- Мне кажется, Голан, - сказал Пилорат, - что развитие цивилизации
идет исключительно по линии ограничения обособленности.
- Вы, вероятно, правы. Однако, рано или позно, мы должны пройти через
гиперпространство, иначе мы быдем осуждены до конца дней оставаться в
одном-двух парсерах от Терминиуса. Мы не сможем совершить межзвездного
путешевствия. С другой стороны, проходя через гиперпространство, мы
подвергаемся разрыву с обычным пространством. Мы проходим отсюда туда - я
имел ввиду через интервал в сотни парсеков - за секунду известного нам
времени. Мы внезапно оказываемся безмерно далеко в том направлении,
которое предсказать трудно, и нас практически нельзя будет определить.
- Я понял. Да.
- Если только нам не встроили гипертранслятор. Он посылает сигнал
через гиперпространство - сигнал, характерный именно для этого корабля - и
власти Терминиуса будут знать, где мы, во всякое время. Это ответ на ваш
вопрос. Возможно, что мы не сможем скрыться нигде в Галактике, и нет такой
комбинации прыжков через гиперпространство, которая дала бы нам
возможность ускользнуть от их контроля.
- Но, Голан, разве мы не нуждаемся в защите Основания?
- Нуждаемся, Яков, но только в том случае, если мы попросим ее. Вы
сами сказали, что развитие цивилизации означает продолжающееся ограничение
изолированости. Ну а я не хочу этого развития. Я хочу быть свободным и
идти, куда пожелаю - до тех пор, пока не прошу защиты. Поэтому я
чувствовал бы себя куда лучше, безмерно лучше, если бы на борту не было
гипертранслятора.
- Вы обнаружили его, Голан?
- Нет. Если бы обнаружил, я, может быть, сумел бы его испортить.
- Вы его узнаете, если увидите?
- В этом одна из трудностей. Могу и не узнать. Я знаю, как обычно
выглядит гипертранслятор, и знаю способы проверки подозрительных
предметов. Но этот корабль последней модели, имеющей специальное
назначение. Гипертранслятор может быть встроен таким образом, что никаких
признаков не будет видно.
- Но с другой стороны, возможно, что его на корабле нет, поэтому вы и
не нашли его.
- Я не смею предположить это, и мне не хотелось бы делать прыжок,
пока я не узнаю.
Пилорат просиял.
- Так вот почему мы, можно сказать тащимся через космос. А я
удивлялся, почему мы не сделали прыжка. Я слышал о нем, видете ли, и
чуточку нервничал, и все думал, когда же вы прикажете мне привязаться, или
принять пилюлю, или еще что-нибудь такое.
Тревиз улыбнулся.
- Не опасайтесь. Сейчас не старое время. На таком корабле, как этот,
все осуществляется компьютером. Ему дается команда, а он уже делает все
остальное. Мы не знаем, как все это происходит, видим только, что космос
неожиданно изменился. Если вы когданибудь видели показ слайдов, то вы
знаете, что происходит, когда слайд вдруг заменяется другим. Так вот,
прыжок похож на это.
- Подумать только! Ничего не чувствуешь? Поразительно! Мне кажется,
это даже слегка разочаровывает.
- Лично я никогда ничего не чувствовал, а корабли, на которых я был,
не были такими усовершенствоваными, как этот наш шоворожденный. Но мы не
совершили прыжка не из-за гипертранслятора. Нам нужно отойти чуть подальше
от Терминиуса - и от солнца, конечно. Чем дальше мы будем от любого
масивного объекта, тем легче будет управлять прыжком - снова возникнуть в
пространстве в точно желаемых координатах. В крайней необходимости можно
рискнуть на прыжок, находясь всего в двустах километрах от поверхности
планеты и надеяться, что вам повезет и вы вынырните и можете в разумных
пределах расчитывать на безопасность. Однако, всегда существует
вероятность, что случайные факторы приведут к появлению нашего корабля в
нескольких миллионах километров от большой звезды или центра Галактики - и
вы сгорите раньше, чем успеете мигнуть. Чем дальше от массы, тем меньше
факторов такого рода и меньше вероятности, что случится что-либо
неприятное.
