отлететь от тела, он вышвырнул ее пинком, выбросил во мрак и стужу, а
может, наборот, в адское пламя. И плевать! Первозург знал, что охрана
его не тронет, что она даже не заметит подмены. Он не шелохнулся,
чтобы помочь Ивану. Плевать!
Его спасло чутье, он шагнул к той двери, откуда должны были
появиться вертухаи. Он не дал им опомниться; два кадыка - два удара -
два трупа на полу - два широкоствольных боевых лучемета в руках - реки
синего огня - оплавленные стены, перила, ступени. Он не знал жалости.
Он должен был выжить. Он прошел ад Системы и тронной ад Пристанища не
для того, чтобы загнуться на Земле. Он вновь был молод и силен.
Невероятно силен и чертовски молод! И он все помнил. Это было главным.
Разыскивать тех троих, что ушли у него из-под носа, было
бесполезно. Их, скорее всего, уже и не было во дворце. Никуда они не
денутся! Они послали его на верную смерть, на стопроцентную
погибель... А он вернулся. Ивану было их даже немного жаль. Заиметь
лютым врагом, не прощающим черного зла, идущим по следу до конца,
такого, как он - десантника-смертника, поисковика экстра-класса -
отважится не каждый. Они сами выбрали свою судьбу. Не рой яму ближнему
своему... ближнему?! Нет! Это нелюди, нечисть! Они ничем не лучше той
погани, с которой он бился на всех кругах планеты Навей, еще и похуже.
Но сейчас поздно, надо было бить сразу, не упускать! Лабиринты,
проклятущие лабиринты - и там, и здесь, да что же это за страсть такая
к лабиринтам! Иван прожег верхнюю переборку, подпрыгнул, расставил
локти - рваным металлопластиком разодрало рукав, плевать! Смахнул вниз
зазевавшегося бритого парня, вбил в стену другого. Оглянулся. Нет, это
не то! Он отводил душу, он гнал из своего тела скопившуюся в нем за
время отката безудержно-безумную силу, ему надо было выпустить пары,
но в то же время он ни на секунду не терял контроля над собой. Плохо.
Совсем плохо! Но ничего не поделаешь, поздно, их не достанешь, надо
уходить! Он нутром чуял недоступную приборам дрожь - мелкую, гнусную.
Они пустили на него "сеть" - заурядную парализующую психотронную
сеть-ловушку. Ей нет дела до бушующего пламени, ей стены и переборки
не преграда, она идет по следу, выщупывая в пространстве чужака. И она
накрывает его, лишает воли, лишает разума. Надо уходить, пока не
поздно! Координаты! Надо снять точное расположение. Ивану стало вдруг
холодно. Антарктида! Шестой сегмент, квадрат два-два, минус
семнадцатый километр, продольный периметр, одиннадцать-три, верх - два
плюса, ноль, блуждающий пузырь. Однако! Он рвался вверх, он знал - так
надо, там есть стационарный переходник. Сеть настигала его. Щиты
Бритры слабели. И он уже знал, что все переходники в "пузыре"
вырубили, что он обложен, как затравленный, загнанный волк. Он
выскользнул из-под сети в последнее мгновение, провалился на два
яруса, сшиб с ног какого-то мычащего "толстяка, придавил его, в
полуотчаянии собираясь использовать его заложником... и вдруг нащупал
в грудном клапане несчастной, ни черта не понимающей жертвы тяжелый,
плотный кругляш - сфероидный переходник ограниченного действия. Он
ушел чудом.
Выбросило почему-то в пустыне, прямо в горячий, хрустящий на зубах
песок. Иван откинулся на спину, смахнул с губ противные и липучие
песчинки, взбрыкнул ногами и расхохотался - громко, в голос. Земля!
Только теперь он осознал наконец, только теперь дошло - он на Земле!
он вернулся! это было невозможным, но он вернулся из Сектора Смерти,
он вернулся оттуда, откуда еще никто до него не возвращался! Чудо! А
еще говорят, что чудес не бывает. Бывают! Он перевернулся на грудь,
потом опять на спину, скатился с бархана в ложбинку и снова уставился
на белое, ослепительное, настоящее солнце. Все было прекрасным,
изумительным, родным... земным. Все... только пальцы еще ощущали
мерзость прикосновения к жирной шее круглолицего. Пустяки! Почти всю
жизнь он провел в Пристанище.
