стал предметом некоей гордости для островитян. Ведь у других ничего
подобного не было.
Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно, обратил на себя
внимание. Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он
жаждал доблестей и славы. Он увлекся аквильским чудищем. Даже когда было
доказано, что аквильское чудище - блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В
течение трех лет он издал три книги. "Тайны больших глубин", "Еще о тайнах
больших глубин" и, наконец, томик, напичканный формулами и цифрами. Изучив
данные доступных ему святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в
какой-то другой день, а именно двадцать второго марта. Он предложил
помечать этот день в календарях особыми цифрами. У одних оппонентов Отиса
такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис
плевал и на тех и на других. Он занялся научной журналистикой. Он много
путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис
утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других
доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать
слова Отиса на веру, из журналистики он тоже ушел, закончив моргом - так
называют в редакциях газетный архив. Последние семь лет Отис безвыездно
провел на острове Лэн. Кажется, он извлек из архивов все существующие
указания на прежние появления глоубстера. Кое-кто считал, Отис и
глоубстера выдумал.
А потом эта тварь попала в руки Мелани.
Я кивнул.
Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени. Но от каменных
стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналии - дерева
путешественников, отовсюду несло прелью и запустением. Я слушал Джека, но
думал не об Отисе. Отис, похоже, столь же редкая тварь, как и глоубстер,
но меня сейчас интересовал город.
Вялые равеналии, встопорщенные колючие пальмы, огромный эвкалипт, по
колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкие стебли персимона,
пожелтевшая трава, и везде - на клумбах, на крышах, под заборами, под
ногами - листья, листья, всех форм, всех расцветок.
Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, даже сердцевидные... Я
дивился, откуда столько листьев?
Ну да, никто не следит за чистотой дворов и улиц, таких и служб-то
сейчас, наверное, нет, и все же: как могло скопиться за два месяца такое
количество листьев? Они шуршали под ногами, падали с веток. С ними
мешались обрывки лиан, неопределенные растоптанные стебли, вайи
папоротников, явно занесенные из парка. Природа, не контролируемая
человеком, прямо взбесилась.
Правда, и люди от нее не отставали.
Я никогда не видел столь запущенных улиц.
Женский туфель под ногами, бесконечные, злобно поблескивающие под
солнцем обрывки магнитофонной пленки, какие-то бумажки, пакеты, тряпье.
- Тут что, мусор не вывозят?
- Мусор? - удивился Джек. - Были дни, когда трупы вывозить не
успевали.
- А это?
Я остановился перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, выцвел от
солнца, но кое-какие надписи еще проглядывали сквозь слой пыли.
И не только надписи.
Я различил в нижнем углу щита крошечное черное солнце с
лучами-протуберанцами.
Крошечное черное солнце.
- Глоубстер, - без особого интереса подтвердил Джек. - Пока острову
ничего не грозило, глоубстер красовался на всех рекламных щитах. Его
лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали
куплеты, это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.
- А болезнь... Этот адентит... О самой болезни что-то уже известно?
- Ничего определенного.
- На острове много специалистов. В той же лаборатории Гардера. Что
они говорят?
- "Сохраняйте спокойствие!" - вот что они говорят, - раздраженно
отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. - Они
ничего не знают. Даже возбудитель адентита ими пока не выявлен.
Он поднял руку и указал на неприметную дверь.
На двери красовалось черное солнце, под его извилистыми лучами
угадывались стилизованные буквы.
"Цо-цо".
Я улыбнулся.
Бар оказался на удивление прохладным: работали кондиционеры. Мы
нырнули в его полумрак, как в прохладное озеро. Столик у входа занимала
компания китайцев, они дружно, с каким-то даже неестественным усердием,
закивали нам. Остальные столики пустовали, правда, в углу застыл над
развернутой газетой одинокий человек в голубой, расстегнутой до самого
пояса рубашке.
Зато бармен привел меня в изумление.
Сперва он искал что-то под стойкой, и мы его не видели, но потом он
выпрямился.
