Гарри опять изрек? Что-нибудь очень циничное? Вы мне потом расскажете. А
сейчас вы меня извините -- мне, пожалуй, лучше пойти прилечь.
Они дошли до широкой лестницы, которая вела из оранжерея на террасу.
Когда стеклянная дверь закрылась за Дорианом, лорд Генри повернулся к
герцогине и посмотрел на нее в упор своими томными глазами.
-- Вы сильно в него влюблены? -- спросил он. Герцогиня некоторое время
молчала, глядя на расстилавшуюся перед ними картину.
-- Хотела бы я сама это знать, -- сказала она наконец. Лорд Генри
покачал головой.
-- Знание пагубно для любви. Только неизвестность пленяет нас. В тумане
все кажется необыкновенным.
-- Но в тумане можно сбиться с пути.
-- Ах, милая Глэдис, все пути ведут к одному.
-- К чему же?
-- К разочарованию.
-- С него я начала свой жизненный путь, -- со вздохом отозвалась
герцогиня.
-- Оно пришло к вам в герцогской короне.
-- Мне надоели земляничные листья.
-- Но вы их носите с подобающим достоинством.
-- Только на людях.
-- Смотрите, вам трудно будет обойтись без них!
-- А они останутся при мне, все до единого.
-- Но у Монмаута есть уши.
-- Старость туга на ухо.
-- Неужели он никогда не ревнует?
-- Нет. Хоть бы раз приревновал!
Лорд Генри осмотрелся вокруг, словно ища чегото.
-- Чего вы ищете? -- спросила герцогиня.
-- Шишечку от вашей рапиры, -- отвечал он.-- Вы ее обронили.
Герцогиня расхохоталась.
-- Но маска еще на мне.
-- Изпод нее ваши глаза кажутся еще красивее, -- был ответ.
Герцогиня снова рассмеялась. Зубы ее блеснули меж губ, как белые
зернышки в алой мякоти плода.
А наверху, в своей спальне, лежал на диване Дориан, и каждая жилка в
нем дрожала от ужаса. Жизнь внезапно стала для него невыносимым бременем.
Смерть злополучного загонщика, которого подстрелили в лесу, как дикого
зверя, казалась Дориану прообразом его собственного конца. Услышав слова
лорда Генри, сказанные с такой циничной шутливостью, он чуть не лишился
чувств.
В пять часов он позвонил слуге и распорядился, чтобы его вещи были
уложены и коляска подана к половине девятого, так как, он, уезжает вечерним
поездом в Лондон. Он твердо решил ни одной ночи не ночевать больше в Селби,
этом зловещем месте, где смерть бродит и при солнечном свете, а трава в лесу
обрызгана кровью.
Он написал лорду Генри записку, в которой сообщал, что едет в Лондон к
врачу, и просил развлекать гостей до его возвращения. Когда он запечатывал
записку, в дверь постучали, и лакей доложил, что пришел старший егерь.
Дориан нахмурился, закусил губу.
-- Пусть войдет, -- буркнул он после минутной нерешимости. Как только
егерь вошел, Дориан достал из ящика чековую книжку и положил ее перед собой.
-- Вы, наверное, пришли по поводу того несчастного случая, Торнтон? --
спросил он, берясь уже за перо.
-- Так точно, сэр, -- ответил егерь.
-- Что же, этот бедняга был женат? У него есть семья? -- спросил Дориан
небрежно, -- Если да, я их не оставлю в нужде, пошлю им денег. Сколько вы
находите нужным?
-- Мы не знаем, кто этот человек, сэр. Поэтому я и осмелился вас
побеспокоить...
-- Не знаете, кто он? -- рассеянно переспросил Дориан.-- Как так? Разве
он не из ваших людей?
-- Нет, сэр. Я его никогда в глаза не видел. Похоже, что это какой-то
матрос, сэр. Перо выпало из рук Дориана, и сердце у него вдруг замерло.
-- Матрос? -- переспросил он.-- Вы говорите, матрос?
-- Да, сэр. По всему видно. На обеих руках у него татуировка... и все
такое...
-- А нашли вы при нем что-нибудь ? -- Дориан наклонился вперед,
ошеломленно глядя на егеря.-- Какой-нибудь документ, из которого можно
узнать его имя?
-- Нет, сэр. Только немного денег и шестизарядный револьвер -- больше
ничего. А имя нигде не указано. Человек, видимо, приличный, но из простых.
