Мак-Каски явился в девять. На руке у него было пальто, а
в зубах трубка. Он попросил извинения за беспокойство,
проходя между жильцами и осторожно выбирая место, куда
поставить ногу в ботинке невероятных размеров.
Открыв дверь в комнату, он был приятно изумлен: вместо
конфорки от печки или машинки для картофельного пюре в него
полетели только слова.
Мистер Мак-Каски решил, что благосклонная майская луна
смягчила сердце его супруги.
- Слышала я тебя, - долетели до него суррогаты кухонной
посуды. - Перед всякой дрянью ты извиняешься, что наступил
ей на хвост своими ножищами, а жене ты на шею наступишь и не
почешешься, а я-то жду его не дождусь, все глаза проглядела,
и ужин остыл, купила какой-никакой на последние деньги, ты
ведь всю получку пропиваешь по субботам у Галлегера, а нынче
уж два раза приходили за деньгами от газовой компании.
- Женщина, - сказал мистер Мак-Каски, бросая пальто и
шляпу на стул, - этот шум портит мне аппетит. Не относись
презрительно к вежливости, этим ты разрушаешь цемент,
скрепляющий кирпичи в фундаменте общества. Если дамы
загораживают дорогу, то мужчина просто обязан спросить
разрешения пройти между ними. Будет тебе выставлять свое
свиное рыло в окно, подавай на стол.
Миссис Мак-Каски тяжело поднялась с места и пошла к
печке. По некоторым признакам Мак-Каски сообразил, что
добра ждать нечего. Когда углы ее губ опускались вниз
наподобие барометра, это предвещало град - фаянсовый,
эмалированный и чугунный.
- Ах, вот как, свиное рыло? - возразила миссис Мак-Каски
и швырнула в своего повелителя полную кастрюльку тушеной
репы.
Мак-Каски не был новичком в такого рода дуэтах. Он знал,
что должно следовать за вступлением. На столе лежал кусок
жареной свинины, украшенный трилистником. Этим он и
ответил, получив отпор в виде хлебного пудинга в глиняной
миске. Кусок швейцарского сыра, метко пущенный мужем,
подбил глаз миссис Мак-Каски. Она нацелилась в мужа
кофейником, полным горячей, черной, не лишенной аромата,
жидкости; этим заканчивалось меню, а, следовательно, и
битва.
Но Мак-Каски был не какой-нибудь завсегдатай грошового
ресторана. Пускай нищая богема заканчивает свой обед чашкой
кофе. Пускай делает этот faux pas. Он сделает кое-что
похитрее. Чашки для полоскания рук были ему небезызвестны.
В пансионе Мэрфи их не полагалось, но эквивалент был под
руками. Он торжествующе швырнул умывальную чашку в голову
своей супруги-противницы. Миссис Мак-Каски увернулась
вовремя. Она схватила утюг, надеясь с его помощью успешно
закончить эту гастрономическую дуэль. Но громкий вопль
внизу остановил ее и мистера Мак- Каски и заставил их
заключить перемирие.
На тротуаре перед домом стоял полисмен Клири и,
насторожив ухо, прислушивался к грохоту разбиваемой
вдребезги домашней утвари.
"Опять это Джон Мак-Каски со своей хозяйкой, - размышлял
полисмен. - Пойти, что ли, разнять их? Нет, не пойду.
Люди они семейные, развлечений у них мало. Да небось скоро
и кончат. Не занимать же для этого тарелки у соседей".
И как раз в эту минуту в нижнем этаже раздался
пронзительный вопль, выражающий испуг или безысходное горе.
- Кошка, должно, - сказал полисмен Клири и быстро зашагал
прочь.
Жильцы, сидевшие на ступеньках, переполошились Мистер
Туми, страховой агент по происхождению и аналитик по
профессии, вошел в дом, чтобы исследовать причины вопля. Он
возвратился с известием, что мальчик миссис Мэрфи, Майк,
пропал неизвестно куда. Вслед за вестником выскочила сама
миссис Мэрфи - двухсотфунтовая дама, в слезах и истерике,
хватая воздух и вопия к небесам об утрате тридцати фунтов
веснушек и проказ. Вульгарное зрелище, конечно, но мистер
Туми сел рядом с модисткой мисс Пурди, и руки их
сочувственно встретились. Сестры Уолш, старые девы, вечно
жаловавшиеся на шум в коридорах, тут же спросили, не
спрятался ли мальчик за стоячими часами?
Майор Григ, сидевший на верхней ступеньке рядом со своей
толстой женой, встал и застегнул сюртук.
