окружения в своих действиях. Скорее всего, и красных не принимал, и в
своих, с кем сражался в одном стане, разочаровался. А после смерти матери
на чужбине у него не осталось, кроме Родины, никакого иного источника,
откуда можно было черпать силы для жизни, во имя чего стоило продолжить
жизнь....
Выбрав место поположе, Зимин спустился с кручи вниз, пошел по наторенной
извилистой и ныряющей вверх-вниз тропке среди деревьев.
Длинная узкая песчаная нолоска, истоптанная босыми ногами, мелькнула
впереди. Разросшиеся тальники едва-едва не смыкались над этой полоской, и
потому сверху ее было не разглядеть.
Ступив на сыпучий светло-желтый песок, он остановился, взглядом поискал
дерево, упоминавшееся пасечником в рассказе о конце Взорова. Ни на вершине,
ни по склону ниже не было ни одного высохшего дерева. Поваленных буреломом
сосен, пихт, елей - молодых, тонкоствольных, и старых, кряжистых, - много,
а вот сухостойного - ни одного.
Он наклонился, зачерпнул пригоршню сухого песка, глядел как песок
медленно струится между пальцами под ноги. Как знать, может, он находится
на том самом месте, где сидел Тютрюмов, поглядывая на свой "Смит-Вессон" и
поджидая, когда приблизится Взоров? Или же Взоров упал на этом месте,
застигнутый пулями Тютрюмова?.. А возможно, в двадцатом году песчаная эта
полоска была дном, с которого командир ЧОНа, ныряя, доставал
опломбированные тяжелые мешочки?..
Мальчишьи громкие голоса неподалеку за густыми кустами прервали его
мысли. Он стряхнул прилипшие к ладоням песчинки, пошел напрямик, раздвигая
кусты, на эти голоса.
Двое худых и загорелых, раздетых по пояс пацанов лет по
двенадцати-тринадцати стояли по колена в затянутой ряской воде, ловили на
спиннинги рыбу. В траве белели брюха некрупных щук, приметны были среди
улова в траве и темные хребты двух-трех рыбин посолиднее.
Один из мальчишек, рыжий, с вихром на затылке, быстро-быстро крутил диск
спиннинга, сам все дальше медленно уходя в зазелененную ряской воду,
приговаривая: "Только б леса не лопнула".
Толстая леса была натянута над водой как струна. Приятель, не зная чем
помочь, опустив свой спиннинг, тоже, как и Зимин, следил за ходом поединка.
Юный рыбак, блесну спиннинга которого заглотила крупная хищница,
остановился, осторожно-остороикно попятился к берегу, не зарывая при этом
мотать к себе лесу.
- Палку найди. Появится из воды, огреешь ее, - скомандовал приятелю.
Тот живо бросил свой спиннинг вбок, на осоку, припустил к берегу
исполнять приказание. Тут лишь заметив Зимина, скользнул по его лицу
безразличным взглядом и заметался по берегу в поисках палки. Зимин
огляделся, ничего подходящего, чем можно бы оглушить рыбину, не было
поблизости. А крупнющая щука, уже вытащенная наполовину из мелководья,
билась, трепыхалась всем телом в мутно-зеленой воде..
И взбурленная кипящая вокруг щуки вода, и крупная ее голова с раскрытой
пастью, и резкие судорожные извивы - все выглядело устрашающим. Вихрастого
мальчишку, похоже, волновало одно: как бы не ушла добыча. Умело, несуетно
он вел щуку к берегу.
С невольным азартом наблюдая, ожидая, чем же закончится поединок, Зимин
позавидовал юным рыбакам. Не урони по пьянке в церковный колодец револьвера
охранник Холмогоров и не задержи тем самым Нетесова в городе, не пришлось
бы сейаас быагь сторонним наблюдателем, сам бы ловил. Хотя и поисков золота
в таком случае тоже не было бы...
Второй юный рыбак появился с увесистой палкой, когда особая необходимость
в ней уже отпала: крупная матерая щука, вся грязная, в иле и в зелени, была
вытащена на берег подальше от воды, и хотя еще крепко билась, уйти уже не
могла. Могла лишь поломать спиннинг. Рыжий, с ног до головы грязно-зеленый,
как и добыча, взял из рук друга палку, ударил рыбину по голове. Для
верности - другой раз. Лишь после этого обратил внимание на постороннего
мужчину рядом.
- Молодец! - сказал Зимин.
- Молодец, - серьезно согласился с похвалой в свой адрес рыжий.
