язык.
- Слушаю вас, - сказал он.
- Инспектор Интерпола Сбитнев, - представился я служебным голосом, -
прибыл по вашему заявлению от второго августа.
- А-а-а! - крикнул профессор и осклабился, обнаружив розовую вставную
челюсть. - Очень и очень рад. Однако сожалею заранее, если ваши хлопоты
окажутся бесполезными.
Такое начало нельзя было посчитать оптимистическим, однако я выполнил
все необходимые формальности: идентифицировал личность заявителя,
предъявил свои документы и разъяснил полномочия, дал классификационную
оценку заявлению профессора и заодно растолковал ему суть статьи
соответствующего кодекса международного права об охране памятников мысли
(накануне пришлось ликвидировать пробел в собственном образовании...),
предупредил о том, что наш разговор фиксируется, и тут же напомнил об
ответственности за дачу ложных показаний.
Профессор на все это отреагировал не очень внимательно.
- Вы любите научную фантастику? - внезапно спросил он.
- Нет, - ответил я, и наступила томительная пауза. Профессор смотрел
на меня, как на эксгибициониста. - Это имеет какое-то отношение к делу? -
осведомился я.
- Косвенное, - сообщил профессор. - Книга, по поводу которой мною
сделано заявление, относится к одному из тематических подвидов энэф.
Путем некоторого умственного усилия я понял, что "энэф" есть
аббревиатура того самого вида литературы, кафедру которой возглавлял
Компотов.
- И что... значительной ценности книга?
- В каком смысле? - Профессор вновь посмотрел на меня как-то странно.
- В художественном или... э-э-э... в смысле идей.
- Дрянь редкостная, - со вкусом сказал Компотов. - Да. Это, знаете
ли, в фантастике не редкость. Впрочем, как и в литературе вообще... На
этот счет еще в прошлом веке высказался как-то Теодор Старджон.
Тут профессор поведал историю с высказыванием Т. Старджона на одном
из симпозиумов по научной фантастике. Затем коротко обрисовал обстановку с
развитием энэф в англоязычном мире в сопоставлении с фантастикой
социалистических стран и прежде всего советской в середине прошлого
столетия. ("Заметьте, инспектор, именно этот период в развитии данного
вида литературы особенно интересен...").
Далее профессор провел решительную грань между направлениями энэф,
относящимися, с одной стороны, к струе массовой культуры, и с другой
стороны - к потоку профессионально несостоятельных творений, как
называемой халтуре. Здесь имелась тонкая, но существенная разница, что
необходимо было учесть.
Я прикинул, поможет ли это расследованию, и попросил Л. Г. Компотова
возвратиться поближе к основному предмету разговора.
Профессор трудно сходил с наезженной колеи.
- Дрянь редкостная, - повторил он уже данную оценку похищенной книге,
как бы удивляясь самому факту существования столь слабого литературного
произведения. - Уж на что есть образцы... особенно в те еще годы... Концов
Владимир или там Дубитский... Маняшин... Бумерангов... Клопаков... А
Чугунец?! Или взять произведения "стихийной семерки" времен печального
двадцатилетия... Но эта книга, доложу вам, не слабее. Да. Жуткая книга.
Хотя, конечно, в другом роде.
Памятник мысли, вспомнил я напутствие шефа.
- Если хотите, я вам покажу кое-что, - сказал профессор и встал. Он
явно собирался продемонстрировать мне что-то из своих неисчислимых шкафов.
Дубитского, наверное, или Концова.
Я содрогнулся. - Прощу прощения... Давайте о деле.
- Странно, - сказал профессор, впиваясь в меня долгим взглядом. -
Научно-фантастическая литература этого периода дала и свои классические
образцы... Они входят в программы школьных факультативов... Однако вы, я
вижу, не любите фантастики. Странно. А я вот любил этот вид литературы с
детства. И даже, как видите, сделал его предметом своих профессиональных
устремлений. Видите ли, я считаю, что современному человеку...
