ибо они даны богом, или внушены свыше или же по крайней мере открыты той
частью души человеческой, которая приобщена к божеству, в то время как
прочие тела и осязаемые вещи в мире непричастны к этому. Новая,
пробивающая себе дорогу наука, которая настолько же мало вышла за пределы
физики, астрономии, анатомии и основ физиологии, как и наука на западе
всего лишь два века назад, может вполне уступить эту удаленную и
неожиданную область ценностей философам и теологам и ограничиться тем, что
можно постичь метафизически".
Клюкхон признавал, что определение ценностей несовершенно и возможно
множество противоречивых оценок их, но утверждал, что словесные
определения ценностей не обязательно связаны с работой на местах. Он
говорит, что независимо от того, как они определены, все согласны с тем,
что они представляют собой фактически в деле. Он попытался решить проблему
предлагая любому и каждому в своей работе Проект ценностей дать
определение ценностей так, как того захочется, но по строгим научным
меркам это будет неприемлемо.
В Проекте ценностей Клюкхон дает описание пяти соседствующих
юго-западных американских культур в плане оценки своих соседей, и дал с
помощью этого метода хорошее описание этих культур. Но читая прочую
литературу, Федр обнаружил, что ценности, как и любой прочий общий термин
в антропологии, подвергаются обычным злобным нападкам. Социологи Джудит
Блейк и Кингсли Дэвис о ценностях говорят следующее:
До тех пор, пока конфигурации культуры, основы отношения к ценностям,
преобладающие нравы и все такое прочее берутся в качестве исходной точки и
основной детерминанты, они имеют статус не анализированных посылок.
Избегают именно тех вопросов, которые дали бы нам возможность понять эти
нормы, а некоторые факты из жизни общества становятся трудными для
объяснения или их совсем невозможно понять.
Нравы, детерминанты, нормы... именно такими жаргонными терминами
социологии они окрещивают вещи, на которые нападают. И вот тут-то
понимаешь, что находишься в огороженном стеной городе, - подумал Федр.
Жаргон. Они отгородились от остального мира и говорят на жаргоне, который
понятен только им.
"Хуже того, - продолжают они, -
обманчивая простота объяснений в плане норм отношения к ценностям
поощряет невнимание к методологическим проблемам. В силу субъективных
эмоций и этического характера нормы, а в особенности ценности,
представляют собой наиболее трудные объекты в мире, которые можно
определить в достаточной степенью достоверности.
Они представляют собой яблоко раздора и вопрос разногласий...
Исследователь ...
склонен давать объяснение известного через неизвестное, конкретного -
общим.Его определение нормативных принципов может быть настолько туманным,
что становится универсально полезным, т.е. с его помощью можно объяснить
всё и вся. Так, если американцы расходуют довольно много денег на
алкогольные напитки, театральные билеты и билеты в кино, на табак,
косметику и ювелирные изделия, то объяснение довольно простое: у них
идеология - хорошо проводить свободное время. Если же, с другой стороны,
между неграми и белыми нет социального близости, то это вызвано
"расистскими" ценностями. Циничный критик может даже для удобства
причинного толкования предлагать, чтобы ценностям "культуры" всегда
давалось определение антонимичными парами.
"При попытках дать исчерпывающие определения выявляется туманный характер
"ценности" ,- пишут Блэйк и Дейвис. - Вот, например, определение
"ориентации ценности", данное в книге объемом в 437 страниц, посвященной
данному вопросу:
Ориентации ценностей представляют собой сложную, но достаточно четко
составленную (по иерархии) структуру принципов, вытекающих из
взаимодействия трех аналитических выделенных элементов оценочного
процесса: познавательного, влиятельного и направляющего, которые
устанавливают порядок и направление непрерывно текущего потока
человеческих действий и мыслей в том плане, как они соотносятся с решением
"общечеловеческих" проблем.
Бедный Клюкхон, - подумал Федр. Это ведь было его определение. При таком
пробном шаре не было никакой возможности двигаться дальше.
Эта нападка вызвала у Федра желание вмешаться и начать спор.
Утверждение о том, что ценности туманны и поэтому их нельзя применять для
первичной классификации, - неверно. В оценочном суждении нет ничего
туманного. Когда избиратель идет к урне, он делает оценочное суждение. Что
же здесь такого туманного? Разве выборы не культурная деятельность? Что
такого туманного в нью-йоркской фондовой бирже?
Разве она не занимается ценностями? А как насчет казначейства США? Что
есть в этом мире более конкретного, чем служба сбора налогов? Как
неоднократно говорил Клюкхон: ценности совсем не туманны, если вы имеете
дело с ними в плане фактического опыта. И только если обратиться к
заявлениям по их поводу и попытаться включить их в общий жаргон
антропологии, тогда они становятся туманными.
Такая нападка на "ценности" Кребера и Клюкхона стала хорошим примером
того, что помешало самому Федру вступить в эту область. И тут ничего
нельзя добиться, ибо на каждом шагу приходится спорить по поводу основных
терминов, которыми пользуетесь. Очень трудно говорить об индейцах, если в
конце каждого предложения приходится разрешать метафизический спор. Это
следовало бы сделать до того, как была создана антропология, а не после.
В этом-то и проблема. Вся область культурной антропологии представляет
собой дом, построенный на интеллектуальном песке. Как только вы пытаетесь
включить эти данные во что-либо, имеющее теоретический вес, то вся
конструкция тут же рушится и рассыпается. Область, которая могла бы стать
исключительно полезной и продуктивнейшей в науке, оказалась внизу, и не
потому, что в ней работали плохие ученые или предмет оказался неважным, а
потому, что структура конкретных принципов, на которых делается попытка
построить их, не может выдержать этого.
