продолжил, не дожидаясь ее ответа: - Генеральный инспектор делает то,
что он должен делать. Только однажды Брандал сделал глупость и вмешался,
и...
Он умолк, задумчиво глядя перед собой. Наконец он решился:
- Послушай, я не люблю говорить об этом, но не так давно, уже при
моей жизни, на Перекрестке появилась женщина по имени Моргана. Никто не
знал, откуда она. Все видели, как она красива, но Брандал...
- Король Брандал, - поправила проходившая мимо Мелина.
- Король Брандал, - повторил Оуэн, беря у нее с подноса новую кружку,
- оказался единственным, кто не понял, насколько она жестока. И однажды,
- он оглянулся и понизил голос, - генеральный инспектор пришел к нему и
сказал: "Господин мой, ты должен увидеть это" - и повел его на холм. Там
оказалось массовое захоронение - кентавры, фавны, люди, лошади, даже
единорог. Всех их убила Моргана.
- Если это теперь всем известно, - спросила Ли Энн, - то почему ты
говоришь шепотом?
Оуэн снова быстро оглянулся.
- Кружка не любит слушать про массовые захоронения, - ответил он
тихо. - Я не знаю, в чем причина...
- О, причина очень веская, - вмешалась Бидж. - Ну так что, убил
генеральный инспектор Моргану?
- Король не позволил ему. Он приказал генеральному инспектору
подождать, пока он сам ее не допросит. И из-за этой проволочки, -
заключил Оуэн с горечью, - Моргана замучила еще одно существо почти до
смерти. Ее поймали, но Брандал все равно не разрешил генеральному
инспектору убить ее. Вместо этого он отправил Моргану в изгнание. - Оуэн
замолчал и стал прихлебывать эль.
- И чем же кончилась эта история? - не успокоилась Бидж.
- Я очень сомневаюсь, что она кончилась, - ответил Оуэн. - Моргана
все еще бродит у границ Перекрестка, несчастная и злая, и ищет дорогу
обратно. И если она ее когда-нибудь найдет, она перебьет нас всех. - Он
допил эль и вытер губы. Да, конечно, все здесь пьют за здоровье
Брандала, но я не могу себя заставить присоединиться.
Он резко повернулся к Ли Энн:
- Так что ты говорила об уменьшении числа заказов по телефону?
Бидж побродила по залу, прислушиваясь к обрывкам разговоров и крепко
держа кружку обеими руками. Она никак не могла решить - выронила ли она
свою ловилку из-за атаки Мелины или потому, что рука отказалась ей
повиноваться.
Потом она вышла из гостиницы, захватив кружку с собой. Ночь была
прекрасна, луна, хоть и начавшая убывать, светила достаточно ярко, чтобы
можно было видеть всю долину. Откуда-то донесся крик совы, ей ответил
волк (или кто-то на него похожий) с ближайшего холма. Бидж обошла вокруг
гостиницы, наслаждаясь тишиной.
На камне рядом с верхним прудом сидел Кружка, рядом с ним примостился
Филдс. Трактирщик громко вздохнул:
- Настает время перемен.
- Ну, ведь переживали же мы другие времена перемен. Теперь... теперь,
конечно, может прийти беда, но я думаю, мы справимся.
Кружка покачал головой:
- Бывает, что я сомневаюсь. Чего только не услышишь: иногда кажется,
что конец вот-вот наступит.
- Такое мне приходилось слышать и раньше, - пророкотал Филдс.
Кружка обнял Филдса за талию и сказал, как будто цитируя:
- Тамус, когда ты придешь к Палоду, скажи всем, что великий бог Пан
умер <Неточная цитата из труда Плутарха "Почему прекратились оракулы".
По преданию, египетский кормчий Тамус у острова Паксас в Ионическом море
услышал голос: "Когда ты будешь около Палодеса, скажи, что великий Пан
умер". Тамус выполнил просьбу, и с берега Палодеса раздались горестные
стенания.>.
- Ну, времена еще не так тяжелы, - хмыкнул Филдс. Он положил руку на
плечо Кружке, и так они и сидели, их силуэты, похожие на силуэты отца и
сына, четко выделялись в лунном свете - сухонький трактирщик выглядел
ребенком рядом с Филдсом.