И вот вернулся.
Лежать под палящим солнцем на раскаленном песке было приятно. На
Земле вообще все было приятным. Но вместе с Иваном на Землю вернулась
его память. И она не могла позволить долго наслаждаться и
расслабляться. Проклятье! От этого не будет спасения. Никогда. Иван
вскочил на ноги. И вот именно тогда пришла мысль - он ничего не сможет
сделать в одиночку. Соваться в учреждения и комитеты, заведения и
комиссии? Нет, хватит, спасибо, он уже пробовал все это после
возвращения из Системы, с Хархана. Его всюду принимали за
сумасшедшего, косились, старались успокоить... Надежда одна - на
друзей. Но где они?!
Почти все в дальнем поиске, да и поймут ли они его, друзья?! Нет!
Они никогда не поймут его, нечего и дергаться. Он выбит из колеи
земной и внеземной жизни, выбит напрочь... и понять его, помочь ему
смогут только такие же.
Гуг! Вот тогда Иван и вспомнил про старого, нехорошего,
опустившегося Гуга Хлодрика.
Два дня Иван шел по пустыне. Днем его безумно жгло белое солнце.
Ночью приходилось поеживаться, ветерок дул, прямо скажем, северный. Но
за эти два дня он пришел в себя, успокоился - идиотское желание
кого-то бить, убеждать, трясти за грудки пропало начисто. Он дозрел.
На третий день из-за бархана вырос крохотный оазис - пять-шесть
пальм и чахлая искусственная лужайка.
- Куда надо? - вяло поинтересовался пухлый негр с сизым от
беспробудного пьянства лицом.
Иван смахнул со столика, утопавшего ножками в рыхлом песке, три
бутылки горячительного пойла, ткнул указательным пальцем левой руки в
лоб возмутившегося было и приподнявшегося над стульчиком алкаша - тот
упал на спину и долго барахтался в песке, словно перевернутый на спину
таракан. За это время Иван успел выпить бутылку кисленькой желтоватой
воды, закусил сочным крутобоким персиком. Негр лопотал чего-то в
минирацию на запястье.
Иван его не слушал. Он глядел в огромный стереовизор, криво
поставленный у ствола пальмы: крутобедрая полуголая девица под шипенье
и писки стягивала остатки сверкающих чешуек, при этом с таким
проворством трясла грудями, что они двоились в глазах. Ивану кое-что
припомнилось. Система! Девица была совсем живой, настоящей - если бы
не тредметровый черный кант рамки, можно было бы подойти поближе и
похлопать ее по заднице.
- Да я щя-а-а... - сизоносому негру удалось наконец встать.
Размахивая конечностями, он набросился на чужака.
Но еще одно, столь же неуловимое движение вновь мягко и деликатно
опрокинуло его на спину. Негр задохнулся от возмущения.
- Нехорошо пить эдакое дерьмо, нехорошо, - сказал Иван
назидательно. Он ждал.
Гудение мотора за спиной раздалось минут через семь.
Плохо работают, отметил Иван, обленились от жары и безделья, ну да
ладно.
Когда в спину ткнулся холодный ствол, Иван подернул плечами, чуть
скосил глаз. Шаги, еще шаги... их всего четверо.
- На землю! - команда прозвучала на старонемецком.
На землю так на землю, подумал Иван и, не оборачиваясь, плюхнулся
животом в раскаленный ласковый песок.
Эх, были бы они немного умнее, могли пристрелить на расстоянии - и
всех делов-то! Шпана, мальчишки.
- Руки! - рявкнул другой, пожиже голоском.
Сейчас, будут вам и руки... Иван понял, что момент подходящий,
резко отпихнулся руками от земли, вскинул ноги - веер! Веер Ит-су -
вещица стародавняя, но добротная.
Трое сразу рухнули в песок, их откачают не скоро. Четвертый стоял
с отвисшей, трясущейся челюстью, палец его дрожал на спусковом крючке
плазмомета.
- Ладно, успокойся, не трону, - Иван потрепал его по ледяной щеке.
