собственной удачи. Но почему ты думаешь, что мы должны торчать вместе с
тобой?
Все это время аэрокрафт разворачивался и плавно заходил на посадку.
Девушка, которую Форрестер первоначально принял было за пилота, не
обращала внимание на маневры. Она была сильно рассержена чем-то и в итоге
сказала:
- Я свою работу знаю. Моя главная задача - сохранить твою жизнь или
труп до тех пор, пока профи тобой не займутся. Я не обязана разговаривать
с кем попало. А выслушивать чей-то бред и подавно.
- Ааррр, - повторил Форрестер.
- Ты мне даже не нравишься, - раздраженно уточнила она. - Из-за тебя
я пропустила любимую передачу. Спи-ка лучше.
Стоило аппарату коснуться земли, она снова подняла инджойер, и
Форрестер мгновенно заснул.
При температуре жидкого гелия все химические и биохимические процессы
полностью прекращаются. На данном факте и на одной рациональной надежде
базировалась самая крупная и прибыльная индустрия, рожденная на свет в
конце двадцатого века.
Под рациональной надеждой подразумевалось, что темп прогресса
медицины за годы, последующие после смерти, будет соизмерим с темпом
прогресса будущего в целом, и, следовательно, вне зависимости от причин,
вызвавших смерть, в будущем появятся способы лечения и восстановления
замороженного человека или, по крайней мере, новые знания сведут болезнь
до стадии ее незначимости для продолжения нормальной жизнедеятельности
(включая метод восстановления повреждений, вызванных низкими
температурами).
Абсолютный холод был призван остановить время.
Индустрия называлась "Бессмертие Инк".
Форрестер проснулся в Шогго, огромном городе с восьмивековой
историей. Городской тысячеакровый парк, разбитый вдоль берега озера,
упирался в холм, вокруг которого простиралась равнина. Холм был
искусственным, в его недрах располагался Фриз-центр, обслуживавший данный
регион Земли.
Сто пятьдесят миллионов кубических ярдов было вынуто из чрева планеты
для сооружения хранилища людей. После завершения строительства большую
часть выбранной земли в качестве теплоизоляционного материала засыпали
поверх хранилища.
Крайние точки температур между уровнем земли и сердцем замороженного
холма отстояли на пятьсот градусов по Фаренгейту (или триста с небольшим
по Кельвину) и ограничивали рабочую шкалу Дорментория.
Когда Форрестер осознал, куда доставил его белый аэрокрафт, его
мгновенно охватил невыразимый ужас. Он едва начал пробуждаться и ощущал
жуткую слабость, как будто инджойер девушки отключил на девяносто
процентов контроль за мышцами (что и произошло на самом деле). Увидев над
собой светлый равнодушный потолок, услышав стоны и щелчки тысяч пугающих
приспособлений, возвращающих людей к жизни, он вновь застыл от ужаса,
уверенный, что будет подвергнут повторному замораживанию. Пока им
занимались, он лежал, нечленораздельно стеная.
Но его не замораживали.
Его принялись лечить. Кровь смыли с тела. Металлическим предметом
обработали синяки и нанесли на них прозрачный вязкий гель, выдавливая его
из длинной серебристой трубы, напоминавшей большую губную помаду. Два
мерцающих экрана сжали левое бедро, Форрестер догадался, что это
рентгеновский аппарат; потом на кожу в области сердца нанесли темный,
поблескивающий раствор.
После этой лечебной процедуры ему стало значительно лучше. И он даже
смог заговорить.
- Спасибо, - тихо поблагодарил Форрестер.
Молодой на вид краснолицый мужчина, в данный момент работавший над
пациентом - Форрестером, - небрежно кивнул и коснулся серебряным зондом
пупа Форрестера. Взглянув на показания прибора, он заключил:
- Отлично. Пожалуй, теперь все. Попробуйте подняться. Заодно
посмотрим, способны ли вы дойти до кабинета Хары.
Форрестер перекинул ноги через низкий бортик кровати, на которой
лежал, и с удивлением обнаружил, что действительно может передвигаться.
Синяки не болели, вернее, болели не слишком сильно, хотя он отметил
симптомы возвращающейся боли.