Мы думаем, что матрос.
Дориан вскочил. Мелькнула безумная надежда, и он судорожно за нее
ухватился.
-- Где труп? Я хочу его сейчас же увидеть.
-- Он на ферме, сэр. В пустой конюшне. Люди не любят держать в доме
покойника. Они говорят, что мертвец приносит несчастье.
-- На ферме? Так отправляйтесь туда и ждите меня. Скажите кому-нибудь
из конюхов, чтобы привел мне лошадь... Или нет, не надо. Я сам пойду в
конюшню. Так будет скорее.
Не прошло и четверти часа, как Дориан Грей уже мчался галопом, во весь
опор, по длинной аллее. Деревья призрачной процессией неслись мимо, и
пугливые тени перебегали дорогу. Раз добыла неожиданно свернула в сторону, к
знакомой белой ограде, я чуть не сбросила седока. Он стегнул ее хлыстом по
шее, и она понеслась вперед, рассекая воздух, как стрела. Камни летели изпод
ее копыт.
Наконец Дориан доскакал до фермы. По двору слонялись двое .рабочих. Он
спрыгнул с седла и бросил поводья одному из них. В самой дальней конюшне
светился огонек. Какой-то внутренний голос подсказал Дориану, что мертвец
там. Он быстро подошел к дверям и взялся за щеколду.
Однако он вошел не сразу, а постоял минуту, чувствуя, что вот сейчас
ему предстоит сделать открытие, которое --либо вернет ему покой, --либо
испортит жизнь навсегда. Наконец он порывисто дернул дверь к себе и вошел.
На мешках в дальнем углу лежал человек в грубой рубахе и синих штанах.
Лицо его было прикрыто пестрым ситцевым платком. Рядом горела, потрескивая,
толстая свеча, воткнутая в бутылку.
Дориан дрожал, чувствуя, что у него не хватит духу своей рукой снять
платок. Он кликнул одного из работников.
-- Снимите эту тряпку, я хочу его видеть, -- сказал он и прислонился к
дверному косяку, ища опоры.
Когда парень снял платок, Дориан подошел ближе. Крик радости вырвался у
него. Человек, убитый в лесу, был Джеймс Вэйн!
Несколько минут Дориан Грей стоял и смотрел на мертвеца. Когда он потом
ехал домой, глаза его были полны слез. Спасен!
ГЛАВА XIX
-- И зачем вы мне твердите, что решили стать лучше? -- говорил лорд
Генри, окуная белые пальцы в медную чашу с розовой водой.-- Вы и так
достаточно хороши. Пожалуйста, не меняйтесь.
Дориан покачал головой.
-- Нет, Гарри, у меня на совести слишком много тяжких грехов. Я решил
не грешить больше. И вчера уже начал творить добрые дела.
-- А где же это вы были вчера?
-- В деревне, Гарри. Поехал туда один и остановился в маленькой
харчевне.
-- Милый друг, в деревне всякий может быть праведником, -- с улыбкой
заметил лорд Генри.-- Там нет никаких соблазнов. По этойто причине людей,
живущих за городом, не коснулась цивилизация. Да, да, приобщиться к
цивилизации -- дело весьма нелегкое. Для этого есть два пути: культура или
так называемый разврат. А деревенским жителям то и другое недоступно. Вот
они и закоснели в добродетели.
-- Культура и разврат, -- повторил Дориан.-- Я приобщился к тому и
другому, и теперь мне тяжело думать, что они могут сопутствовать друг другу.
У меня новый идеал, Гарри. Я решил стать другим человеком. И чувствую, что
уже переменился.
-- А вы еще не рассказали мне, какое это доброе дело совершили. Или,
кажется, вы говорили даже о нескольких? -- спросил лорд Генри, положив себе
на тарелку красную пирамидку очищенной клубники и посыпая ее сахаром.
-- Этого я никому рассказывать не стал бы, а вам расскажу. Я пощадил
женщину, Гарри. Такое заявление может показаться тщеславным хвастовством, но
вы меня поймете. Она очень хороша собой и удивительно напоминает Сибилу
Вэйн. Должно быть, этим она вначале и привлекла меня. Помните Сибилу, Гарри?
