нет, на самом деле беря первый пункт как второй в настоящем обсуждении...
- Эсси! Ты меня позабыла...
- Нет, - ответила она, - я тебя никогда не забываю, ты меня тоже. Это
подпункт первого пункта, которым мы займемся в третьему Обрати внимание!
Что касается угрозы всей звездной вселенной, то да, такая проблема
существует. Это серьезная проблема. Но мы стараемся справиться с ней, как
можем. Теперь. Остается один пункт, может, пятый или шестой в
первоначальной последовательности, я забыла...
Я начал улавливать ее ритм.
- Ты имеешь в виду тот факт, что мы на самом деле не существуем, - с
надеждой сказал я.
- Совершенно верно. Рада, что ты не отстал, Робин. Мы не мертвы, ты
знаешь; не забывай об этом. Мы просто лишены тел, а это совсем другое
дело. Мы больше не плоть, но мы очень-очень живы. И ты только что
продемонстрировал это, черт возьми!
Я тактично ответил:
- Это было замечательно, и я знаю, что ты говоришь правду...
- Нет! Ты этого не знаешь!
- Что ж, знаю с точки зрения логики. Cogito ergo sum [я мыслю,
следовательно, я существую (лат.) - выражение французского философа Рене
Декарта], верно?
- Совершенно верно!
- Трудность в том, - с жалким видом сказал я, - что я никак не могу
этого интернализировать.
- Ага! - воскликнула она. - О! Понимаю! "Интернализировать", вот как?
Конечно, _и_н_т_е_р_н_а_л_и_з_и_р_о_в_а_т_ь_. Вначале у нас Декарт, а
теперь этот психоаналитический вздор. Это дымовая завеса, Робин, за
которой настоящая тревога.
- Но разве ты не понимаешь...
Я не закончил, потому что она рукой зажала мне рот.
Потом встала и направилась к двери.
- Дорогой Робин, даю тебе слово, я понимаю. - Взяла мою одежду,
лежавшую на кресле у двери, и повертела в руках. - Видишь ли, тебе сейчас
нужно говорить не со мной, а с ним.
- С ним? С кем это?
- С психоаналитиком, Робин. Вот. Надевай.
Она бросила мне одежду, и пока я ошеломленно выполнял ее
распоряжение, вышла, оставив дверь открытой, и чуть позже в ней показался
пожилой мужчина с печальным лицом.
- Здравствуйте, Робин. Давно мы в сами не виделись, - сказала моя
старая медицинская программа Зигфрид фон Психоаналитик.
- Зигфрид, - сказал я, - я тебя не вызывал.
Он кивнул, улыбаясь, идя по комнате. Опустил шторы, пригасил свет,
превращая спальню из любовного гнездышка с некое подобие его старого
помещения для консультаций.
- Ты мне даже не нужен! - закричал я. - К тому же мне нравилось
помещение в прежнем виде!
Он сел на стул у постели, глядя на меня. Как будто ничего не
изменилось. Да и кровать больше не предназначена для любовной игры, теперь
это была кушетка боли, на которой я провел столько мучительных часов.
Зигфрид невозмутимо сказал:
- Поскольку вы совершенно очевидно нуждаетесь в освобождении от
напряжения, Робби, я подумал, что стоит убрать новейшие отвлечения. Это не
очень важно. Я все могу вернуть, если хотите, Роб, но поверьте, Роб, будет
гораздо полезнее, если вы просто расскажете мне о своем ощущении тревоги
или беспокойства, а не станете обсуждать убранство комнаты.
И я рассмеялся.
Не мог сдержаться. Смеялся вслух, громкий животный смех длился долго
- много миллисекунд, а кончив смеяться, я вытер слезящиеся глаза (смех
беззвучный, слезы нематериальные, но дело не в этом) и сказал:
- Ты меня убиваешь, Зигфрид. Знаешь что? Ты ни на йоту не изменился.
Он улыбнулся и ответил:
- А вы, с другой стороны, изменились. Очень. Вы совсем не тот
неуверенный, полный сомнений и чувства вины молодой человек, который
пытался превратить наши сеансы в салонные игры. Вы прошли большой путь,
Робин. Я очень доволен вами.