Краснолицый подытожил:
- Вы в полном порядке. Большая просьба - попытайтесь как можно дольше
держаться подальше от моего кабинета. И загляните к Харе. У вас накопились
неприятности.
Он отвернулся, стоило Форрестеру задать ему вопрос.
- Откуда мне знать, какие? Отправляйтесь к Харе.
До кабинета Хары его сопровождали тонкие, как наконечники копий,
зеленые стрелы, прыгающие по полу коридора чуть впереди идущего человека,
однако Форрестер заключил, что без труда найдет дорогу самостоятельно.
Выйдя из блока экстренной помощи, он очутился в хорошо знакомой части
Дорментория. Форрестер вспомнил, что именно здесь пробудился от ледяного
сна, длившегося пять столетий. Здесь ежедневно на протяжении недели он
принимал теплые, светящиеся масляные ванны - жидкость, в которую
погружался Форрестер, вибрировала, пощипывала и усыпляла, но он с каждым
днем ощущал, как прибавляются в нем силы. Процедурные кабинеты
располагались этажом ниже спортивных залов, а здание, в котором находилась
его спальня, стояли напротив клумб непривычного золотистого оттенка.
Хотел бы он знать, как сложилась судьба у его товарищей по "выпуску".
Оттаивающих Лазарей оживляли обоймами. Группа Форрестера состояла из
пятидесяти человек, и хотя они провели вместе совсем немного времени,
ситуация и переживания ускорили знакомство и сблизили людей.
Но после выписки они разбрелись кто куда. Форрестер сожалел, что
потерял с ними всякую связь.
Затем он громко рассмеялся. Шедшая ему навстречу женщина в голубой
куртке на ходу отдавала какие-то распоряжения устройству, прикрепленному к
запястью. Она с любопытством и легким презрением посмотрела на Форрестера.
- Простите, - извинился он, все еще давясь от смеха. Зеленая стрелка
скакнула за угол. Он последовал совету указателя. Форрестер не сомневался,
что выглядел в глазах этих людей странно, да он и чувствовал себя странно
и слегка неуютно. Он был приятно удивлен, что скучает по товарищам из
фризариума, испытывая нежную, отдаленную отрешенность; раньше он с таким
же чувством вспоминал своих школьных друзей. А ведь с тех пор, как
рассталась группа размороженных, прошло всего сорок восемь часов.
Насыщенные сорок восемь часов, подумал Форрестер, и несколько
тревожные. Даже богатство не смогло послужить предохранительным буфером
между ним и окружающим миром. В этом он явно ошибся.
Прыгающие зеленые стрелы-огоньки привели к двери кабинета Хары. Тот
ждал его у двери.
- Чертов камикадзе, - дружелюбно приветствовал он. - Тебя нельзя
оставить без присмотра ни на минуту.
Форрестер не считал себя человеком экспансивным, но сейчас он схватил
руку Хары и радостно пожал.
- Боже, как я рад видеть тебя! Я в растерянности. Просто не понимаю,
что за дьявольщина тут у вас происходит и...
- Старайся держаться подальше от неприятностей. Присаживайся. - По
сигналу Хары из стены выкатились кресла, а на стол плюхнулась бутылка.
Хара ловко подковырнул пробку и наполнил бокал Форрестера. - Я ожидал, что
сегодня утром ты начнешь самостоятельную жизнь, а не вернешься в аппарате
РС. Разве центр не предупредил, что на тебя охотятся?
- Конечно нет! - Испуг, настороженность и негодование бурлили в
Форрестере. - И как понимать - на меня охотятся? Я не имел
представления...
Затем пришло запоздалое осознание.
- Хотя, - задумчиво продолжал он, - кажется, инджойер что-то
бормотал... Боны, гарантии и неизвестный тип по имени Хайнц, откуда-то с
Суркис-Мэджора. Кажется, это поселение на Марсе? Да?
- Хайнцлихен Джура де Сыртис Майджор, - подсказал Хара, поднял бокал
в молчаливом тосте за Форрестера и сделал маленький глоток. Форрестер
последовал примеру Хары. В бокале оказалось шампанское. Хара вздохнул: -
Даже и не знаю, Чарлз, но весьма вероятно, что у меня вырабатывается
привычка пить такое вино.