Каким далеким кажется то время!.. Так вот... Гетти, конечно, не нашего
круга. Простая деревенская девушка. Но я ее искренне полюбил. Да, я убежден,
что это была любовь. Весь май -- чудесный май был в этом году! -- я ездил к
ней дватри раза в неделю. Вчера она встретила меня в саду. Цветы яблони
падали ей на волосы, и она смеялась... Мы должны были уехать вместе сегодня
на рассвете. Но вдруг я решил оставить ее такой же прекрасной и чистой,
какой встретил ее...
-- Должно быть, новизна этого чувства доставила вам истинное
наслаждение, Дориан? -- перебил лорд Генри.-- А вашу идиллию я могу
досказать за вас. Вы дали ей добрый совет и разбили ее сердце. Так вы начали
свою праведную жизнь.
-- Гарри, как вам не стыдно говорить такие вещи! Сердце Гетти вовсе не
разбито. Конечно, она поплакала и все такое. Но зато она не обесчещена. Она
может жить, как Пердита, в своем саду среди мяты и златоцвета.
-- И плакать о неверном Флоризеле, -- докончил лорд Генри, со смехом
откидываясь на спинку стула.-- Милый мой, как много еще в вас презабавной
детской наивности! Вы думаете, эта девушка теперь сможет удовлетвориться
любовью человека ее среды? Выдадут ее замуж за грубиянавозчика или
крестьянского парня. А знакомство с вами и любовь к вам сделали свое дело:
она будет презирать мужа и чувствовать себя несчастной. Не могу сказать,
чтобы ваше великое самоотречение было большой моральной победой. Даже для
начала это слабо. Кроме того, почем вы знаете, -- может быть, ваша Гетти
плавает сейчас, как Офелия, где-нибудь среди кувшинок в пруду, озаренном
звездным сиянием?
-- Перестаньте, Гарри, это невыносимо! То вы все превращаете в шутку,
то придумываете самые ужасные трагедии! Мне жаль, что я вам все рассказал. И
что бы вы ни говорили, я знаю, что поступил правильно. Бедная Гетти! Сегодня
утром, когда я проезжал верхом мимо их фермы, я видел в окне ее личико,
белое, как цветы жасмина... Не будем больше говорить об этом. И не пытайтесь
меня убедить, что мое первое за столько лет доброе дело, первый
самоотверженный поступокна самом деле чуть ли не преступление. Я хочу стать
лучше. И стану... Ну, довольно об этом. Расскажите мне о себе. Что слышно в
Лондоне? Я давно не был в клубе.
-- Люди все еще толкуют об исчезновении Бэзила.
-- А я думал, что им это уже наскучило, -- бросил Дориан, едва заметно
нахмурив брови и наливая себе вина.
-- Что вы, мой милый! Об этом говорят всего только полтора месяца, а
обществу нашему трудно менять тему чаще, чем раз в три месяца, -- на такое
умственное усилие оно не способно. Правда, в этом сезоне ему очень повезло.
Столько событий -- мой развод, самоубийство Алана Кэмпбела, а теперь еще
загадочное исчезновение художника! В Скотландярде все еще думают, что
человек в сером пальто, уехавший девятого ноября в Париж двенадцатичасовым
поездом, был бедняга Бэзил, а французская полиция утверждает, что Бэзил
вовсе и не приезжал в Париж. Наверное, через неделюдругую мы услышим, что
его видели в СанФранциско. Странное дело -- как только кто-нибудь бесследно
исчезает, тотчас разносится слух, что его видели в СанФранциско!
Замечательный город, должно быть, этот СанФранциско, и обладает, наверное,
всеми преимуществами того света!
-- А вы как думаете, Гарри, куда мог деваться Бэзил? -- спросил Дориан,
поднимая стакан с бургундским и рассматривая вино па свет. Он сам удивлялся
спокойствию, с которым говорил об этом.
-- Понятия не имею. Если Бэзилу угодно скрываться, -- это его дело.
Если он умер, я не хочу о нем вспоминать. Смерть -- то единственное, о чем я
думаю с ужасом. Она мне ненавистна.
-- Почему же? -- лениво спросил младший из собеседников.
-- А потому, -- лорд Генри поднес к носу золоченый флакончик с уксусом,
-- что в наше время человек все может пережить, кроме нее. Есть только два
явления, которые и в нашем, девятнадцатом, веке еще остаются необъяснимыми и
ничем не оправданными: смерть и пошлость... Давайте перейдем пить кофе в
