учуяла, высмотрела талант...
Первый - и, наверное, последний.
Я пил бальзам и еще не знал, что я уже действительно - последний.
Только не в этом смысле.
Я сидел, смачивая губы пряной жидкостью, и с каким-то болезненным
удовольствием мурлыкал себе под нос один и тот же куплет старой,
полузабытой песенки, по многу раз повторяя каждую строку...
Среди бесчисленных светил
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий,
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги...
3
- ...Иди в мир. Пройдешь через нижний зал, потом по коридору, третья
комната; дверь рядом с кроватью под балдахином. Кровати может и не быть,
но дверь там одна, так что не ошибешься... И поторапливайся, Дом тебя
побери!..
Я еще не окончательно проспался, упрямые остатки хмеля бродили в
налитой свинцом голове, но шершавый голос выдергивал меня из забытья, и я
не сразу сообразил, что этот властный, озабоченный, пренеприятнейший голос
принадлежит Лайне.
И совсем не похож на обычный, повседневный (или повсенощный?)
хрустальный голосок Лайны-Предстоящей.
- Выйдешь в город и направишься к храму Эрлика, Зеницы Мрака. У
Трайгрина, его Предстоятеля, новая забота. Пророк у них на площади
объявился. Говорит, нет Бога Смерти, и смерти нет, но есть жизнь вечная...
А эти остолопы рты разинули и слушают! Пойди, разберись...
К голосу Лайны вернулись звонкость и прозрачность, но в нем изредка,
как вертлявые угри в чистой воде, проскальзывали визгливые нотки базарной
торговки. Я улыбнулся в подушку, не успев понять, что делаю, но успев
спрятать улыбку.
- У Предстоятеля Трайгрина свой Мифотворец есть, - пробормотал я
спросонья. - Я для Зеницы Мрака не работаю. Тоже мне, нашли мальчика на
побегушках...
Я знавал Мифотворца при Трайгрине. Вернее, Мифотворицу. Злобная такая
старуха, с дымящейся трубкой в желтых зубах, горбатенькая, нос до губы
свисает... Одного ее вида хватало, чтобы все вокруг поминали Бога Смерти
Эрлика и сплевывали от сглаза. На мифы она не тянула, нет, хоть и неглупа
была бабка, а вот сказок вокруг нее - как блох на собаке...
Хлопнула дверь. Забытая бутылка упала со стола и, стуча по коврику,
откатилась в угол. Я с трудом приподнялся, морщась и глубоко дыша, и
увидел пустую комнату.
Моих возражений попросту не расслышали. Не до того, видно, было.
Я вылез из-под одеяла, кряхтя и ругаясь оделся, спустился по лестнице
- на этот раз винтовой и почему-то без перил - нашел нужную комнату,
нужную дверь (балдахин был, а кровать отсутствовала) и вышел на площадь.
На крупный булыжник площади Хрогди-Йель перед приземистым храмом
Эрлика, Зеницы Мрака.
- Куда прешь, козел? - хмуро сообщил мне вислоусый ремесленник из
задних рядов гудящей толпы. - И без тебя тесно...
Я аккуратно наступил ему на ногу и стал проталкиваться вперед,
напрягая туловище и растопырив локти.
Через пять минут проклятий и сопения я выбрался из потной, горячей
массы и остановился, меланхолично разглядывая ступени храма и жирного
пророка на третьей снизу ступеньке.
В то, что он говорил, я не вслушивался. Слов Лайны хватило, чтобы я
не сомневался в главном - этот огромный, тучный мужчина с тройным
подбородком и складками на багровом лице говорит не то, что нужно.
Значит, он должен перестать говорить.
Он может послужить первой песчинкой лавины, причиной возникновения
нового мифа. Вразрез с традицией. Во вред Предстоятелям. И упаси нас
Четыре Культа, чтобы его побили камнями глупые горожане или распяли на
щите бритоголовые стражники. Тогда справиться с пружиной мифотворения
будет гораздо труднее... Нет, все должно быть проще и пристойнее.