- Знаешь что? - сказал наконец Кружка. - Мне нравится здесь.
- Это потому, что ты добр по натуре.
- Я думаю, дело в том, что меня хорошо воспитали. Оба засмеялись,
хотя Бидж и не могла понять, почему. Она, стоя в тени, улыбнулась и
повернулась, направляясь к гостинице, но застыла на месте, услышав
вопрос Филдса:
- А что ты думаешь о новеньких?
- Еще не знаю, - ответил Кружка задумчиво. - Доктор, он много знает и
много умеет. Студенты, конечно, еще учатся...
- Ты же понял, о чем я спрашиваю, - наклонился к нему Филдс. - Сумеют
ли они помочь нам?
- Ты меня об этом спрашиваешь? Откуда мне знать? Они обладают
умением, но я не знаю, чему они научатся. - Его голос стал более резким.
- Я не уверен, хотим ли мы, чтобы они многому научились.
- Ты всегда отличался подозрительностью.
- И поэтому по крайней мере я до сих пор жив. Филдс сказал
встревоженно:
- Если они начнут представлять собой проблему, может быть,
генеральный инспектор...
- Нет, пока нет. - Кружка поднял руку, заставив Филдса умолкнуть. -
Надеюсь, что до этого не дойдет. В последние месяцы на Перекрестке и так
льется слишком много крови.
- Слишком много крови... - Филдс добавил с грустью, которая обдала
Бидж ледяным холодом. - Ну, генеральный инспектор за ними присмотрит, и
если от них будет исходить угроза... - Он умолк. Бидж подождала, не
скажут ли они еще что-нибудь, потом тихо вернулась в гостиницу.
Глава 12
- Спасибо, что поехала со мной. - Анни, правившая машиной, все время
сверяясь с картой, чем-то напоминала Конфетку при поездках на
Перекресток. - Мне очень не хотелось отправляться туда одной.
- Я присоединилась с удовольствием, - ответила Бидж, глядя в окно. На
самом деле она чувствовала себя несколько неловко. Бидж перестала ходить
в церковь сразу, как уехала из дома, к тому же она подозревала, что Анни
о ней беспокоится и надеется, что посещение церкви ей поможет.
Но прошлой ночью она до полного изнеможения сидела над своим Большим
Списком. Она пронумеровала свои книги и рядом с каждым названием
написала имя. То же самое она проделала с перечнем пластинок и кассет
(глупо, конечно, но она порадовалась, что так и не потратилась на
проигрыватель для компакт-дисков). Она написала еще несколько писем,
разложила их по конвертами убрала в коробку с надписью: "Открыть в
случае моей смерти".
Грустно думать о смерти, когда есть так много всего, ради чего стоит
жить, еще грустнее осознать, как мало стоит твоя жизнь. Бидж с болью
подумала о том, из чего же теперь складывается ее существование, и была
рада возможности отвлечься от этих мыслей хотя бы на время.
Она обратила внимание на то, с какой осторожностью Анни медленно
повернула направо, стараясь держаться как можно дальше от края дороги.
Высунув голову в окно, Бидж бросила взгляд на усеянный скалами крутой
склон:
- Ты не особенно любишь эти сельские дороги, верно? Анни принужденно
засмеялась:
- Я их ненавижу.
- Как же тогда ты выносишь поездки на Перекресток? - Бидж сразу же
пожалела о том, что сказала это.
- Насчет Перекрестка меня вообще многое смущает, - сказав это, Анни
надолго замолчала. Бидж откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь
чувством воскресного покоя и солнечным теплом, смягченным зеленью, и
стала смотреть, как за окном мелькают дубы и кедры.
Их окатила густая волна смолистого запаха сосен, росших на холме.
Птичьи трели и хруст гравия под колесами были единственными звуками,
нарушающими тишину. Бидж не могла бы сказать, чем эти сельские
окрестности отличаются от Перекрестка, за исключением того, что дорога
имеет номер на карте штата, тем не менее разница была.
Бидж почти задремала, когда Анни притормозила и удовлетворенно
сказала:
- Ну вот мы и на месте.