Он явно собрался прочитать мне вступительную лекцию к своему курсу на
литературоведческом отделении.
- Я не любил фантастику, - перебил я Компотова, - потому что с
детства любил детективы. И вот вы стали профессором кафедры энэф, а я, как
видите, сыщиком...
Я думал, что шутка отвлечет его с опасной тропы популяризации энэф.
Однако с юмором у профессора было туго.
- Вот как, - произнес он. - Очень интересно.
Похоже, я дал ему пищу для размышлений.
- Так вот, давайте о деле, - внезапно и круто переменил он тему, как
будто именно я все время старался от этого дела уклониться. Теперь он
смотрел на меня, как на студента-задолжника.
- Как я понял, вам незнакомо имя Гонсалеса и книгу его вы не читали.
- Да, незнакомо. Нет, не читал, - ответил я по возможности спокойно.
- Вы нич-чего не потеряли! - торжественно заявил профессор.
Это я уже понял.
- Так в чем же дело? - спросил я.
- Вы совершенно правы, - проницательно ответил Компотов. - Эту книгу,
пожалуй, и следовало бы изъять. Но, - тут он воткнул палец в пространство
передо мной, - кто это сделал? И главное: зачем?
- Ну, кто-нибудь из тех читателей, кто был возмущен ее содержанием...
Он махнул длинной рукой, по-прежнему не воспринимая юмора. - Бросьте.
Это несерьезно. Тогда были бы изъяты тысячи... десятки тысяч плохих,
бесполезных книг. Вы думаете, мало их издается?
Я так не думал.
- Здесь загадка, - сообщил профессор. Стекла его очков блеснули.
- У вас имеются какие-либо предположения? - спросил я.
- У меня есть два предположения. Одно из них по вашему ведомству,
хотя представляется мне менее вероятным. Второе предположение, на мой
взгляд, гораздо более правдоподобно, однако, - тут он широко улыбнулся,
вновь обнаружив вставную челюсть, - не имеется ведомства, по которому
можно было бы это предположение исследовать. Вернее, таковое ведомство для
нас столь же недосягаемо, как сам Господь Бог!
Он снова замолчал, и я подумал, что если он с такими же паузами
читает свои лекции, то половина студентов у него наверняка спит.
- Итак, какое предположение вы полагаете более правдоподобным? -
подтолкнул я его, потому что мои студенческие времена прошли и спать было
уже некогда.
- Вероятнее всего, - изрек профессор, - что еще денька два назад нас
с вами не было.
Он дал мне время подумать над смыслом его фразы, и я стал склоняться
к тому, что с Л. Г. Компотовым не все в порядке.
- Вы не читали Гонсалеса... - вновь констатировал Компотов.
- Да. И ничего, как вы сказали, не потерял.
- ...и дело, в общем, не в этом. Что до сюжета, то он таков...
У меня сам собой открылся рот, чтобы крикнуть: "Не надо!" Однако ведь
с чего-то надо было начинать свое первое дело, и я решил, что без сюжета
здесь не обойтись.
Где же искать зацепку? Начнем с сюжета...
- ...Главный герой, некий Селас Гон - вы легко увидите здесь
анаграмму имени самого автора, - осуществляет в Институте архитектуры
времени эксперимент, известный в науке под названием "Критерий истины".
Таким образом, сразу должно быть ясно, что книга Гонсалеса относится к так
называемой темпоральной, а более точно - хроноархитектурной ветви научной
фантастики.
Паузы в речи профессора Компотова исчезли, теперь он говорил
размеренно, словно набрав крейсерскую скорость, и остановить его, как я
понял, уже было бы трудно.