- В таком случае, я хвалю вашу осторожность. Никто вас не торопит.
- Точно. Тем более, что я умираю от желания сначала отыскать
гипертранслятор или убедиться, что его здесь нет.
Тревиз, похоже, снова погрузился в задумчивость, и Пилорат сказал,
слегка возвысив голос, чтобы преодолеть барьер озабоченности Тревиза:
- А это будет много позже?
- Что?
- Я хочу сказать - когда мы сделали бы прыжок, если бы вы не
занимались гипертранслятором, мой дорогой?
- При нашей теперешней скорости и траектории - я бы сказал, дня через
четыре. Точное время я установлю на компьютере.
- Ну, тогда вам остается на поиски еще два дня. Не могу ли я внести
предложение?
- Валяйте.
- Я всегда знал о своей работе - совсем отличной от вашей,
разумеется, но мы, может быть, можем обобщить - что погружение в частную
проблему самоубийственно. Почему бы не расслабиться и не поговорить о
чем-нибудь другом, тогда ваше подсознание, освобожденное от груза
сосредоточенной мысли, может решить для вас вашу проблему.
Тревиз сначала посмотрел на него с раздражением, но тут же улыбнулся.
- Не что же, почему бы и нет? Расскажите, профессор, почему вы
интересуетесь Землей? Что вызвало эту странную идею об особой планете, с
которой мы все вышли?
- Ах! - Пилорат закивал, вспоминая. - Это случилось давно. Больше
тридцати лет назад. Когда я поступил в колледж, я собирался стать
биологом. Меня в особенности интересовали вариации видов на различных
планетах. Вариации, как вы знаете - а может и не знаете - только не
обизайтесь на мои слова - очень малы. Все формы жизни в Галактике по
крайней мере, все, с которыми мы сталкивались, имеют химию
протино-нуклеиновой кислоты на водной основе.
- Я учился в военном колледже с уклоном в нуклонику и гравитацию, -
сказал Тревиз, - но я не узкий специалист. Я мало знаю насчет химической
основы жизни. Нас учили, что вода, протеины и нуклеиновые кислоты -
единственная форма жизни.
- Это, я думаю, неопределенное заключение. Лучше сказать, что мы не
обнаружили другую форму жизни - но пока оставим это. Самое удивительное в
месных видах - что видов, имеющихся только на одной планете, очень
незначительное число. Большенство, включая гомо сапиенса в часности,
расположенны по всем мирам Галактики и тесно связанны биологически,
физиологически и морфологически. С другой стороны, местные виды очень
отличаются по характеристикам как от широкораспостраненных форм, так и друг от друга.
- Ну и что же?
- Отсюда вывод, что один мир в Галактике - единственный мир - отличен
от всех остальных. На десятках миллионах миров Галактики - никто точно не
знает, сколько их - развилась жизнь. Простая жизнь, разбросанная, слабая,
но очень разнообразная, нелегко сохраняющаяся и нелегко распостраняющаяся.
Один мир, один, единственный, развил жизнь в миллионах видов - некоторые
очень специализированные, высокоразвитые, очень склонные множиться и
распостраняться - сюда относимся и мы. Мы были достаточно умны, чтобы
основать цивилизацию, развить гиперпространственные полеты и
колонизировать Галактику. Распостраняясь по Галактике, мы взяли с собой
много других форм жизни - форм связанных друг с другом и с нами.
- Если вы не перестали думать об этом, - почти безразлично сказал
Тревиз, - то, я полагаю, не без причин. Я хочу сказать, что мы здесь в
человеческой Галактике. Если предположить, что все началось на какой-то
одной планете, то значит, эта одна планета должна быть совсем другой.
Почему бы и нет? Шансы, что жизнь разовьется так пышно, должны быть
чрезвычайно малы - может, один на сто миллионов, так что это подтверждает,
что возникновение жизни произошло в одном мире на сотни миллионов. Такое
могло быть.
- Но что именно сделало этот особый мир таким отличным от других? -
возбужденно спросил Пилорат. - Какие условия сделали его таким уникальным?