Солнце пекло вовсю, голова у меня закружилась, но втайне я был даже
рад этому. Я стоял, единственный равнодушный на всей площади, и через
минуту глаза пророка - выкаченные пуговицы с кровавыми прожилками -
остановились на мне, и я постарался не отпустить чужой взгляд.
И не отпустил.
Мне было жарко. Мне было очень жарко. Меня подташнивало. Это я торчал
сейчас на возвышении храмовых ступеней, надсадно крича уже третий час, и
солнце яростно поджаривало мою - МОЮ! - лысую макушку. Кровь гулкими
толчками стучала в висках, просясь наружу, а внизу колыхалось это падкое
до зрелищ месиво, колыхалось, колыхалось...
Для начала неплохо.
Пророк покачнулся, не отрывая мутного взгляда от тощего пройдохи в
первом ряду - то бишь от меня - его повело в сторону, и голос на мгновение
прервался.
Низкий, поставленный баритон с хрипотцой курильщика и сластолюбца.
- Богохульник... - кинул я пробный камень в притихшую толпу. Кинул
небрежно, через плечо, со спокойным безразличием; и круги пошли за моей
спиной, круги обрывочных реплик, рождающих вопросы, ответы, споры...
Они отвлеклись. Внимание толпы стало зыбким.
- ...и дурак, - добавил я, чуть кривя губы. В ответ раздался смех.
Пророк потерял нить проповеди, судорожно огляделся вокруг в поисках
опоры, поддержки, кадык на его шее заходил вверх-вниз, колебля жировые
отложения; и смех усилился, выводя слушателей из-под обаяния
умело-ритмичной речи...
Жарко. Очень жарко. Я протянул руку к корзине стоявшей рядом торговки
и вынул оттуда связку молодого зеленого чеснока.
По три рринги за пучок.
Отделив один стебель с белой луковицей на конце - пророк, как
завороженный, следил за моими ровными, неторопливыми движениями - я сунул
чеснок в рот и принялся сосредоточенно жевать, пуская липкие слюни и
продолжая неотрывно смотреть на наливающегося дурной кровью пророка.
Это оказалось последней каплей. Несчастный пророк вздрогнул, втянул
ноздрями воздух, задохнулся, лицо его сморщилось и приобрело синюшный
оттенок...
Обмотанная горячим тряпьем дубина полуденного солнца неслышно
опустилась на мокрый затылок. Неслышно и невидимо.
В тот момент, когда моего подопечного хватил удар, я выбросил вперед
руку - не ту, в которой был чеснок, а другую, пустую - и заорал что есть
мочи:
- Эрлик! Вижу! О, Зеница Мрака!.. О-о-о-о...
На последнем "о" я резко шагнул назад и принялся выбираться из
вопящей толпы. Здесь мне больше нечего было делать. Бог смерти Эрлик
покарал болтливого оратора. Покарал добротно и публично. Половина народу
наверняка видела черную тень владыки небытия с жезлом в деснице, а вторая
половина постарается не отстать от первой.
Можно было бы задержаться ненадолго, но я не люблю лишних эффектов.
Уходя с площади, я чуть не сбил с ног низенького, толстенького
человечка в засаленном полукафтане. Глазки толстячка были блаженно
прикрыты, пухлые пальцы сцеплены на округлом животике, и возбужденный гул
толпы, казалось, обтекал всю его уютную, домашнюю фигурку.
Ему было хорошо.
...Уже в Доме я неожиданно подумал: "А почему Предстоятель Трайгрин
обратился через Лайну ко мне? Почему не к своей зубастой карге? Дело-то
пустяковое..."
Ответа я не знал. Тем более, что счастливый лавочник, чуть не
уснувший посреди бушующей площади Хрогди-Йель, и был Трайгрин.
Предстоятель Эрлика, Зеницы Мрака.
Один из живущих в Доме, Доме-на-Перекрестке.
4
Хлеб был теплым. От него шел густой запах детства и ржаного поля. Я
отломил чуть подгоревшую горбушку с трещинкой посередине - и резкий
негодующий крик заставил меня обернуться к распахнутому окну.
