- Будем, - еле заметно улыбнулся Неправильный Шаман. - Только завтра.
С утра. Да?
- Да, - ответил Я-Единорог, и двинулся к Коблану, громыхавшему языком
почище молота - отчего ориджиты работали если не лучше, то значительно
быстрее.
Завтра - значит, завтра.
А завтра оказалось совсем рядом.
И таким же, как вчера - шатер, шаман, и я с Единорогом и Обломком.
- Ты позволишь мне взглянуть на твое прошлое, Асмохат-та? - чуть ли
не торжественно спросил Куш-тэнгри, усаживаясь напротив.
Нет, я не брал под сомнение возможности шамана. На его лице было
написано, что он хочет не рассказ мой выслушать - а именно взглянуть.
Самому.
Но стоит ли ему показывать?
- Стоит, - решительно заявил Единорог.
- Стоит, - согласился Обломок, злорадно сверкнув. - Нам скрывать
нечего.
Я вслушался в это "нам", и мне стал ясен замысел Блистающих.
- Ну что ж, шаман, смотри, - я и сам внутренне усмехнулся, освобождая
Единорога от ножен и протягивая его острием к Неправильному Шаману. - Так,
что ли, это делается?
Куш-тэнгри, не поднимая глаз, протянул руку и неспешно сомкнул пальцы
на клинке Единорога. Некоторое время ничего не происходило, я расслабился
и пропустил тот момент, когда пытливо-мрачный взор шамана сверкнул
навстречу мне подобно вороненой стали, и, проваливаясь во тьму, я успел
крепче ухватиться за рукоять Единорога, и... и стать им.
Во тьме или при свете, здесь или нигде, вчера или завтра - один Меч
встал спокойно против неба!
...Я знал, что Неправильный Шаман сейчас видит и чувствует то же, что
и я. Но если я прекрасно понимал, что означает происходящее, и был к нему
готов, то для шамана это было равносильно удару молотом.
И не одному удару.
Причем в самом прямом смысле слова.
Ведь сейчас я был Единорогом. И шаман видел прошлое - прошлое прямого
меча, Блистающего из рода Дан Гьенов!
Он видел его рождение!
Вокруг полыхал огонь, вселенная неистово грохотала, я был раскален
докрасна, и молот невидимого пока кузнеца-повитухи рушился сверху, раз за
разом, сплющивая уродливые неровности, уплотняя мою плоть - и удары эти
приятно-звенящей дрожью отдавались в рождавшемся теле, гибком,
разгоряченном, юном, рвущемся жить!.. я рождался в огне и звоне, я выходил
из горнила пламени, возбуждение все сильней охватывало меня, и сила ударов
молота передавалась...
Испуганный крик расколол мир пополам - и через мгновение я, Чэн
Анкор, вновь оказался в шатре Куш-тэнгри. Сам Неправильный Шаман неуклюже
стоял на четвереньках - видимо, он упал вперед и едва успел опереться
руками об пол, выпустив клинок Единорога. Как он при этом не порезался - а
он не порезался - оставалось загадкой. Шаман изумленно смотрел на
Единорога... на мою железную руку.... и наконец наши взгляды встретились.
Без мрака и огня, просто, как и должны встречаться взгляды.
- Что... что это было? - прохрипел шаман. - Ад? Да?
- Прошлое, - честно ответил Я-Единорог. - Хочешь смотреть еще?
Но Куш-тэнгри, похоже, уже пришел в себя.
- Хочу, - твердо заявил он и, как показалось мне, без малейшего
усилия и почти незаметно для глаза оказался сидящим на своем прежнем
месте.
Он хотел смотреть.
- Ну что ж, смотри, - и я снова протянул ему Единорога.
На этот раз даже я - да что там я, даже Единорог не ожидал увидеть
то, что возникло вокруг... что возникло в нас.
...Металл звенел о металл, кричали люди, бешено ржали кони, в горле
першило от едкого дыма, и рука в латной перчатке, по локоть забрызганная
дымящейся кровью, вздымала вверх тяжелый ятаган Фархад, который потом
назовут иль-Рахшем, Крылом бури - и мощное лезвие, визжа от ярости,
опускалось на головы врагов, рассекая шлемы и черепа, и скользил на плитах
площади гнедой жеребец, а я, мятежный эмир Абу-т-Тайиб Абу-Салим
аль-Мутанабби, все смеялся в порыве боевого безумия, и бежали оставшиеся в
живых защитники Кабира, а за ними вдогон неслись воины на взмыленных...
