вверх. Безоблачная, незагрязненная и крайне разреженная атмосфера Меркурия
доносила всю красоту этого зрелища без малейших потерь. Казалось, языки
пламени лижут планету.
Один такой протуберанец, подумал Лакки, мог бы легко вместить в себя
сотню шаров размером с Землю или же несколько тысяч Меркуриев.
Он выключил ненужный пока фонарь.
Все скалы вокруг стали двухцветными. Сторона, обращенная к Солнцу,
ярко пылала, а противоположная - была чернее дегтя.
Рука Лакки отбрасывала на скафандр густую тень. Грунт, казалось, на
глазах становился все более неровным и напоминал скомканную, а затем
кое-как расправленную фольгу.
Лакки снова двинулся вперед, навстречу поднимающемуся светилу. К
моменту, когда должна была появиться основная часть Солнца, он рассчитывал
уже пересечь терминатор. Лакки спешил на солнечную сторону, к возможной
разгадке тайны, - и даже не подозревал, что его верный друг Бигмен в эти
минуты замерзает.
10. СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА
Огненные фонтаны протуберанцев били все сильнее, и звездное небо
блекло на глазах.
Лакки ускорил шаг, но энергии, которая захлестывала его, было этого
мало, и Лакки побежал. Он мог бы бежать и бежать, не уставая, часами. Так,
во всяком случае, ему казалось.
А затем без предупреждения, которое в виде утренних сумерек привыкли
получать земляне, показалось Солнце.
Оно было пока лишь тончайшей линией, невыносимо яркой и обрывающейся
у огромной уродливой скалы.
Лакки оглянулся. Грунт позади него был весь в красных красках. А у
самых ног причудливо играли крупные кристаллы.
Он бежал туда, где стремительно разбухала горящая нить... Солнечный
диск был так близок и так огромен, что верхняя его часть выглядела
совершенно прямой.
Пылающие протуберанцы были видны и теперь, но лишь у самой кромки
короны и походили на рыжие развевающиеся волосы.
Только совершенство скафандра позволяло Лакки наслаждаться всем этим.
Ведь если бы его глаза не были должным образом защищены, он давно бы ослеп
или даже умер, потому что человек не может выдержать такую в буквальном
смысле ослепительную яркость, такое интенсивное ультрафиолетовое
излучение. Лицевая пластина шлема обладала поистине замечательным
свойством становиться все более темной и матовой по мере возрастания
яркости падающего на нее света.
Скафандр был напичкан разного рода защитными хитростями. Так, свинец
и висмут отражали ультрафиолетовые и рентгеновские лучи. А положительно
заряженные протоны космического излучения легко рассеивались одноименным
зарядом оболочки. От жары защищала надежная теплоизоляция, а также
зеркальное покрытие скафандра - тончайший молекулярный слой, активируемый
при помощи нагрудного регулятора... Только одно вызывало досаду -
отсутствие прочного металлического каркаса. Скафандр был уязвим для
старого доброго удара дубиной и для прочих деликатностей этого ряда.
Уже целая миля солнечной стороны была за спиной, однако особой жары
Лакки не чувствовал. Это нисколько его не удивляло, так как в отличие от
тех, кто знал космос лишь по бесчисленным и бойким субэфирным триллерам,
Лакки не был уверен, что солнечная сторона всякой безвоздушной планеты -
это обязательно невыносимая жара. Все зависело от того, насколько высоко в
небе находится Солнце. Когда оно - как сейчас - выглядывало из-за
горизонта, вполне сносное тепло мелкими волнами растекалось по огромным
пространствам. Но стоило человеку зайти подальше, в ту часть, где Солнце -
наверху, над головой - и вот тут вспоминались все когда-либо виденные
"страшилки"...
Свет и жара распространялись здесь строго прямолинейно, и поэтому
спасительные островки тени были неразбавленно-черными и удивительно
холодными. По мере того как Солнце поднималось все выше, тени - кроме
имевших надежное укрытие - сгорали.
