капитана Петровский посмотрел на небо.
- Вот,- сказал,- сейчас и навалятся.
- А ты не каркай,- пробурчал капитан.
Один торпедоносец они сбили прямым попаданием в бензобаки. Другой сбросил
торпеду, но "Старый большевик" отшвырнул ее прочь за корму сильным буруном
винтов. Я, как бывший рулевой, понимаю всю ювелирность этого
рискованнейшего маневра. По сути дела Борис Аказеиок работал на штурвале
архиточными движениями, - так химики в лабораториях передвигают реторты с
гремучей ртутью...
С палубы они проследили, как во мгле торопливо скрылся вражеский
торпедоносец.
- Сбросил-то, паразит, одну торпеду, - догадался Петровский, - а под
брюхом у него вторая болталась... Значит, сейчас вернется, чтобы
продублировать атаку!
- Ничего, проскочим,- утешил капитан своего помощника.
Жить и плыть на тоннах взрывчатки, когда из воды бьют по тебе торпедами,
а с неба, будто крупой, посыпают бомбами, - такая жизнь не по нутру была
даже капитану Афанасьеву, человеку чрезвычайно выдержанному.
- Но жить-то надо,- рассуждал он. - Черта всем нам в рот немытого, но
выспимся, когда всю эту баланду сгрузим...
Семь союзных транспортов немцы уже отправили на дно.
Команды поврежденных транспортов тут же переходили на суда эскорта. А
затем британские миноносцы огнем орудий беспощадно уничтожали покинутые
корабли.
Иногда случались даже анекдотичные ситуации: сверху транспорт бомбит
немец, а с воды его расстреливает англичанин. Работали так, будто
сговорились.
- А сколько добра гибнет,- переживал Петровский. - Ведь один такой
транспортюга дивизию может снабдить для боя...
Непонятно почему, но противник вдруг дружно навалился на наш теплоход.
Может, их разведка пронюхала о том чудовищном грузе, который скрывался в
трюмах "Старого большевика"? Вот когда началась работа! Зенитные автоматы,
установленные на спардеке транспорта, обойму за обоймой выстреливали в
небеса. Первые сутки в бою... вторые...вот уже и третьи!
Вахтенный журнал был наспех исписан заметками об атаках.
Сорок семь атак с воздуха на один гражданский корабль, с палубы которого
стреляют штатские люди в ватниках и ушанках, а на ногах - валенки...
Присутствие же в трюмах взрывчатки, конечно, не украшало их жизни!
- Зато смерть у нас будет легкая, - говорили матросы. - Как пшикнет
разом, и мы все сразу в дамках!
Люди команды отлично сознавали, что никто из них не спасется и все они,
случись взрыв, превратятся в пар, который тут же легким облаком растает над
бездонностью океана.
Каждый понимал, что прямое попадание бомбы - смерть.
И это попадание-прямое!!! - случилось...
Крупная немецкая бомба взорвала бак транспорта. Вспышка пламени ослепила
всех стоявших на мостике. И грянул взрыв - вот, кажется, и конец... Но
храбрецам всегда отчаянно везет: взрывчатка не сдетонировала. Зато начался
пожар, огонь уже облизал надстройки. Немецкие пикировщики, привлеченные
дымом, усилили натиск своих атак. От страшного сотрясения корпуса на
теплоходе сами собой остановились машины...
- Теперь крепко стой, ребята! - горланил из дыма Иван Иванович. - Здесь
тебе мамок нету... давай, черти, работай!
Когда "Старый большевик", казалось, уже погибал - вот-вот взорвется на
собственном грузе, к нему подскочил британский корвет и направил на него
свои орудия.
- Читай, что пишут, - велел Афанасьев сигнальщику.
Корвет передал решение флагмана конвоя PQ-16: пока не поздно, покинуть
судно, а команде перейти на корабли эскорта.
- Вот те на! - удивился, капитан. - Отвечайте на флагман: "Спасибо, но мы
не будем хоронить свое судно..."
На кораблях конвоя возникло некоторое замешательство. Тут было сейчас уже
не до вежливой дипломатии, и корвет в азарте, рискуя собой, подошел к
самому борту "Старого большевика".
- Мы не можем ждать вас! - прогорланили с мостика прямо в дым, прямо в
треск огня. - Мы еще раз предлагаем... прыгайте все на нашу палубу. А судно
мы расстреляем.