- Мальчик пропал? - воскликнул он, - Я обыщу весь город.
Его жена обычно не позволяла ему выходить из дому по
вечерам. Но тут она сказала баритоном:
- Ступай, Людовик! Кто может смотреть равнодушно на горе
матери и не бежит к ней на помощь, у того каменное сердце.
- Дай мне центов тридцать или, лучше, шестьдесят,
милочка, - сказал майор. - Заблудившиеся дети иногда уходят
очень далеко. Может, мне понадобится на трамвай.
Старик Денни, жилец с четвертого этажа, который сидел на
самой нижней ступеньке и читал газету при свете уличного
фонаря, перевернул страницу, дочитывая статью о забастовке
плотников. Миссис Мэрфи вопила, обращаясь к луне.
- О-о, где мой Майк, ради господа бога, где мой сыночек?
- Когда вы его видели последний раз? - спросил старик
Денни, косясь одним глазом на заметку о союзе строителей.
- Ох, - стонала миссис Мэрфи, - может, вчера, а может,
четыре часа тому назад. Не припомню. Только пропал он,
пропал мой сыночек, Майк. Нынче утром играл на тротуаре, а
может, это было в среду? Столько дела, где ж мне
припомнить, когда это было? Я весь дом обыскала, от чердака
до погреба, нет как нет, пропал да и только. О, ради
господа бога...
Молчаливый, мрачный, громадный город всегда стойко
выдерживал нападки своих хулителей Они говорят, что он
холоден, как железо, говорят, что жалостливое сердце не
бьется в его груди; они сравнивают его улицы с глухими
лесами, с пустынями застывшей лавы. Но под жесткой
скорлупой омара можно найти вкусное, сочное мясо. Возможно,
какое-нибудь другое сравнение было бы здесь более уместно.
И все-таки обижаться не стоит. Мы не стали бы называть
омаром того, у кого нет хороших, больших клешней.
Ни одно горе не трогает неискушенное человеческое сердце
сильнее, чем пропажа ребенка. Детские ножки такие
слабенькие, неуверенные, а дороги такие трудные и крутые.
Майор Григ юркнул за угол и, пройдя несколько шагов по
улице, зашел в заведение Билли.
- Налейте-ка мне стопку, - сказал он официанту. - Не
видели вы такого кривоногого, чумазого дьяволенка лет шести,
он где-то тут заблудился.
На крыльце мистер Туми все еще держал руку мисс Пурди.
- Подумать только об этом милом-милом крошке! - говорила
мисс Пурди - Он заблудился, один, без своей мамочки, может
быть, уже попал под звонкие копыта скачущих коней, ах, какой
ужас!
- Да, не правда ли? - согласился мистер Туми, пожимая ей
руку. - Может, мне пойти поискать его?
- Это, конечно, ваш долг, - отвечала мисс Пурди. - Но
боже мой, мистер Туми, вы такой смелый, такой безрассудный,
вдруг с вами что-нибудь случится, тогда как же.
Старик Денни читал о заключении арбитражной комиссии,
водя пальцем по строчкам.
На втором этаже мистер и миссис Мак-Каски подошли к окну
перевести дух. Согнутым пальцем мистер Мак-Каски счищал
тушеную репу с жилетки, а его супруга вытирала глаз,
заслезившийся от соленой свинины. Услышав крики внизу, они
высунули головы в окно.
- Маленький Майк пропал, - сказала миссис Мак-Каски,
понизив голос, - такой шалун, настоящий ангелочек!
- Мальчишка куда-то девался? - сказал Мак-Каски,
высовываясь а окно. - Экое несчастье, прямо беда. Дети
другое дело. Вот если б баба пропала, я бы слова не сказал,
без них куда спокойней.
Не обращая внимания на эту шпильку, миссис Мак-Каски
схватила мужа за плечо.
- Джон, - сказала она сентиментально, - пропал сыночек
миссис Мэрфи. Город такой большой, долго ли маленькому
мальчику заблудиться? Шесть годочков ему было, Джон, и
нашему сынку было бы столько же, кабы он родился шесть лет
тому назад.
- Да ведь он не родился, - возразил мистер Мак-Каски,
строго придерживаясь фактов.
- А если б родился, какое бы у нас было горе нынче
вечером, ты подумай наш маленький Филан неизвестно где,
может, заблудился, может, украли.
- Глупости несешь, - ответил Мак-Каски. - Назвали бы его
Пат, в честь моего старика в Кэнтриме.