- По существу, в книге применено два фантастических допущения: первое
- возможность накопления энергии, соответствующей уровню, необходимому для
проведения эксперимента "Критерий истины", второе - обратный ход
хроноархитектурных процессов в новосозданном вторичном мире, что дает
возможность главному герою книги - программисту Селасу Гону - извлечь из
прошлого ряд одиозных фигур - князей, баронов... одним словом, мелких
деспотов. Из них Селас Гон сколачивает боевые отряды, своего рода десант
из прошлого... Отсюда, кстати, и заглавие книги. Вся остальная часть
произведения Гонсалеса может быть с жанровой точки зрения квалифицирована
как роман-предупреждение и отнесена к социальной научной фантастике.
Вооружив свою команду, Селас Гон захватывает арсенал международных
сил ООН, где, оказывается, сохранена значительная часть ракетного оружия с
ядерными боеголовками, наносит ряд устрашающих атомных ударов, полностью
берет в свои руки власть над планетой и рассылает во все концы земли своих
десантников в качестве удельных князей... Таким образом, ликвидируются все
те великие социальные завоевания человечества, достигнутые до и после
главного события нынешнего столетия - всеобщего разоружения. Волею
диктатора Селаса Гона и его банды на Земле конструируется антигуманный
общественный строй, некий технократический феодализм...
Нет нужды останавливаться подробно на степени научной обоснованности
обеих фантастических предпосылок в этой книге; возможность осуществления
эксперимента "Критерий истины" ортодоксальной наукой исключается. Таким
образом, и второе допущение предстает перед читателем как преднамеренный
литературный прием. Ради чего? Увы, однозначного ответа на этот вопрос
нет.
Книга Гонсалеса "Десант из прошлого" настолько слаба в литературном
отношении, что нет возможности говорить о ее художественных достоинствах.
Повесть эта поражает композиционной невыстроенностью, структурными
перекосами. Так, едва намечен сюжет, но в то же время приводятся
мельчайшие детали в плане штурма мифических ядерных арсеналов армии ООН,
подробно расписана топография местности, дается утомляющий перечень имен с
разъяснением боевой задачи каждого десантника...
В книге вообще масса подробных указаний. По сути дела перед нами не
художественное произведение, настолько грубо, порой бессвязно, безграмотно
с литературной точки зрения проведены сюжетные ходы. В книге практически
нет ни образов, ни характеров. Даже главный герой - диктатор Селас Гон -
обрисован весьма схематично. Определяя жанр этой книги, я решился бы
назвать ее научно-фантастической инструкцией...
Тут что-то клацнуло, профессор поперхнулся на полуслове и лицо его
перекосила мучительная гримаса. Стало ясно, что у него нелады со вставной
челюстью. Потому, видимо, он и носил ее во внутреннем кармане пиджака.
- Бивуточку, - произнес он знакомое слово, но пока он справлялся со
своим протезом, я пришел к выводу, что дальнейшая речь профессора мало чем
мне поможет в расследовании.
- Минуточку, - машинально повторил я, как бы сделав перевод со
стоматологического диалекта на русский язык. - Имеет ли отношение сюжет
книги Гонсалеса к мотивам ее похищения?
Профессор посмотрел на меня с явным одобрением.
- Безусловно! Исчезновение книги, как мне кажется, дает все основания
полагать, что мы с вами не что иное, как частица новосозданного мира. Так
что, дорогой следователь, вчера нас с вами еще не было... Эксперимент
"Критерий истины" состоялся!
Стекла очков Компотова загорелись сумасшедшим блеском.
Пока профессор торжествовал, я что-то начал смутно припоминать. Вроде
бы эксперимент, о котором шла речь, должен был как-то свидетельствовать о
том, живем ли мы в подлинном, то есть в первичном мире, либо наш мир
вторичен, является слепком с некоего недостижимого оригинала.
- Однако я полагаю, что при таком объяснении происшедшего заявлять о
расследовании некому, - выдержав паузу, объяснил профессор. - Исчезновение
книги означает, что Селас Гон приступил к осуществлению своего плана...
- Диктаторского переворота? - уточнил я.
- Разумеется.
- Именно в этом случае и следовало бы заявить в международную