Англичане наблюдали непривычную для них картину: в то время, когда
мужчины сражались с огнем, за пулеметами сидели русские женщины в ватниках,
обвешанные пулеметными лентами, возле пушек на подаче снарядов тоже стояли
женщины...
- Нет,- отвечал союзникам Иван Иванович. - Большое спасибо, но
расстрелять меня и немцы могут. Не затем перли мы груз, язви его в корень,
от самого Бостона, чтобы здесь потерять.
- А тогда,- объявили им с корвета, уходящего прочь,-дайте хоть радио
своим, что вы от нашей помощи отказались.
- Дадим радио! Ваша совесть чиста... Доброго пути вам!
Водяные пушки корабельных гидрантов с гулким выхлопом били столбами воды
по пламени. Презрение к смерти, которое проявил капитан, передалось и его
команде. Дружно (даже раненые) все бросились на тушение пожара. Охваченный
огнем корабль с грузом аммонала - что может быть страшнее? И корабли
спешили пройти мимо. Скоро из видимости пропали последние суда каравана.
Долго еще виднелись в небе колбасы аэростатов, привязанных к мачтам конвоя.
Потом и аэростаты исчезли с горизонта.
Караван PQ-16 ушел, а теплоход остался в океане один.
Один в огне! На нем, конечно, поставили крест. Такие не возвращаются.
Это не люди, это уже покойники...
Медленно, день за днем, миля за милей, тянется караван. Быстрым эсминцам
и вертким корветам такой темп не по душе - они рвутся в стороны от
тихоходов; пишут восьмерки и зигзаги, слушая воду "асдиками" - не крадется
ли враг?.. PQ-16 приближался к советским водам, и смерть отлетала от
кораблей. Команды эскорта и транспортов в напряжении следили за горизонтом.
И вдруг - тревога! - замечено не известное судно.
- Оно нагоняет нас, сэр!
Черный от ожогов корабль, почти уже неживой, развивал предельные обороты.
Казалось, мертвец восстал со дна океана. А кто он - почти не узнать в этом
обгорелом скелете. Но он двигался. Он спешил. Он был жив. Он мигал
прожектором... Ревом восторга огласились корабли конвоя PQ-16, когда в этом
пришельце с того света узнали корабль, брошенный в океане.
- Вы подумайте, сэр: они не только сбили пламя, они умудрились запустить
машину... Как они смогли отыскать нас?
Флагман конвоя PQ-16 поднял на мачтах сигнал: "ВОСХИЩЕН МУЖЕСТВОМ ВАШЕЙ
КОМАНДЫ"
И все корабли каравана расцветили свои мачты букетами флажных
приветствий. "Старый большевик", весь в рубцах и ожогах, скромно просил по
семафору, чтобы ему показали место в ордере. Весть о подвиге теплохода тут
же по радио дошла до Лондона, и Британское адмиралтейство переслало морякам
свое восхищение и теплую благодарность за небывалое в истории мужество.
Заняв свое место в походном ордере, "Старый большевик" приступил к тяжкой
обязанности прощания с павшими. Они лежали сейчас на корме, одинаково
завернутые в казенные простыни, в ногах каждого груз, ускорявший падение в
бездну, и погибших женщин было не отличить от мертвых мужчин...
Был тих, неподвижен в тот миг океан,
Как зеркало, воды блестели.
Явилось начальство, пришел капитан -
И вечную память пропели.
Напрасно старушка ждет сына домой.
Ей скажут-она зарыдает.
А волны бегут...
В мужской хор вплетались женские голоса; подруги хоронили своих подруг,
падавших сейчас в океан. А песня была старая, как и русский флот. Песня -
еще в "мужском" варианте. О женщинах, павших в бою посреди океана, такой
песни в нашей стране пока не сложено...
Известие о трудном положении, в какое попал (и еще попадет) конвой PQ-16,
дошло до Москвы, и Ставка Верховного Главнокомандования приказала Северному
флоту усилить воздушный барраж над кораблями конвоя. Наши эсминцы вышли для
встречи союзников, когда в караване из 35 транспортов осталось лишь 27, и
английские историки не забыли отметить, что "с подходом трех советских
эсминцев дышать стало легче"! За последние дни противник бросил против них
208 своих самолетов. В небе от разрывов стоял трескучий ад. После отражения
каждой атаки командир британского эскорта передавал на наши эсминцы:
"Благодарю за прекрасный огонь!"