Церковь выглядела в точности так, как Бидж и ожидала: ничем не
украшенные дощатые стены, маленькая колоколенка с колоколом, похожим на
школьный, ухоженное кладбище под высокими соснами рядом.
Люди, собравшиеся здесь, были одеты нарядно, но не модно. Спортивные
пиджаки, сшитые из добротной, но тяжелой ткани, галстуки расцветок,
которые любили десятилетия назад.
А уж пожилые женщины...
Бидж внезапно ощутила зависть, глядя на семейные группы. Только когда
она была совсем маленькой, в ее собственной семье собирались разом три
поколения, потом такие встречи прекратились. Теперь, когда она узнала
больше о семье матери, она понимала, почему.
Бидж подумала о своем брате, который теперь жил в Чикаго.
Прошлой ночью он ответил только после десятого звонка телефона и был
очень неприветлив...
- Господи Иисусе, здесь у нас уже полночь. У вас ведь еще позже?
- Да. Два часа. Послушай, Питер, я хотела бы поговорить с тобой о
маминой смерти...
- А я не хочу говорить об этом. - Бидж почувствовала, что он ищет
себе оправданий, в его злости был оттенок вины. - Она хотела умереть,
верно? Значит, решать было ей. Не копайся в этом, Биджи.
Бидж поморщилась. Почему-то манера Питера называть ее Биджи всегда ее
раздражала, еще с тех времен, когда они оба были детьми и жили дома.
- Но одно дело она оставила незаконченным.
- На фиг. По крайней мере что касается меня. Да и тебя тоже, -
добавил он ворчливо. - Я понимаю, тебе тяжело. Понимаю, поверь.
Что-то в его тоне заставило ее поверить ему. Но его следующие слова
ошеломили Бидж.
- Только сейчас чертовски поздно, а мне рано вставать. Звони мне,
если появится что-то действительно важное.
И он повесил трубку. Бидж, которая часто ссорилась с братом, но
никогда не сомневалась в его любви, долго смотрела на телефон, не в
состоянии поверить в происшедшее.
Бидж с неловкостью вылезла из машины. Впервые за многие месяцы она
надела нейлоновые чулки, а ее синий костюм был слишком наряден для
службы в этой церкви, кроме разве что Рождества или Пасхи. К тому же она
почувствовала, что не нужно было пользоваться косметикой. Четыре года в
ветеринарном колледже привели к тому, что нарядная одежда заставляла ее
чувствовать себя не в своей тарелке.
Анни нервно оглянулась на нее и пригладила волосы, взлохмаченные
весенним ветром. Она сказала подчеркнуто жизнерадостно:
- Пора идти внутрь, - и Бидж поняла, что Анни чувствует то же самое,
что и она.
Они опустились на скамью, как раз когда служба должна была начаться.
Бидж улучила момент, чтобы оглядеться. Внутри церковь оказалась такой же
простой, как и снаружи: апсиды и алтаря не было, потолок поддерживали
побеленные, как и стены, балки, ни росписи, ни витражей. Единственным
украшением служила доска рядом с кафедрой, на ней вырезанные из журнала
и наклеенные буквы складывались в слова "Расскажи мне об Иисусе", а ниже
располагались старательно, но неумело нарисованные картинки -
произведения учеников воскресной школы, решила Бидж.
В церковь вошли последние опоздавшие. Молодая темноглазая женщина с
черными курчавыми волосами до плеч, смущаясь, пошла по проходу к скамье
рядом с Бидж и Анни. Она была в белой блузке и длинной черной юбке, явно
сшитых ею самой, и в отличие от остальных прихожан в кроссовках и
толстых носках, как если бы она только что занималась бегом. Никто не
обращал на это внимания.
Пожилой человек поддержал ее под локоть, когда она споткнулась,
пробираясь к скамье, девушка смущенно улыбнулась и поблагодарила его.
Бидж с жалостью посмотрела на нее: ступни в кроссовках были вывернуты
наружу.
Женщина за пианино решительно кивнула и начала играть вступление к
первому гимну. Это оказалась старинная народная мелодия, мать Бидж, в те
времена, когда она еще играла на гитаре, назвала бы ее гимном из трех
нот. Бидж показалось, что ей приходилось слышать мелодию на старой
пластинке и называлась она "Поговори о своих страданиях". Прихожане