Он был тучный, тяжелый, рубашка на груди и на плечах промокла от
пота. И он был совершенно лысый. Я впервые такое видел: кожа на голове
была изрезана складками, как морщинами. И он был не китаец.
- Привет, Нестор.
- Привет, Джек, - бармен положил на стойку тяжелые кулаки. - Ты уже
слышал?
- О чем?
- Ну как? Весь город гудит. Я об этих подонках.
- Кого ты называешь подонками?
- Осквернителей могил.
- Вот как? Опять?
- Второй случай за неделю, - голос у Нестора звучал несколько
надорванно. - На этот раз пострадала могила Купера. Помнишь старого
Купера? Он работал в банке. Ему ухо отхватили, Джек.
- Оно еще сохранилось? - усмехнулся Джек. - Там было что отхватывать?
Он же помер месяц назад.
- Вот-вот, - бармен моргнул и вдруг пальцем поманил нас к себе. Мы
перегнулись через стойку, чуть не стукнувшись головами. - Я говорил с
шерифом, он врать не станет. Этот Купер, каким его положили, такой он и
лежит. Ничего с ним не сделалось, будто он и не умирал. Ни печатки, ни
кольца не сняли с него, Джек, просто отхватили ухо, а Купера там же
бросили. Это или сумасшедший, Джек, или террорист. Он ведь может опять
разнести заразу по всему городу. Мы только начали успокаиваться.
Джек пожал плечами:
- Мало ли что болтают. Не надо всему верить, Нестор.
- Я с шерифом говорил. Это не болтовня.
Бармен выпрямился.
Китайцы с любопытством смотрели на нас издалека, только человечек в
голубой рубашке ни на что не обращал внимания. Сидел над газетой, как
примерный школьник, лицо его в полумраке казалось скорбным. Может быть, от
загара.
Бармен, наконец, обратил внимание на меня:
- Значит, ты Эл? Джек обещал вытащить тебя на прогулку, я знаю. Как
ты?
Я улыбнулся.
- А твой приятель? - неодобрительно спросил бармен у Джека. - Твой
Кирк, где он?
Джек пожал плечами:
- Не видел его со вчерашнего дня.
- Я тоже, - сказал бармен. - Но вчера я дважды выбрасывал его на
улицу.
- Были проблемы?
- Разве это проблема, - вздохнул бармен. - Что выпьете? Налить порто?
- Пусть его китайцы пьют, Нестор. Налей нам фирменного.
Нестор ухмыльнулся и полез под стойку. Потом выставил на цинк пару
стаканов, наполовину заполненных прозрачной жидкостью.
- Выжми туда по лимону. Ну, ты знаешь.
Нестор кивнул.
- Пару месяцев назад, Эл, - сказал он мне, - я угостил бы вас
устрицами. Я поставил бы перед вами розеточки с икрой морского монаха.
Немного водорослей, немного ракушек. Море бодрит. Но ты же знаешь, сейчас
я сам ничего этого в рот не возьму. Эта морская тварь все тут испакостила.
- Это не навсегда, Нестор, - улыбнулся Джек. - Налей и себе. Я плачу.
Бармен кивнул и снова полез под стойку.
Выпив, он коротко ткнул рукой в сторону китайцев:
- Никогда не думал, что желтая опасность столь реальна, Джек.
Китайцев даже адентит не берет. Боюсь, в стране скоро останутся одни
китайцы.
- Не преувеличивай, - хмыкнул Джек, но было видно, шутка бармена его
почему-то насторожила. Он даже повернулся к китайцам и они, перехватив его
взгляд, дружно закивали.
- Видишь, - сказал бармен. - Они подтверждают мою правоту.
- Да нет, - сказал Джек. - Денег у них мало. Они хотят тебе
понравиться.
- Как здоровье, Эл? - сразу потеплел бармен. - Можно сказать, тебе
повезло, так ведь?