И быстро пошел к дисколету. Ему была нужна только эта допотопная
машина, больше никто и ничто: ни негр с сизым носом, ни пальмы, на
грудастая девица, ни тем более щеглята... может, они вообще были из
другой банды. Черт с ними! Разбираться Иван с этой мелюзгой и их
хозяевами не собирался.
Пора домой, в Россию.
Но он не повторит прежней ошибки. Никогда не повторит!
Ни одна собака на всем Земном шаре и в бескрайней Федерации не
могла знать о его возвращении. Разумеется, кроме той троицы. Но
"серьезные" будут помалкивать, тут двух мнений быть не может - они
скорее на себя руки наложат, чем выдадут его. И наверняка уже идут по
следам.
Ну и пускай идут!
Иван свечой взмыл вверх, в стратосферу. Слабовата машина, не то б
прямо к Дилу на его Дубль-Биг! Успеется.
Границу Континентальной Азии и Великой России Иван проскочил без
помех и регистраций, кодовый датчик на левом щитке скрипнул) мигнул -
прощай. Сообщество... нет, до свидания, так вернее.
За десяток верст до Вологды он стер бортовую память - пришлось
повозиться, припомнить запретное, дал команду дисколету на возврат,
снизился на полукилометровую высоту. И спиной назад вывалился из
люка-мембраны - последние сотни метров ему хотелось пройти самому,
рассечь грудью этот родной, одуряющий растворенной в нем пряной
горечью воздух, пройти на антигравах.
Крутой порыв ветра вышиб слезу из глаза, закинул назад волосы,
квадратики полей замельтешили-запрыгали, пахнуло, холодком от
змеящейся синей речушкиэто только кажется, Иван знал. Но пускай так,
пусть кажется. Он чувствовал, что слезы текут из глаз вовсе не от
ветра. Русь-матушка, родимая земелюшка! Неужто все позади?! Он чуть не
налетел плечом на тоненькую одинокую березку.
Вывернул, в ноги ударило - и они не выдержали, подогнулись, Иван
упал, упал головой в колючую зеленую траву. И зарыдал уже в голос.
Сколько же дней, недель, лет он не был тут?! Пропасть! Нет, неправда,
это обман, он ушел вчера, а может, только сегодня. Откат! Он ушел
три-четыре дня назад. Прожил жизнь, уже умирал от старости и
дряхлости, погибал... и опять пришел туда, откуда все начиналось. Надо
ехать в Москву! Сегодня же в Москву, в Храм! Нет! Иван перевернулся на
спину - в небе плыли белые облака, те самые, из его страшных,
тягостных снов, снившихся то ли в бреду, то ли наяву там, в
Пристанище. Но это были самые настоящие земные облака. Иван зажмурил
глаза. Господи, спаси и сохрани! Не дай погибнуть от разрыва сердца на
родимой земелюшке! Ведь не мог же Ты провести через столько страстей и
испытаний, чтобы погубить тут, в травушке-муравушке, под родным
небосклоном. Иван встал.
Но голова вдруг закружилась и его снова бросило в траву.
Облака! Белые облака - двое в бездонном небе. И он на Земле. Один
он на всей Земле! Если бы еще хоть один, хотя бы один человек, все
знающий, понимающий, побывавший там! Нет! Иван знал, второго такого
нет. Он вырвался из преисподней, из запредельного мира, откуда никто и
никогда не возвращался, откуда никогда и никто не должен был
возвратиться. Он один на Земле!
Дверь была заперта. Иван постучал еще раз, подождал, потом подошел
к окошку - занавески не дали заглянуть внутрь.
- Нету батюшки, - прозвучал тягуче-окающий старушечий голос из-за
спины.
- На реку пошел, он любит на реку ходить в это время, - пробурчал
Иван себе под нос.
У старушки оказался хороший слух, не старушечий.
- Да нет, сынок, - протянула она и мелко переместилась, - не на
речку он пошел. Помер отец Алексий, царствие ему небесное.
Иван привалился плечом к деревянному, припорошенному желтой
пыльцой резному столбу, что придерживал узорчатый навес. Побледнел.
- Нет. Не может того быть! Погодите-ка, - он ворошил в памяти
числа, боялся ошибиться, - недели не прошло как мы вот на этом
крылечке сидели рядышком, толковали о том о сем...