- К черту вино! Марсианин! Тот, в оранжевом трико! Ведь он и его
бандиты избили меня.
Хара озадаченно посмотрел на Форрестера и произнес:
- Разумеется, это он.
Форрестер резко приподнял рубиновый хрустальный бокал и допил залпом
шампанское. Надо отметить, весьма неважнецкое. Одному Господу известно,
где Хара раздобыл его, после того как Форрестер упомянул, что оно было
одним из самых приятных напитков прошлого. Но сейчас оно, тем не менее,
пришлось как нельзя более кстати. Пузырьки приятно щекотали нос, а главное
- в нем присутствовал алкоголь, столь необходимый желудку Форрестера в
настоящий момент.
- Пожалуйста, объясни, что произошло, - робко попросил он.
- О, пресвятой Пот! С чего мне начинать, Чарлз? Ну тогда скажи, чем
ты насолил Хайнцу?
- Ничем! Вернее, ничем особенным. Возможно, во время танца я наступил
ему на ногу.
- М_а_р_с_и_а_н_и_н_у_? Ты наступил ему на _н_о_г_у_? - сердито
переспросил Хара.
- Ну и что из того? Пусть даже и наступил, хотя полной уверенности у
меня нет. Неужели ты из-за подобной мелочи начнешь психовать?
- Марс отличается от Шогго, - терпеливо объяснял Хара. - Кто знает,
может, и стал бы? Все зависит от обстоятельств. Ты прочел ориентационную
книгу?
Форрестер в ответ лишь вопросительно хмыкнул.
- Книгу с информацией о годе 2527-м. Ты получил ее при выписке.
Форрестер порылся в памяти.
- Ага, кажется, я оставил ее там, где проходила вечеринка.
- Показательно, - с некоторым недовольством произнес Хара. - Будь
любезен постоянно держать в мозгу следующее: во-первых, я в некотором роде
отвечаю за тебя; во-вторых, ты абсолютно не ориентируешься в окружающем
мире. Я прослежу, чтобы ты получил новый экземпляр книги. Прочти ее, а
завтра мы снова встретимся здесь. Сейчас у меня много работы. На выходе
загляни в кабинет выписки и забери вещи.
Он проводил Форрестера до двери, повернулся, но затем остановился,
вспомнив:
- Кстати, Эдне Бенсен передавала тебе наилучшие пожелания. Милая
девушка. Ты нравишься ей, - сказал он и закрыл дверь.
Закончив процедуры и пройдя через кабинет выписки, Форрестер получил
белую папку, на которой золотыми буквами было напечатано его имя.
В ней находились четыре документа: медицинская карта, тонкая в
бронзовом переплете книга, на которой светящимися буквами было написано:
"Ваш путеводитель по 26-му веку"
(адаптировано для 1979 - 1990 годов).
Третий документ явно предназначался для юридических целей. По крайней
мере, прилагаемый к нему лист из плотного голубого материала напоминал
повестку в суд. Форрестер вспомнил, что во время лечения доктор упоминал о
каких-то неприятностях. Текст действительно намекал на неприятности, хотя
слова выпадали из общего контекста или были совершенно ему непонятны.
"Чарлз Дэлглиш Форрестер, незадействованный, незаявленный, пришедший,
тридцати семи лет, безработный в ожидании, принимает поздравления и
находится под присмотром. Требование: присутствие на слушании совпадения,
час 10.75, день 15, месяц 9..."
Он с отвращением почуял запах ненавистной юридической тарабарщины.
Весь лист из голубого материала был испещрен мелким, едва разборчивым
угловатым почерком, сопоставимым со шрифтом на чеках, заключил Форрестер,
а затем осознал, что самостоятельно не в силах вникнуть в суть документа.
На документе стояла дата: по прикидкам Форрестера, указанный срок
наступал через неделю с небольшим; он с облегчением отложил его и
приступил к изучению последнего документа в папке.
Финансово-отчетный документ. К нему прилагалась металлическая