Ясно было одно, если он собирается делать что-либо с антропологией, то
делать это придется не в самой антропологии, а во всем том объеме посылок,
на которых она зиждется. Решение антропологической блокады состояло не в
построении какой-либо новой антропологической теоретической структуры, а в
том, чтобы вначале разыскать некое прочное основание, на котором можно
было бы возводить такую конструкцию. И именно этот вывод привел его в
самую середину той области философии, которая известна под названием
метафизики. Метафизика и будет тем расширенным форматом, в котором можно
будет противопоставить белых и белую антропологию с "индейской
антропологией" без того, чтобы не замыкаться на зашоренном
жаргонизированном пути белой антропологии.
Вот так! Какой труд! Интересно, а не замахивается ли он на во много раз
более того, что сможет переварить. Да ведь для этого понадобится заполнить
книгами целую полку. Целый коридор полок! И чем больше он об этом
размышлял, тем больше сознавал, что в противном случае ему надо вовсе
отказаться от этой затеи.
И все же было некое чувство облегчения. Метафизика, как область
исследования интересовала его больше всего еще когда он был студентом в
Соединенных Штатах и позднее, когда он занимался наукой в Индии. Было
некое чувство выхода после бесконечных заморочек и блужданий по незнакомой
антропологии. Наконец-то он очутился на своей собственной тернистой тропе.
Аристотель называл метафизику Первой философией. Это собрание наиболее
общих утверждений иерархической структуры мышления. На одной из карточек
он списал её определение как "ту часть философии, которая занимается
природой и структурой действительности". Она задает такие вопросы как
"Являются ли воспринимаемые нами объекты действительными или
воображаемыми? Существует ли внешний мир отдельно от нашего осознания его?
Сводится ли в конечном итоге действительность к единой лежащей в основе
сущности? И если это так, то является ли она по сути духовной или
материальной? Является ли вселенная познаваемой и упорядоченной ли же
непостижимой и хаотичной?"
Из такого первичного статуса метафизики можно подумать, что любой и
каждый считает её существование и ценность самим собой разумеющимся, но
это совершенно определенно не так. Даже если она и была центральной частью
философии со времен древних греков, она всё же не является всеобще
признанной областью знания.
У неё есть два типа оппонентов. Первый - это научные философы, в
частности группа, известная под именем логических позитивистов, которые
утверждают, что только естественные науки могут по праву исследовать
природу действительности, что метафизика - лишь набор недоказуемых
утверждений, которые не нужны для научного наблюдения действительности.
Для подлинного понимания действительности метафизика слишком "мистична".
Это конечно же группа, к которой принадлежит Франц Боаз и благодаря ему
вся современная американская антропология.
Вторая группа оппонентов - это мистики. Термин мистика иногда путают с
"оккультным" или "сверхъестественным", с магическим и колдовским, но в
философии у него другое значение. Некоторые из наиболее почитаемых в
истории философов были мистиками: Плотинус, Сведенборг, Лойола,
Шанкарачара и многие другие. Они разделяют общую убежденность в том, что
фундаментальная природа действительности - это внешний язык; этот язык
разбивает вещи на части, хотя подлинная природа действительности неделима.
Дзэн как мистическая религия утверждает, что иллюзию разделеннности можно
преодолеть медитацией. Родная американская церковь утверждает, что с
помощью пейоте можно принудительно привить мистическое понимание тем, кто
обычно невосприимчив к нему, понимание, которое индейцы извлекали в
прошлом из Поисков видений. Этот мистицизм, полагал Дусенберри, и
представляет собой абсолютный центр традиционной индейской жизни, и как
это разъяснил Боаз, он находится абсолютно вне пределов позитивистской
науки и любой антропологии, исповедующей его.
Исторически мистики утверждали, что для подлинного понимания
действительности метафизика слишком "наукообразна". Метафизика - это не
действительность.
Метафизика - это наименования действительности. Метафизика - это
ресторан, где вам подают меню на тридцати тысячах страниц, но не дают пищи.
Федр подумал, весьма знаменательно для его Метафизики Качества, что и
мистицизм, и наука отвергают метафизику в силу совершенно противоположных
причин. Это наводило на мысль, что если и есть где-либо мост между ними,
между пониманием индейцев и пониманием антропологов, то этот мост и
является метафизикой.
Из двух видов враждебности к метафизике наиболее страшной он считал
враждебность мистиков. Мистики говорят, что раз вы уже открыли дверь в
метафизику, то можно распрощаться с истинным пониманием действительности.
Мысль - это не тот путь, который ведет к реальности. Она создает
препятствия на этом пути, ибо как только пытаешься мыслить в подходе к
чему-либо, предшествующему мысли, то мышление вовсе не ведет к этому
нечто. Она уводит прочь от него. Для того, чтобы определить нечто, надо
подчиниться сплетению интеллектуальных взаимосвязей. И при этом разрушаешь
настоящее понимание.
Центральная часть действительности мистицизма, реальности, которую Федр
называл "Качеством" в своей первой книге, - это не метафизическая
шахматная фигура.
Качество не нуждается в определении. Его понимаешь без определения, еще
до определения. Качество - это непосредственный опыт, независимый и
предшествующий интеллектуальным абстракциям.
Качество неразделимо, не поддается определению и непознаваемо в том
смысле, что имеется познаватель и познаваемое, а метафизика не может быть
ничем подобным.
Метафизика должна быть подразделяемой, определяемой и познаваемой, в
противном случае нет никакой метафизики. Поскольку метафизика по существу
представляет собой некоего рода диалектическое определение и поскольку