Память. Память латной перчатки.
Восемь веков тому назад.
Когда мы возвратились в шатер, взгляд шамана прошел уже знакомый мне
путь: с Единорога на мою правую руку, с руки на мое лицо...
И снова на руку.
- В первый раз мы ушли далеко, - выдохнул Куш-тэнгри. - Я никогда не
заглядывал так далеко... тому аду было десять дюжин лет и еще немного. Но
сейчас... Когда это было, Асмохат-та?
- Восемь столетий, - ответил Я-Единорог. - С того дня прошло восемь
столетий, Куш-тэнгри, рожденный седым.
- И это был... это был ты, Асмохат-та? Да?
- Нет, это были другие воплощения Желтого бога Мо, - изрек
язвительный Обломок, услышав вопрос шамана в изложении Единорога.
И я не нашел ничего лучшего, как повторить сказанное Обломком.
Шаман долго молчал.
- Может быть, может быть, - наконец произнес он со странной дрожью в
голосе. - Теперь я готов поверить в это... Но не верю. Ты не сердишься?
- Нет.
- Тогда... тогда не позволишь ли ты мне все же взглянуть на ТВОЕ
прошлое? На прошлое твоего нынешнего воплощения?
- Позволю.
И я в третий раз протянул ему Единорога - нет, это Единорог сам
потянулся к Неправильному Шаману.
...На этот раз я ему показал. Я раскрылся, и мы ушли в Кабир, Кабир
Бесед и турниров, ярких одежд и оружейных залов; мы любовались подставками
для Блистающих и слушали песни бродячих чангиров, мы дышали жаром кузниц и
творили Церемонию Посвящения, мы меряли мою жизнь вдоль и поперек, жизнь
до сверкающего полумесяца Но-дачи, жизнь, до краев наполненную звоном
Блистающих, готовых скорее умереть, чем пролить кровь; мы были там,
дома...
Я не мог больше оставаться там, зная, что я - здесь.
И вернулся в шатер.
- Я знаю, кто ты, - медленно и сурово произнес Неправильный Шаман. -
Ты не Асмохат-та. Ты больше, чем Асмохат-та. Ты жил в раю, и сумел
добровольно уйти из него. Я буду звать тебя этим именем, а истина пусть
останется между нами.
- Сегодня мы смотрели прошлое, - сказал Куш-тэнгри.
- Завтра мы будем смотреть будущее, - сказал он.
- Да? - спросил он.
- Да, - ответили мы втроем.
...Еще один день завершился - один из бесчисленной вереницы дней,
бывших до нас, при нас; будущих после нас.
Лагерь засыпал. Костры еще горели, о чем-то беседовали несколько
человек, сидевших у одного из этих костров, но большинство наших (я
подумал "наших", улыбнулся, вспомнил о "ненаших", способных вскоре
объявиться поблизости, и перестал улыбаться) уже удалились в шатры -
отдыхать. Налетел порыв стылого, пронизывающего ветра, я зябко поежился и
взглянул на небо. Оттуда на меня безучастно смотрели холодные колючие
звезды.
Блистающие небес.
Что-то теплое и мягкое опустилось мне на плечи, и я поначалу даже не
понял, что это такое и откуда оно взялось. А потом обнаружил у себя на
плечах меховую доху, повернулся и увидел Чин, облаченную в точно такое же
одеяние; видимо, Чин уже некоторое время стояла у меня за спиной.
- Чин... - довольно глупо выговорил я и притянул ее к себе,
пытаясь... ах, да ничего такого особенно мудрого не пытаясь, кроме как
обнять мою маленькую грозную Чин.
И звезды в небе немного смягчились и потеплели.
Она предприняла слабую попытку высвободиться - слишком слабую, чтобы
поверить в ее искренность - поэтому я обнял ее еще крепче и зашептал на
ухо всякую ласковую бессмыслицу.
Деликатный Обломок сообщил, что я придавил ему рукоять, и я попросил
его заткнуться.
Единорога с Волчьей Метлой я почему-то совершенно не стеснялся, тем
более что эти двое были заняты друг другом не меньше нас.
- Да ну тебя, - Чин попробовала сделать вид, что сердится на меня, но
это ей не очень-то удалось, да и трудно сердиться на того, с кем в данный
момент целуешься; и мы в четыре ноги двинулись к шатру.