Когда Лакки впервые ступил в тень огромной скалы, ему показалось, что
он нырнул в прорубь. Без фонаря здесь невозможно было что-либо разглядеть,
а в двух шагах чуть ли не скворчала яичница меркурианского грунта.
Атмосфера Меркурия была, конечно, далека по своему составу от земной.
Азота, кислорода, двуокиси углерода или водяных испарений - всего этого не
было и в помине. Однако здесь, на солнечной стороне, поверхностному слою
планеты время от времени приходилось кипеть. Серные и прочие пары стлались
над лопающимися пузырями. В тени же эти пары превращались в подобие
вязкого инея.
Дотронувшись до темного грунта, Лакки брезгливо отдернул руку. Пальцы
были выпачканы замерзшей ртутью, которая - когда он покинул свое убежище -
сразу растаяла, а потом и вовсе испарилась.
Солнце палило нещадно, но Лакки не был обеспокоен этим, зная, что в
любой момент он может спрятаться и остыть. Вот чего действительно
следовало опасаться, так это коротковолновой радиации... Лакки вспомнил
рассказ Майндса об удивительном существе, которое разгуливает здесь, как
по пляжу. Да, такое может озадачить кого угодно...
Под ногами то и дело мелькали темные, почти черные пятна, усиливающие
и без того крайнюю унылость красновато-серого пейзажа. Если красное с
серым было знакомым еще по Марсу, где в избытке подобной мешанины из
силикатов и окиси железа, то чернота оставалась непонятной.
Лакки остановился перед одним из пятен. Как будто в лунку был насыпан
какой-то порошок - так это выглядело. С ладони Лакки лениво стекла струйка
не то графита, не то сульфида железа.
Он снова укрылся в тени... Итак, за полтора часа пройдено 15 или
около этого миль, если судить по Солнцу, выкатившемуся целиком. Не так уж
плохо...
Он отхлебнул питательной смеси и огляделся. И слева, и справа
тянулись кабели злосчастного Светового Проекта. Их паутиной были опутаны
сотни квадратных миль, и то, что Майндс так и не изловил диверсанта, -
вполне закономерно. Он тыкался наугад и, кроме того, о своих вылазках
неизменно предупреждал администрацию. Но ведь кто-то, в таком случае, мог
предупредить и диверсанта! Потому-то Лакки и отправился сюда втайне от
всех...
И еще одно преимущество было у него перед Майндсом - эргометр,
который в эту минуту, освещенный фонарем, посверкивал на ладони.
Индикаторная лампочка вспыхнула с неимоверной яркостью, когда на нее
упали солнечные лучи. Лакки удовлетворенно улыбнулся и вышел из тени.
Он внимательно посмотрел вокруг. Не скрывается ли где-то поблизости
невидимый пока источник атомной энергии?
Индикатор вспыхивал всякий раз, когда рука с эргометром опускалась
вниз. Но этому было объяснение: на глубине одной мили располагалась
силовая установка Купола.
Лакки, вытянув обе руки вперед и держа эргометр лишь указательными
пальцами - чтобы скафандр не мешал работе прибора, - стал совершать
медленные обороты вокруг собственной оси - один, другой, третий...
И вдруг - или только показалось? - вспыхнуло! Лишь на короткое
мгновенье, но вспыхнуло!
Лакки тут же проверил, не ошибся ли он. Никакой ошибки!
Пристально посмотрев туда, откуда шли эти слабые импульсы, Лакки
зашагал вперед. Чуткий эргометр, конечно же, мог прореагировать и на самую
обычную радиоактивную руду, но проверить не мешало...
Пройдя с милю, Лакки остановился перед кабелем Майндса. Точнее, перед
многоцветным множеством кабелей самой разной толщины, уложенных в едва
намеченную траншею. Пройдя вдоль нее несколько сотен ярдов, он наткнулся
на небольшую, примерно четыре фута на четыре, квадратную пластину, металл
которой был отполирован до совершенства. Звезды отражались в ней, как в
луже чистой воды.