Обстановка в океане действительно сложилась нелегкая. Много кораблей
горело, выстилая по небу исполинские шлейфы дыма. Немецкие же самолеты,
сбросив торпеды, поворачивали на заправку, и через полчаса их опять видели
висящими над мачтами. Блестяще проявил себя миноносец "Гарланд" под флагом
героической Польши (командир Генрик Эйбель). Экипаж был уже наполовину
выбит, корабль горел, но из пламени израненные поляки продолжали отражать
все атаки с воздуха...
День 30 мая 1942 года, когда PQ-16 уже был на подходах к Кольскому
заливу,- этот день выпал хмурым, низкооблачным, почти нелетным... Полковник
британской авиации Ишервуд, френч Которого был украшен орденом Ленина,
завтракал в столовой авиаполка, стоявшего на аэродроме Баенги. Провожая в
полет Бориса Сафонова, Ишервуд честно признался:
- Американские "китти-хауки" имеют в подшипниках немало серебра. Но это
вряд ли делает их моторы лучше...
Полк должен совершить вылет, чтобы разогнать самолеты врага над
караваном. 45 "юнкерсов" и "мессершмитты" (число которых не установлено)
бомбили корабли PQ-16. А эти вот "китти-хауки" и "хауккер-харрикейны"
барахлят некстати, и в небо можно выпустить только считанные машины...
Малиновая ракета взлетела над аэродромом, призывая к подвигу!
Командир авиаполка Борис Сафонов, Герой Советского Союза, сел в кабину.
Всему дальнейшему, что произошло в этот тяжелый день, немало очевидцев, но
зато осталось чрезвычайно мало подробностей. Известно, что в это роковое
утро Дмитрий Селезнев, ас полярного неба, тоже уходил в море. Но шатун
оборвался в моторе, и летчик врезался в гранит сопок... Сейчас против 45
"юнкерсов" (и неизвестно, сколько там "мессершмиттов") уходили в бой всего
четыре наши машины.
Вот имена людей, державших штурвалы в руках:
Борис Сафонов (подполковник),
Алексей Кухаренко (майор),
Павел Орлов (капитан),
Владимир Покровский (старший лейтенант) 1.
Под крыльями самолетов, утяжеляя их, висели дополнительные бензобаки на
500 литров, чтобы летчикам после боя хватило горючего добраться до Ваенги.
Шли почти над волнами, без ориентиров - по компасам. Слепая мгла висла над
океаном. Когда до конвоя осталось совсем немного, стал давать перебои мотор
Кухаренко... Борис Сафонов передал ему кратко:
- Алеша, ты возвращайся. А мы потянем дальше...
Теперь их осталось только трое, и скоро с высоты в две тысячи метров
перед ними открылась обширная панорама каравана. В небе стоял плотный
заградительный огонь англичан и наших зениток с эсминцев - "семерок" и
"новиков".
- Ребята, будем внимательны, - напомнил Сафонов.
Из этой четверки полярных асов - три Героя Советского Союза, два из них
навечно зачислены в списки Краснознаменного Северного флота, а в живых
остался только один - А. Н. Кухаренко, кавалер пяти орденов Красного
Знамени и Бриллиантового Креста (высшего знака отличия английской
королевской авиации). Выйдя в отставку, полковник А. Н. Кухаренко работал
на мебельной фабрике в Риге,
На глазах всего каравана они дали бой противнику, когда тот выходил из
пикирования. Сразу же образовался рискованный строй растянутого пеленга в
таком невыгодном для нас порядке: "Ю-88", еще "Ю-88", затем летел Сафонов,
"Ю-88", за ним самолет Покровского; "Ю-88", машина Орлова; следом еще два
"Ю-88"...
Вся эта кавалькада машин, треща пулеметами, стремительно отлетала прочь
от конвоя. Перед тройкой смельчаков стояла, в небе хваленая 30-я эскадрилья
пикирующих бомбардировщиков, летчики которой были опытны и мужественны,
подготовлены для схваток над безбрежием океана. На фюзеляжах немецких машин
были намалеваны огромные рыжие псы, в зубах у которых - маленькие
истребители "И-16" (именно на таком "И-16" и творил в небе чудеса Борис
Сафонов!)...
Скоро вдали от места боя, на командном пункте в бухте Ваенга, по радио
были приняты слова Сафонова:
- Одного свалил...
Через несколько минут Сафонов выкрикнул в азарте боя:
- Еще двух срубил! Бью третьего...