- Хорошо ловится? - спросил Зимин.
Мальчишка в ответ только хмыкнул: дескать, не без глаз, видно же.
- А вы сюда посмотреть, где клад беляки прятали? - спросил в свою
очередь.
- Почему так решил?
- А больше зачем здесь чужим, приезжим, бывать? - резонно заметил рыжий.
- Ну... Мало ли, - неопределенно буркнул Зимин.
Ему стыдно было признаться, что причина его нахождения здесь paзгaдaнa,
что он действительно, как ребенок, наслушавшийся, начитавшийся о кладе,
который ищут, найти не могут семь десятилетий, тоже, если не приобщился
пока к его поискам, то уж любопытствует - точно.
- Да ладно дядя, что уж вы, - покровительственным тоном, как бы прощая
ему эту его слабость, сказал юный удачливый рыбак: с кем, дескать, не
бывает.
Сознаваться не хотелось, но глупо было и отнекиваться.
- Где-то на вершине дерево сухое стояло? - спросил Зимин.
- Шаман-дерево? Карга? - Рыжий посмотрел в сторону, противоположную той,
откуда пришел Зимин. - Позапрошлым летом шаман-дерево упало. А вам про
колчаковский клад, что он здесь был, кто рассказал?
- Пасечник. Засекин.
- Дядя Вася?
- Да.
- Он знает. И -про то, что клад тут полгода, с зимы до лета лежал, знает.
А вот дальше, куда его девали, не знает.
- А ты знаешь?
- Конечно. Беляки летом за кладом пришли впятером. Один из них себя за
красного командира выдавал. Тут раньше, где мы стоим, озеро большущее было,
а еще раньше - рукав речки Чаи. Если про клад знаете, это тоже знаете.
- Знаю.
- Ну вот. Они з.олото достали со дна, на лошадях до Чаи довезли, а там на
лодки перегрузили. До Усть-Тойловки доплыли, там часть закопали. Потом
дальше по Чае поплыли. Около Светловодовки зарыли вторую часть, а потом еще
возле заимки Пустошной. Это уже не на берегу Чаи, а в протоке. Когда их
вспугнули.
- Кто вспугнул?
- Ну, просто сено люди косили, окликнули их с берега, и они в протоку
уплыли...
- А дальше?
- А дальше главарь всех, с кем золото перепрятывал, поубивал. А потом и
его шлепнули самого. Наши его взяли, а он попытался бежать, ну, его и
шлепнули. Юный рыбак умолк.
- Тебя как зовут? - спросил Зимин.
- Виталик...
- А меня- Серегой,- назвался приятель, хотя Зимин и не спрашивал у него
имя.
После этого Зимину неудобно было продолжать разговор, не сказав своего
имени-отчества:
- Андрей Андреевич... Откуда же тогда известно, Виталик, где золото
прятали? Клад-то до сих пор не найден.
- От деда. - Рыжий глянул на щуку, как она вяло трепыхнулась, добавил:
- Вообще-то он мне прадед, но я его дедом зову.
- А дед твой - кто?
- Железнодорожник. Его в Пихтовом все знают. Еще на "овечках" машинистом
ездил, потом на "фэдэшках" перед самой пенсией. Сейчас старый совсем.
- А дед откуда знает?
- А ему, то есть, тогда еще не ему, а отцу его, про золотой клад
рассказывал человек, который сам этот клад перепрятывал и закапывал.
- Вот как даже.
- Да. Дедов отец мост охранял. Солдат, весь израненный, к нему приполз,
все рассказал. Отсюда и известно.
- С дедом твоим можно увидеться, Виталик? - спросил Зимин.
- Чего ж нельзя. Можно.
- Тогда скажи имя его, как найти.
- На Втором кабинете, у старого аэродрома живем.
Спросите Ивана Афанасьевича Веревкина.
- Может, вместе поедем? - предложил Зимин.
- А вы на машине?
- На мотоцикле. С коляской.
Мальчишки переглянулись: принять, что ли, предложение?
- Поедемте, - решительно сказал рыжий, правнук машиниста паровоза.
Скоро все трое выбирались уже из теснины пересыхающего озера наверх,
туда, где Зимин оставил мотоцикл.
Веревкин был ненамного моложе знаменитого ветерана Гражданской, чоновских
и продразверстовских отрядов, и тоже, как и Мусатов, сохранился куда с
добром. Был бодр, энергичен, подвижен, свеж лицом.