Пристроившись рядом, Лакки стал с любопытством разглядывать
зеркальный квадрат. Он заметил, что пластина начала изменять угол своего
наклона, поворачиваясь к Солнцу. И вдруг квадрат стал матово-черным,
причем именно в тот момент, когда на него должен был упасть солнечный луч!
Но вскоре матовость стала слабеть, слабеть - и вот уже отвернувшийся от
Солнца квадрат сверкал как ни в чем не бывало.
Лакки проследил три цикла этой метаморфозы - и всякий раз, как только
квадрат принимал вертикальное положение, блеск исчезал. Насколько
равномерно чередовались фазы, Лакки даже не пытался выяснить. При его
скромных познаниях в гипероптике, это вряд ли что-то бы дало. В голове его
ничего, кроме мыслей о том, что сотни, а может быть, и тысячи таких вот
квадратиков поглощают и отражают солнечный свет - ничего, кроме, таких
мыслей, не высекалось...
Таким способом, очевидно, улавливается световая энергия, а порванные
кабели и разбитые пластины снижают, естественно, эффективность всей
системы. А вот кто здесь безобразничает - предстоит еще выяснить, если
предстоит...
Лакки, поглядывая на эргометр, снова шел вперед По тому, как странно
вел себя индикатор - интенсивность свечения непрерывно и беспорядочно
менялась, - можно было уже догадаться, что объект во всяком случае не
радиоактивная руда. Он передвигался и был, возможно, человеком!
В подтверждение своих мыслей Лакки увидел впереди едва приметное
пятнышко. Это произошло как раз в тот момент, когда он уже совсем было
собрался в очередной раз передохнуть в тени.
Туда, быстрей туда! На скафандре уже, наверное, можно было кипятить
воду, но сейчас это казалось не таким существенным. Главное было - успеть!
Движения фигуры (Лакки приблизился настолько, что мог ее рассмотреть)
не поражали своей грациозностью. Во всяком случае, Лакки чувствовал себя в
условиях низкой гравитации куда свободней. Походка же того, кто двигался
впереди, представляла собой крайне нелепое зрелище. Это было неким
шкандыбанием - весьма, впрочем, стремительным.
Но самым удивительным было то, что на нем отсутствовал скафандр!
Парень, казалось отсюда, был просто сделан из металла!
Лакки позволил себе немного передохнуть в тени и, охладившись, снова
вышел на солнце.
Фигура тем временем продолжала свой моцион и в тень, в отличие от
своего взмокшего преследователя, отнюдь не стремилась. Но Лакки, который
уже все понял, не удивлялся таким мелочам.
Он спешил, потому что жара сделалась почти нестерпимой, а ему еще
предстояло поработать...
Гигантские 15-футовые шаги стоили Лакки огромных, на грани
возможного, усилий воли и мышц.
- Эй, ты! - крикнул он наконец. - Отдохни-ка, приятель! И для начала
- повернись ко мне!
Лакки вложил в эти слова всю властность, на какую был способен, не
будучи, однако, уверенным, что его услышат.
Фигура тотчас застыла, а потом, неуклюже переминаясь, развернулась.
Стоящий перед Лакки - не был человеком...
11. ДИВЕРСАНТ
В нем было футов семь росту, и он буквально сверкал под солнечными
лучами. Он не имел ни плоти, ни крови, а одни лишь холодные хитроумные
устройства, питаемые микрореактором, на который-то и прореагировал
эргометр.
Конечности монстра были уродливо огромными, и стоял он, широко
расставив ноги. Два фотоэлемента были его глазами, а узкая прорезь в
нижней части головы обозначала рот.
Да, это был робот. И робот не земного производства, как сразу понял
Лакки. На Земле никогда не существовало подобных моделей.
Щелевидный рот беззвучно открывался и закрывался.
- Я не слышу в вакууме, робот! Включи передатчик! - Лакки сказал это
строгим тоном, на всякий случай.
- Что вы тут делаете, сэр? - равнодушно проскрипело в шлемофоне.
- Вопросы буду задавать я, - ответил Лакки. - Чем ты занимаешься
здесь?
