А куда смылилось?
Отец Леонид молчал.
- Ладно, не отвечай, - Скоба передвинулся к другой иконе. - Все одно
вранье будет...
Священник что-то хотел сказать, но тут Крахмальный Гроши Шишка втолкнули
в полутемную церковь пленников со связанными за спиной бечевкой руками, и
главарь шайки все внимание отдал им.
- Ну что, купец, - вплотную подступил он к Шагалову, - исповедуйся в
храме Божьем, расскажи, куда ехал?
- И ты не молчи, помогай хозяину, - Шишка толкнул в плечо второго
пленника.
- Чего еще надо? Все сказано, - угрюмо отозвался Шагалов.
- Значит, в Наумовку?
- В Наумовку.
- Ну-у, купец, так мы не поладим. Долго ждать недосуг, на терпенье я
слаб. Учти.
- У Петра Иннокентьевича целый унтер-офицерский батальон на постое был.
После красные пришли, разграбили, - вступился за хозяина доверенный.
- Вчистую? - глаза Скобы сверкнули из-под малахая.
- Вчистую.
- А кубышка? Без кубышки купцов не бывает. Верно я говорю. Крахмальный
Грош?
- Не бывает, - подтвердил тот.
- А скажи, свечами толстыми, чай, торговал купец в соборе?
- Разными, - ответил Крахмальный Грош.
- Такие, поди, были? - взял Скоба с шандала огарок толщиной с
указательный палец.
- Были, - кивнул сообщник.
- И такие? - в руках у Скобы оказался огарок совсем тонюсенький, с
детский мизинчик.
- И такие. - Крахмальный Грош не понимал, куда клонит главарь.
- Столы, скамейки здесь есть?
- Вопрос Скобы, вроде, был адресован священнику, однако он промолчал, а
Шишка с готовностью закружил с зажженной свечкой по церкви в поисках
мебели. Из правой двери алтарной принес широкую скамейку. Отец Леонид хотел
было вмешаться, когда Шишка, проникнув в алтарь, чертыхаясь, возился со
скамейкой, - двое до сей поры неприметных мужичков возникли перед ним,
сжали руки: "Охолонись, батюшка".
- Там еще лавка, - сказал Шишка.
- Неси. - Скоба неожиданно размахнулся и ударил рукояткой маузера
Шагалова по голове, так, что тот рухнул на пол. Только глухо ухнуло под
сводами упавшее тело.
Приказание быстро было исполнено.
- А теперь привязывайте их к лавкам и обутки снимайте.
Помощники выполнили распоряжение главаря четко. Кинули, как куль, на
скамью Шагалова, намертво прикрутили к ней веревками, которые, похоже,
постоянно имели при себе. Пимы, портянки, носки полетели на пол.
Доверенный, кажется, ясно понял, к чему все клонится, как рыба, пойманная
в сети, затрепыхался всем телом. Тщетно. Хваткие, как клешни, зровенные
руки разбойников утихомирили, примотали к лавке и его.
- Не позволю храм Божий в пыточную превращать, - раздался громкий голос
священника.
- Общайся с Богом, поп, не вмешивайся, - посоветовал ему Скоба. Понизив
голос до шепота, зловеще пообещал: - До тебя еще очередь дойдет.
Скоба из рук лучшего своего приятеля забрал свечку, склонился над
очнувшимся купцом.
- Ну, говори, купец, не дури, - сказал почти дружелюбным тоном.
Глаза Шагалова, налившиеся слезами и кровью, смотрели с ненавистью. Он
молчал.
- А ты? - переместился от купца ко второму пленнику, осветил ему лицо
Скоба.
Постоял в ожидании, потом резко выпрямился, сказал, глядя на огонек
свечи:
- Тряпками им рты забейте, шибко слыхать тут.
И это приказание главаря выполнили, не мешкая. Главарь присел на
корточки, поднес свечу к большому пальцу ноги купца. От боли Шагалов
дернулся всем телом, веревки не пускали. Скоба на секунду отдалил свечку.
Опять приблизил. Медленно повел огонек по ногтям пальцев ноги, словно