Он какой-те особенной, детской радостью обрадовался Зимину, тому, что
интересуются золотым кладом. Не спросив даже, зачем ему все это, кто он и
откуда, ухватил Зимина за рукав куртки, повел в избу.
- Вот я сколько говорил, писал про клад этот - никому дела нет. Прежние
поковырялись чуть, не нашли ничего и бросили. Не то место им. Будто клад по
первому стуку лопаты открыться должен. Молодые вообще считают, из ума
старик выжил. А? - поглядел иа Зимина.
- Ну что вы, Иван Афанасьевич,- очень серьезно, с укоризнойв голосе,
дескать, зачем же так, сказал Зимин.
- Вот, - старик встал на табурет, достал со шкафа скрученную в рулон
плотную бумагу, - лоцманская карта с туэрного парохода "Труженик". Знаешь
что такое "туэрный"?
- Грузовой? - попытался угадать Зимин.
- Буксирный. Цо Чае перед первой германской суда ходили. И "Труженик" по
ней плавал. Карта по отрезкам реки в книжечку сшита была. Я, чтоб Чая
сплошняком гляделась, расшил листы, склеил.
Старый машинист раскатал бумажный рулон по столу, положил на края карты
книжки.
Чая на карте предстала взгляду Зимина голубой, плавно извивающейся линией
в палец толщиной. Глаза в секунду выловили на карте знакомые названия
"Сопочная Карга", "Светловодовка", "Усть-Тойловка", "Заимка Пустошная"...
Лоцманская карта была отпечатана в губернской типографии в конце прошлого
века. Ничего, кроме того, что могло пригодиться команде "Труженика" в
плавании по Чае, на карту не было нанесено. Впадающие в Чаю мелкие речки,
два острова - Ущерб и Смородина, - протоки (рукав, где находилось становище
Сопочная Карга, тоже был обозначен как судоходный), береговые села,
пристани, опасности в фарватере, - вот и все, что было оттиснуто в
типографии двумя красками: голубой и черной. Остальное - никак не
характеризующее судоходство на Чае, - находящиеся далеко от берега домики,
остяцкие юрты, балаганы охотников, болота, косогоры, лесочки, тропки с
поясняющими названиями что есть что, вроде "Спиридоновские болота",
"Ураганная гарь", "Сожженный лесок" и даже "Временная летняя дача
действительного статского советника Меженинова", "Могила иеромонаха
Романа", - все аккуратно от руки, одной рукой, нанесено на карту в более
позднее время.
От становища Сопочная Карга напрямую к берегу Чаи через обозначенные
косогоры тянулась тропа. В конце этой тропы, у береговой линии - два
вытянутых ромбика. Около Усть-Тойловки, Светловодовки и у заимки Пустошной
виднелись обведенные кружочками крестики. После рассказа правнука старого
машиниста паровоза для Зимина не представляло труда понять, что за пометки
на карте. От Карги возили на лошадях к берегу, укладывали в лодки золото.
Крестики, обведенные кружочками, - места, куда его-доставили, где закопали.
- Вот тут, тут и тут клад частями зарыт, - бойко ткнул указательным
пальцем в крестики Правнук машиниста Веревкина.
- Виталий говорил мне про клад, - сказал Зимин. - Про то, что ваш отец
охранял мост на железной дороге, и к нему в домик пришел раненый солдат.
Было?
- Было.
- Расскажите.
- А что рассказывать-то. От Витальки поди уж все известно.
- Он говорил, - посмотрел на мальчика Зимин, - что ящики, где золото, от
Карги перевезли на берег Чаи, дальше поплыли на лодках и в трех местах
закопали клад.
- Ну, так и есть. Что еще?
- Солдат тот, если действительно своими руками закапывал ящики, должен
был помнить точное место.
- Он и помнил, а как же. Где, на какую глубину закапывали, сколько куда
шагов нужно сделать, чтоб встать на месте клада. Все отцу рассказал.
- И вве это зная, по горячим следам не сумели найти? - с сомнением
спросил Зимин.
- По каким таким горячим, - махнул рукой старый железнодорожник. - В
пятидесятых годах, в конце, только лишь и принялись искать.
- Что так поздно?
- А вот так. Времена-то какие были. Отец собрался было в чека
докладывать, мать отговорила: не лезь. Не найдут вдруг, скажут,
прикарманил. Найдут- еще хуже. Не поверят, что нет еще одного, утаенного
местечка, что себе совсем ничего не оставил на черный день.
- А сам ваш отец не пытался хотя бы убедиться, что действительно владеет
большой тайной, что клады есть?