Что-то уж очень часто сегодня говорится о моем везении, суеверно
подумал я, и быстро кивнул:
- Нормально. Почти нормально, Нестор. Это раньше в груди хрипело, как
в мехах. Я отплевываться не успевал. А сейчас нормально. Я, конечно,
многого тут не видел, Нестор, но лежать в постели тоже хреново. Я однажды
в Чикаго жил. Там была такая дыра, что я уснуть не мог. Грузовики и прочая
дрянь. Все тряслось, стены ходуном ходили, а уши я затыкал ватой. А тут
ночами не сплю, ковыряю в ушах, все хочу вытащить ту вату. Глухо, как в
отстойнике, Нестор, не нравится мне это. Джек редко заглядывает, а Кирк
всегда пьян. Вот я и решил прогуляться. Джек мне друг, с ним можно. Что ты
обо всем этом думаешь, Нестор?
Бармен растерялся:
- Ты погоди, ты не торопись, Эл. Этак ты сразу все выложишь. Нельзя
же все выкладывать вот так, сразу, одним махом.
- Да ну, - сказал я. - Что мне, слов жалко?
Джек довольно хохотнул. По его виду я понял, что веду себя правильно.
Но излишне рисковать Джек все же не захотел:
- Пошли за столик, Эл. А ты, Нестор, сделай нам что-нибудь. Мы еще
ничего не ели.
Нестор кивнул.
Мы устроились за пустым столиком. Теперь и я сделал глоток. Зелье
Нестора отдавало жутью.
- Ну и штука!
- Нестор сам ее готовит. Такой стакан очищает лучше клизмы. Хлебни.
Хуже не будет.
Я негромко спросил:
- Джек, а эти осквернители могил... Они что, впрямь сумасшедшие?
Откуда здесь террористы? Почему они не взяли ни печатку, ни кольцо, но
отрезали ухо? Их же адентит убьет.
Ответить Джек не успел.
Дверь распахнулась, китайцы у входа дружно закивали.
- Джек! - Голос от порога прозвучал чуть ли не торжествующе. - Я
заглянул к тебе, а там санитары. Я думал, они тебя увезли.
Джек презрительно хмыкнул, а одинокого человечка в голубой рубашке
странно передернуло.
- Тогда я пошел сюда. Не поверишь, я так мать не жалел, как тебя.
Надув щеки, Кирк Отис, криптобиолог, с шумом рухнул на стул рядом с
Джеком.
Никем другим этот человек не мог быть. Только Кирком Отисом,
человеком из морга. И он мне сразу пришелся не по душе.
Круглая, коротко постриженная голова, колючая, как кокосовый орех.
Ростом Отис уступал даже китайцам, но самоуверенности в нем хватило бы на
всех, включая Нестора и китайцев. Плохо выбритые щеки, мутные глаза. Эти
глаза мне больше всего не понравились. Наглость в них плавала, он никого в
грош не ставил.
- Слышал прогноз, Джек?
Джек кивнул и сделал знак Нестору. Тот без всякой охоты полез под
стойку - наполнить стакан для Отиса. А Отис выпятил фиолетовые губы и с
подозрением уставился на меня:
- Никак не привыкну, Эл. Вечно с тобой что-то неладно. То нос
вытянется, то глаза ввалятся.
- Пить надо меньше, - заметил Джек.
- Это верно, - подтвердил я. - Ты скоро сам себя узнавать
перестанешь.
И спросил:
- Кирк, на тебя, правда, нападал птеродактиль?
Кажется, я попал в точку. Даже Нестор ухмыльнулся, даже человечек в
голубой рубашке оторвался от газеты. Он взглянул на Отиса, и мне
показалось, во взгляде его промелькнула ненависть.
- Ты что это, Эл? У тебя дерьмовое настроение, Эл? - Первый же глоток
опьянил Отиса, он давно был пропитан спиртом. Тем не менее, бормоча,
подозрительно меня оглядывая, он сунул мне под нос искалеченные пальцы. -
Я же показывал тебе руку, Эл.
- Да ну, руку? - протянул я. Зелье Нестора и на меня подействовало.
Мне самому стало интересно, что я еще выкину, руководствуясь проснувшейся