- Врешь! - без гнева сказала миссис Мак-Каски. - Мой
брат стоил сотни таких, как твои вшивые Мак-Каски. В честь
него мы и назвали бы мальчика - Облокотившись на подоконник,
она посмотрела вниз, на толкотню и суматоху.
- Джон, - сказала миссис Мак-Каски нежно, - прости, я
погорячилась.
- Да, - ответил муж, - пудинг был горячий, это верно, а
репа еще горячей, а кофе так прямо кипяток. Можно сказать,
горячий ужин, правда твоя.
Миссис Мак-Каски взяла мужа под руку и погладила его
шершавую ладонь.
- Ты послушай, как убивается бедная миссис Мэрфи, -
сказала она. - Ведь это просто ужас, такому крошке
заблудиться в таком большом городе. Если б это был наш
маленький Филан, у меня бы сердце разорвалось.
Мистер Мак-Каски неловко отнял свою руку, но тут же обнял
жену за плечи.
- Глупость, конечно, - сказал он грубовато, - но я бы и
сам убивался, если б нашего... Пата украли или еще
что-нибудь с ним случилось. Только у нас никогда детей не
было. Я с тобой бываю груб, неласков, Джуди. Ты уж не
попомни зла.
Они сели рядом и стали вместе смотреть на драму, которая
разыгрывалась внизу.
Долго они сидели так. Люди толпились на тротуаре,
толкаясь, задавая вопросы, оглашая улицу говором, слухами, и
неосновательными предположениями. Миссис Мэрфи то исчезала,
то появлялась, прокладывая себе путь в толпе, как большая,
рыхлая гора, орошаемая звучным каскадом слез. Курьеры
прибегали и убегали.
Вдруг гул голосов, шум и гам на тротуаре перед пансионом
стали громче.
- Что там такое, Джуди? - спросил мистер Мак-Каски.
- Это голос миссис Мэрфи, - сказала жена, прислушавшись -
Говорит, нашла Майка под кроватью у себя в комнате, он спал
за свертком линолеума.
Мистер Мак-Каски расхохотался.
- Вот тебе твой Филан, - насмешливо воскликнул он. - Пат
такой штуки ни за что не отколол бы. Если бы мальчишку,
которого у нас нет, украли бы или он пропал бы неизвестно
куда, черт с ним, пускай назывался бы Филан да валялся бы
под кроватью, как паршивый щенок.
Миссис Мак-Каски тяжело поднялась с места и пошла к
буфету - уголки рта у нее были опущены.
Полисмен Клири появился из-за угла, как только толпа
рассеялась. В изумлении, насторожив ухо, он повернулся к
окнам квартиры Мак-Каски, откуда громче прежнего слышался
грохот тарелок и кастрюль и звон швыряемой в кого-то
кухонной утвари. Полисмен Клири вынул часы.
- Провалиться мне на этом месте! - воскликнул он. -
Джон Мак-Каски с женой дерутся вот уже час с четвертью по
моему хронометру. Хозяйка-то потяжелей его фунтов на сорок.
Дай бог ему удачи.
Полисмен Клири опять повернул за угол. Старик Денни
сложил газету и скорей заковылял вверх по лестнице, как раз
вовремя, потому что миссис Мэрфи уже запирала двери на ночь.
О.Генри.
Из любви к искусству
Перевод Т. Озерской
Когда любишь Искусство, никакие жертвы не тяжелы.
Такова предпосылка. Наш рассказ явится выводом из этой
предпосылки и вместе с тем ее опровержением. Это будет
оригинально и ново с точки зрения логики, а как литературный
прием - лишь немногим древнее, чем Великая китайская стена.
Джо Лэрреби рос среди вековых дубов и плоских равнин
Среднего Запада, пылая страстью к изобразительному
искусству. В шесть лет он запечатлел на картоне городскую
водокачку и одного почтенного обывателя, в большой спешке
проходящего мимо. Этот плод творческих усилий был заключен
в раму и выставлен в окне аптеки, рядом с удивительным
початком кукурузы, в котором зерна составляли нечетное
количество рядов. Когда же Джо Лэрреби исполнилось двадцать
лет, он, свободно повязав галстук и потуже затянув пояс,
отбыл из родного города в Нью-Йорк.
Дилия Кэрузер жила на Юге, в окруженном соснами селении,
и звуки, которые она умела извлекать из шести октав
фортепьянной клавиатуры, порождали столь большие надежды в
сердцах ее родственников, что с помощью последних в ее
копилке собралось достаточно денег для поездки "на Север" с