- Просто случайность, возможно. В конце концов, человеческие существа
и те формы жизни, которые они привезли с собой существуют теперь на
десятках миллионов планет, на всех, которые могут поддерживать жизнь; так
что эти миры должны быть достаточно хороши.
- Нет! Поскольку человеческий род эволюционировал, развивал
технологию, сплотился в тяжелой борьбе за выживание, он смог
адаптироваться на любой планете, которая оказалась хоть сколько-нибудь
гостеприимной - на Терминиусе, скажем. Но можете ли вы представить
разумную жизнь, возникшую и расцведшую на Терминиусе. Когда Терминиус был
впервые заселен людьми во времена энциклопедистов, самой высшей формой
растительной жизни там был лишайник на скалах; высшей формой животной
жизни - маленькие коралообразные скопления в океанах и насекомоподобные
летающие организмы на суше. Мы уничтожили их и населили моря и сушу рыбой,
кроликами, козами, травой, зерновыми, деревьями и тому подобным. Мы не
оставили ничего из местной жизни, разве что в зоопарках и аквариумах.
- Хм. - произнес Тревиз.
Пилорат долгую минуту смотрел на него, потом сказал:
- Вам плевать на это, не так ли? Замечательно! Я не знаю никого, кто
бы думал иначе. Я думаю, это моя вина: не сумел никого заинтересовать,
хотя самого меня это очень интересует.
- Это интересно, - сказал Тревиз, - но... но... И что же?
- Вам не приходит в голову, что с научной точки зрения интересно
изучать мир, давший подъем единственному, по настоящему расцведшему,
подлинному экологическому балансу Галактики?
- Возможно, если бы я был биологом. А я, знаете, не биолог. Вы уж
простите меня.
- Конечно же, мой дорогой! Кстати, я не нашел ни одного биолога,
который заинтересовался бы этим. Я говорил вам, что специализировался по
биологии в колледже. Я обратился с этим к своему профессору, но он не
заинтересовался и велел мне вернуться к какой-то практической задаче. Мне
это было так противно, что я переключился на историю, которыя в юности
была моим хобби, и вытащил из угла "Вопрос происхождения".
- Если это дало вам рпботу на всю жизнь, - сказал Тревиз, - то вы
должны быть благодарны своему профессору за то, что он оказался таким
непросвещенным.
- Да, полагал, что на вопрос можно взглянуть и так. Моя работа
интересна и накогда меня не утомляет. Но я хотел бы заинтересрвать этим
вас. Терпеть не могу ощущения вечного разговора с самим собой.
Тревиз наклонил голову и весело рассмеялся. На спокойном лице
Пилората обозначились следы огорчения.
- Почему вы смеетесь надо мной?
- Не над вами, Яков. Я смеялся над собственной глупостью. Что
касается вас, то я очень признателен вам. Вы были совершенно правы.
- Что я придаю такое значение происхождению человека?
- Нет, нет. То есть, да, и в этом тоже. Но я хотел сказать, что вы
были правы, когда сказали, что надо перестать сознательно думать о моей
проблеме и занять мозг чем-нибудь другим. Когда вы мне рассказали о
способе развития жизни, это привело меня к мысли, что я знаю теперь, где
найти этот гипертранслятор, если он существует.
- Вот как?
- Да! В настоящее время это моя мономания. Я представлял этот
гипертранслятор, как будто я был на своем старом учебном судне и изучал
все части корабля - итоговый путь тысячелетней технологической
деятельности. Дошло до вас?
- Нет, Голан.
- У нас на борту компьютер. Как я мог забыть о нем? - Он бросился в
свою комнату, махнув рукой Пилорату, чтобы тот шел за ним.
- Мне нужна только попытка связи, - сказал он, вводя руки в контакт с
компьютером.
Это была попытка связаться с Терминиусом, который находился теперь
далеко от корабля.
Дошло! Отклик! Словно нервные окончания танулись и вытягивались со
смущающей дух скоростью - со скоростью света, конечно - чтобы добиться
контакта.
Тревиз был тронут - ну, не совсем тронут, но чувствовал - нет, не то
чтобы чувствовал, но... в общем, неважно, у него просто не было для этого