- Вздор, - ответил я, улыбаясь - бдительно и осторожно.
- С другой стороны, - продолжал он, - во многих отношениях вы совсем
не изменились. Хотите провести время в пустой беседе и салонных играх? Или
расскажете мне, что вас беспокоит?
- И ты еще говоришь об играх! Ты сейчас играешь в одну из них. Ты
хорошо знаешь все, что я сказал. Ты, наверно, даже знаешь все мои мысли!
Он серьезно ответил:
- То, что я знаю или не знаю, не имеет значения. И вы это понимаете.
Важно то, что знаете вы, особенно то, о чем вы не хотите признаться даже
самому себе. Но вам нужно все это вынести на поверхность. Начните с того,
что вас тревожит.
Я сказал:
- Меня тревожит то, что я трус.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
- Вы ведь и сами в это не верите.
- Ну, я определенно не герой!
- Откуда вы знаете, Робин? - спросил он.
- Не увиливай! Герои не сидят и мрачно рассуждают. Герои не думают о
том, предстоит ли им умереть! Герои не бродят, полные тревог и чувства
вины!
- Верно, герои ничего подобного не делают, - согласился Зигфрид, - но
вы упустили еще одну отсутствующую у героев черту. Герои вообще ничего не
делают. Они просто не существуют. Неужели вы на самом деле верите, что
люди, которых вы именуете "героями", лучше вас?
- Не знаю, верю ли я в это. Надеюсь.
- Но, Робин, - рассудительно сказал он, - вы не так уж плохо
действовали. Вы добились того, чего не мог никто, даже хичи. Вы
разговаривали с двумя Врагами.
- И все испортил, - с горечью сказал я.
- Вы так думаете? - Зигфрид вздохнул. - Робби, вы часто
придерживаетесь прямо противоположных взглядов на самого себя. Но с
течением времени всегда принимаете наименее лестный для вас взгляд.
Почему? Помните, в течение многих сеансов, когда мы впервые встретились,
вы мне рассказывали, какой вы трус?
- Но я и был трусом! Боже, Зигфрид, я целую вечность бродил по
Вратам, прежде чем решился вылететь.
- Да, это можно назвать трусостью, - сказал Зигфрид.
- Верно, таково было ваше поведение. Но бывали случаи, когда вы вели
себя так, что это можно назвать необыкновенной храбростью. Когда вы
бросились в космический корабль и устремились на Небо Хичи, вы страшно
рисковали. Вы подвергали опасности свою жизнь - в сущности, вы едва не
погибли.
- Ну, тогда была возможность заработать большие деньги. Этот полет
обогатил меня.
- Но вы и так были богаты, Роб, - он покачал головой. Потом задумчиво
добавил: - Интересно, что когда вы совершаете нечто достойное, вы
приписываете себе корыстные мотивы, а когда делаете что-то, что кажется
плохим, тут же соглашаетесь с такой трактовкой. А когда вы побеждаете,
Робин?
Я не ответил. У меня не было ответа. Может, я даже не хотел искать
ответ. Зигфрид вздохнул и изменил позу.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Вернемся к основному. Расскажите, что
вас тревожит.
- Что меня тревожит? - воскликнул я. - Ты думаешь, что мне не о чем
тревожиться? Если ты считаешь, что в этой вселенной, которой угрожает
опасность, отдельной личности не о чем тревожиться, ты просто ничего не
понял!
Он терпеливо ответил:
- Враг, несомненно, достаточная причина для тревоги, однако...
- Однако ее недостаточно, учитывая мою личную ситуацию? Я люблю двух
женщин, даже трех, - поправился я, вспомнив арифметику Эсси.
Он поджал губы.
- Так в чем же тревога, Робби? Я имею в виду в практическом смысле?
Например, нужно ли вам что-то предпринимать в связи с этим - делать между
ними выбор? Я думаю, нет. В сущности, никаких причин для конфликтов не
существует.
Я взорвался:
- Да, ты чертовски прав, и знаешь почему не существует причин для
конфликтов? Потому что я сам не существую! Я просто база данных в
гигабитном пространстве. Я не более реален, чем ты!
Он спокойно спросил:
- Вы на самом деле считаете, что я не существую?