На подоконнике сидел Роа. Он всегда улетал, когда хотел, и
возвращался в самое неподходящее время. Роа терпеть не мог, когда
кто-нибудь ел в его присутствии, воспринимая это, как личное оскорбление.
Мне он иногда делал послабление.
- Ты же не ешь хлеба, - укоризненно сказал я. - А мясо у меня
кончилось. Так что - извини, приятель...
Роа сунул клюв под крыло и принялся ожесточенно чесаться, игнорируя
мои нравоучения. Всякий посторонний зритель пренебрежительно отнесся бы к
птице на подоконнике, похожей на крупного отощавшего голубя, но мощные
кривые когти, вцепившиеся в мореное дерево, портили невинность первого
впечатления. А когда Роа соизволил перестать чесаться, то на его кроткой
головке обнаружился загнутый клюв более чем солидных размеров.
Роа был алийский беркут. Они все маленькие, отчего, впрочем,
окружающим ничуть не легче. И даже наоборот. Если вы способны представить
себе комок тугой ярости и дурных манер, весьма неплохо оснащенный для
проявления как первого, так и второго - это будет примерно треть того, что
представлял из себя Роа. Или четверть.
Роа - это было все, что осталось у меня от той, забытой жизни,
которая чем дальше, тем больше расплывалась, тонула в тумане нереальности.
Просто беркут однажды сидел на плече у самонадеянного шута тридцати шести
лет от роду, который всерьез поверил, что он - Магистр Сарт, глава тайного
клана Мастеров, и тому подобное; и поэтому вправе произнести слова, те
Слова, что и в мыслях-то повторять опасно.
Ах, до чего же все оказалось просто! Простой водоворот Вселенной,
впавшей в помешательство, простой кратер прорвавшегося вулкана Времени,
плавящий боль, крик, изнеможение... и простой пейзаж с простой дорогой и
простыми холмами вдоль обочины...
Я пошел по этой дороге, еще не задумываясь, где я и зачем я, а
возмущенный Роа по-прежнему сидел на моем плече, хлопая крыльями и ероша
сизые с проседью перья.
К вечеру нас остановила кучка оборванцев, считающих себя
разбойниками. Я вскинул руки к фиолетовому небу и стал говорить. Еще вчера
половины сказанного с лихвой хватило бы, чтобы стереть с лица земли армию.
Но вокруг все было просто.
До смешного просто.
- Чернокнижник, - презрительно усмехнулся плечистый главарь, и меня
избили. Роа разодрал одному из шайки все лицо и затем взволнованно кружил
над нами, а я мычал под ударами и не знал, что означает слово
"чернокнижник", и ничего не мог поделать, когда они неумело тыкали в
беркута самодельными копьями.
Разбойников спугнул купеческий караван с большей стражей, чем им
хотелось бы. Меня подобрали, обмыли раны вином и за золотой кулон,
оставшийся незамеченным под одеждой, довезли до города.
А потом был базар - наверное, базары одинаковы во всех мирах -
нелепая гордость, ссора, позор и Дом, Дом-на-Перекрестке.
И упрямый Роа, неизменно возвращавшийся на мое плечо. А я к тому
времени успел выяснить, что "чернокнижник" - это немножко шарлатан,
немножко бездельник и немножко фокусник, с легким, почти незаметным
налетом мистики.
В общем, это - я.
При Предстоятелях подобному сословию нечего было даже надеяться на
уважение. Это были люди без будущего.
Здешний мир - очень простой мир. Живущие в нем люди этого не знали,
но инстинктивно догадывались. Тут все было естественно - от бурчания в
желудке до похода в храм.
И чтобы догадки людей не переросли в уверенность, требовались
Мифотворцы. Они были нужны. И я вскоре тоже стал нужен. Кроме того, у меня
обнаружился талант.
- Хороший день, Сарт, - звякнули колокольчики у меня за спиной, и Роа
встрепенулся, переступив с ноги на ногу и гортанно вскрикнув - но не
улетая. Он плохо переносил присутствие Лайны.
Я понял, что день, хороший или какой он там был - закончился. И
сейчас вечер. Об этом говорило появление Лайны-Предстоящей.
- Тихо, Роа, тихо... Все в порядке.