К шатру, который я мгновенно переименовал из "моего" в "наш".
- И зачем я за тобой, бродягой, потащилась, - ворчала Чин в паузах
между поцелуями, - из Кабира в Мэйлань (пауза), из Мэйланя в Кулхан
(пауза), из Кулхана в Шулму эту про(пауза)клятую... И что я в тебе,
жеребце необъезженном, нашла?!
- А что в жеребцах находят? - не удержался я. - Вот это самое и
нашла...
Чин собралась было возмутиться, но передумала и махнула рукой - той,
в которой на отлете держала Волчью Метлу.
- Может быть, именно это и нашла, - неожиданно согласилась она, имея
в виду что-то свое.
Мы ввалились в шатер, который кто-то (скорей всего, вездесущий
ан-Танья) уже успел протопить; через минуту Единорог в углу умильно
касался кисточкой Волчьей Метлы, что-то ей шелестя, а мы с Чин нырнули под
ворох предусмотрительно заготовленных (кем?.. неважно...) теплых шкур, и
больше я не собираюсь ничего рассказывать, потому что... потому что... не
ваше это дело!.. и вообще...
И вообще - хорошо, что у меня хватило ума бросить доху прямо на
Обломка, а самого Обломка бросить подальше от меня и моей правой руки, так
что до утра я его не слышал.
...Звон металла, чьи-то крики, снова звон...
Я проснулся рывком, сразу, и вынырнул из-под шкур, мельком отметив,
что Чин в шатре уже нет. Поспешно схватив Единорога, я откинул полог шатра
и... и убедился, что ничего страшного не случилось. Асахиро ругался с
возбужденным Куш-тэнгри - впрочем, делалось это достаточно беззлобно,
чтобы потребовалось мое вмешательство - Коблан развернул наконец свою
походную кузницу и что-то деловито ковал, невысокий крепыш-ориджит помогал
ему, держа заготовку клещами; другой шулмус, постарше, сидел рядом,
вытянув плохо сросшуюся после той памятной битвы ногу и изумленно качал
головой. Еще несколько детей Ориджа вместе с хохочущими Фальгримом и
Диомедом столпились вокруг спорящих шамана и Асахиро; Ниру, прихрамывая,
руководила приготовлением пищи...
Ну и так далее.
Ах да - еще пара Блистающих звенела где-то позади моего шатра, и мы с
Единорогом мгновенно узнали характерный лязг с присвистом Волчьей Метлы.
Короче, все было в порядке.
Я поспешил нырнуть в шатер, пока никто не обратил внимания на явление
голого всклокоченного Асмохат-та, невесть зачем высунувшегося из шатра с
мечом в руке - и со вздохом принялся одеваться.
- А я, пожалуй, вполне способен примириться с Шулмой, - заметил
Единорог, укладываясь поверх шкур и задумчиво мерцая обнаженным клинком. -
Правда, ни тебе подставки, ни угла своего - хотя к походной жизни я уже
привык. Зато интересно. Шаман этот опять же... Ну что, Асмохат-та будущее
смотреть будем?
- Будем, - кивнул я, - вот только шаровары натяну, да доспех, да доху
еще...
Тут из-под дохи донесся сдавленный вопль Обломка, услышанный
Единорогом, а через него - и мной, так что я торопливо освободил Дзю из
мехового плена и весьма удивился его первым словам.
- Чэн, а почему ты жеребец? - спросил Обломок.
Я предпочел не отвечать, и мы выбрались наружу.
Влетев в самый разгар спора, и не думавшего затихать.
- Ты что делаешь?! - кричал Куш-тэнгри, размахивая руками. - Ты зачем
ориджитов шаманами делаешь?! Глупый ты, совсем глупый, ничего у тебя не
выйдет, да?!.
- Да, - соглашался Асахиро, глядя на ориджитов. - Не выйдет.
- Тогда зачем учишь?
- Чему?
- Как чему? Дышать учишь, стоять учишь, смотреть учишь! Силу из земли
брать учишь! Думаешь, я слепой, не вижу?!
- Какую-такую силу?! - злился Асахиро, размахивая Но-дачи, участия в
споре не принимавшим и потому свистевшим довольно-таки безразлично. -
Дышать учу - правильно! Стоять учу - правильно! У нас этому детей учат! А