- Черт побери, конечно, нет! Тебя сделала какая-то компьютерная
программа!
Зигфрид разглядывал ноготь на большом пальце. Последовала еще одна
долгая, в миллисекунды, пауза, и лотом он сказал:
- Скажите мне, Робинетт, что вы понимаете под словом "существовать"?
- Ты прекрасно знаешь, что это значит. Это значит быть реальным.
- Понятно. А Враг реален?
- Конечно, реален, - с отвращением ответил я. - Иначе не может быть.
Они ведь не копии чего-то реально существовавшего.
- Ага. Хорошо. А закон обратных квадратов реален, Робби?
- Называй меня Робинетт, черт возьми! - вспыхнул я. Он приподнял
брови, но кивнул. И продолжал сидеть, ожидая ответа. Я собрался с мыслями.
- Да, закон обратных квадратов реален. Не в материальном смысле, но в
своей способности описывать материальные события. Можно предсказать его
действие. Можно видеть его последствия.
- Но я вижу последствия ваших действий, Робин... Робинетт, -
торопливо поправился он.
- Одна иллюзия признает другую иллюзию! - усмехнулся я.
- Да, - согласился он, - можно сказать и так. Но и другие видят
последствия ваших действий. Разве генерал Берп Хеймат был иллюзией? Однако
вы двое взаимодействовали, чего он никак не смог бы отрицать. А ваши банки
- иллюзия? В них хранятся ваши деньги. Люди, которых вы наняли и которые
работают на вас, корпорации, которые платят рам дивиденды, - все они
реальны, не так ли?
Он дал мне время собраться с мыслями. Я улыбнулся.
- Я думаю, что сейчас играешь в игры ты, Зигфрид. Или ты просто не
понял. Видишь ли, твоя беда в том, - покровительственно сказал я, - что ты
никогда, не был _р_е_а_л_е_н_ и потому не понимаешь разницы. У реальных
людей реальные проблемы. Физические проблемы. Небольшие проблемы, но люди
знают, что они реальны. Я же нет! За все годы, что я прожил...
бестелесным, мне ни разу не пришлось кряхтеть и напрягаться в туалете,
потому что у меня запор. У меня никогда не было похмелья, насморка,
солнечных ожогов или всех тех болезней, какие случаются у плоти.
Он раздраженно сказал:
- Вы не блюете? Об этом вы стонете?
Я в шоке посмотрел на него.
- Зигфрид, ты раньше никогда так со мной не разговаривал.
- Раньше вы никогда не были таким здоровым! Робинетт, я начинаю
думать, что дальнейший разговор нам обоим не принесет пользы. Вероятно,
вам следует говорить не со мной.
- Ну, что ж, - сказал я, почти наслаждаясь ситуацией, - по крайней
мере я услышал... Боже, что это? - закончил я, потому что говорил уже не с
Зигфридом фон Психоаналитиком. - Какого дьявола ты тут делаешь?
Альберт Эйнштейн повозился с трубкой, наклонившись, почесал голую
лодыжку и сказал:
- Видите ли, Робин, кажется, ваша проблема совсем не
психоаналитическая. Так что я с нею лучше справлюсь.
Я снова лег на кровать и закрыл глаза.
В старину, когда мы с Зигфридом встречались по средам в четыре, я
иногда думал, что мне удалось набрать несколько очков в игре, которую, как
я считал, мы ведем, но никогда раньше он просто не сдавался. Это настоящая
победа, такой я и не ожидал - и от нее мне стало еще хуже, чем раньше. Я
был словно в аду. Если моя проблема не психоаналитическая, значит она
реальна; а "реальная", я думал, переводится как "неразрешимая".
Я открыл глаза.
Альберт был занят. Мы больше не находились в помещении для
двухчасового адюльтера, мы оказались в старом принстонском кабинете
Альберта, на столе бутылка виски, а за столом доска с непонятными
математическими формулами.
- Отличный у тебя был кабинет, - мрачно сказал я. - Мы опять
принимаемся за игры?
- Игры тоже реальны, - серьезно сказал он. - Надеюсь, вы не
возражаете против моего вмешательства. Если бы вы продолжали говорить о
слезах и травмах, доктор фон Психоаналитик был бы наилучшей программой, но
