Как бы было славно, коль было бы так, та-ра-ра-ра главной па-ра-ра-атак! Еще стихи.
- Чем могу"? - повторила она. - Помнится, я не должна мешать. Хотелось бы знать, чему?
- Узнаете, узнаете, - рассеянно заметил Свен.
Он, казалось, был уже совсем в другом месте, он, казалось, куда-то нуль-транспортировался, но взял Зойку за руку, но сжал легонько и - вот оно: чудо! - Зойке было приятно его прикосновение Да и не виделся он ей сейчас психом ненормальным, а, наоборот, виделся он ей сейчас мужиком в деле: собранный, готовый, целе-куда? - устремленный, даже красивый, черт вас всех подери!
- Вот что, Зоя, мне нужны сведения.
- Какие? -опала Зойка. - У меня нет сведений, я не знаю никаких сведений.
- Есть. Знаете. Где ваш кабинет?
- Внизу.
Пошли. И повел он ее так точно, будто сто раз ходил этой дорогой. Телепат, чему удивляться... И Зойка собачонкой семенила за ним, шла завороженно, как детишки за крысоловом, и лишь одна дурная мысль вилась в ее замороченной голове: какие сведения? если секретные, если план коммуникаций, если численность сотрудников кегебе - фиг ему! грудью заслоню, но не сдамся! И фоном, откуда в ее задрипанном отеле секреты? что он имеет в виду?..
Что он имеет в виду, объяснилось быстро и к облегчению Зойки. Прошли по холлу под снайперским обстрелом со всех сторон: кто это, кто это с гордой Зоей Александровной, кто? уж не хахаль ли залетный, тайный? - нырнули в крохотный кабинетик, где еле умещался стол, два стула и непременный несгораемый шкаф. Сели друг против друга.
- Время дорого, - начал Свен. - Ответьте мне: сколько в отеле постояльцев?
- На сегодня... - она придвинула к себе утреннюю сводку, положенную на стол старшей дежурной, - шестьсот сорок шесть.
- Многовато.
Как будто Зойка виновата, что много, что перенаселен отель! Она в ответ и укусила:
- Никого выселить не могу. Даже для вас.
Опять юмора не понял. Зачастил:
- Что вы, что вы, я не о том. Просто, чем больше индивидуумов входит в рабочее пространство, тем сложнее контролировать их стабильность. Это - мои заботы, пусть вас они не волнуют.
- Они и не волнуют.
- А персонала сколько? - продолжал допрос Свен.
- Точно не скажу. Кто-то на бюллетене, кто-то в отпуске... Узнать? - потянулась к телефону.
- Приблизительно.
- Человек сто, наверное. А вообще-то больше. У нас посменная работа.
- Я понял... Этажей?
- Двенадцать.
- Комнат?
- Номеров? Четыреста. Есть еще кабинеты персонала, два ресторанных зала, бар, парикмахерская, три магазина... Что-то забыла, наверно...
Допрос одновременно нравился ей и раздражал, раздражал, потому что время - дорого, потому что девицы в регистратуре - заждались, потому что Демьяновна с минуты на минуту начнет сваливать на нее всех посетителей, все звонки директору и заму, а тут сиди и отвечай - сколько в отеле сортиров, блин! Но и нравился, нравился, потому что оттягивал момент старта, после которого уже не остановиться, не продохнуть, так и вертеться до ночи. И еще - любопытно, что задумал Свен. После телепатии и ясновидения ожидать можно разное, можно всякое, можно эдакое...
Все-таки, за кого она держала Свена?
Ну, началось все из чистого альтруизма, ну, подобрала страдальца, как подобрала бы подбитую кошку, как подбирала их многажды, как нудно пристраивала их в хорошие руки. А окажись Свен нормальным советским мужиком без шестых, десятых, двадцать третьих чувств, может, и случилось бы промеж ними Нечто с большой буквы на малый срок, на всю командировку Свена, на все тринадцать часов с копейками. Да-а, для лирики - мизер неловленный, как утверждают мастера отечественного префа... Бог с ней, с лирикой, перебьемся, но не будь Свен таким однообразным, таким скучным, таким занудным, мог бы возникнуть простой человеческий контакт, а он не возник, не проклюнулся сквозь скорлупку отчужденности, потому что Свен начал раздражать Зойку с первых минут знакомства и раздражал до сей поры.
С другой стороны какой контакт - с психом, пусть и безвредным? Зойка же не психиатр, не психоневролог, не психоаналитик.
Можно одним ладным словом определить Зойкино нынешнее к нему отношение? Можно. Вот оно, ладное это слово, интерес. Зойка испытывала к Свену научный интерес, ожидая от его могучих способностей могучих свершений. Вот, к слову, телекинеза пока не видно, а как толково было бы подвинуть отель поближе к девятому проезду!..
Да, об отеле. Зойка с научным интересом ждала, что Свен с ним сотворит. Разбери он его по винтику, по кирпичику - Зойка не стала бы сильно убиваться: разобрал - восстанови, а у Зойки образуется внеплановый отгул...
Но все это - фуфель ненаучный, мечты, мечты, где ваша сладость... А в реальной жизни Зойка была прагматиком и матери-научно-верно-ленинским-алистом.
И все же спросила:
- Что вы делать-то собираетесь, а, Свен, скажите мне?
- Я хочу увидеть ваших людей такими, какие они есть, - непонятно ответил непонятный Свен.
- Что такое "какие есть"? - Зойка непонятное и не поняла.
- Я хочу снять барьер.
Понятнее не стало.
- Какой-такой барьер, Свенчик?
Свен тяжко вздохнул.
- Видимо, я должен вам довериться.
- Доверьтесь мне, Свенчик, давно пора, Свенчик, - ехидно сказала Зойка, но Свен на ехидство внимания не обратил, Свен изготовился доверятся незнакомой женщине, а процесс этот, судя по всему, был труден для инопланетянина так же, как и для иностранного шпиона: а вдруг Незнакомая выдаст Доверчивого строгой власти?..
- Я разведчик... - начал Свен...
Бог ты мой, да кто ж он на самом деле, ужаснулась в отчаянии Зойка, пришелец или шпион, кто же? Пора бы ему и определиться, пора бы перестать метаться, а то скучно девушке.
- ...Я послан к вам высокоразвитой цивилизацией, чтобы проверить: готова ли ваша голубая планета вступить в межгалактическое содружество звездных миров, где давно осуществлен - это по-вашему, по-нашему иначе... - главнейший принцип коммунистического общества: от каждого - по способностям, каждому - по потребностям. Именно по этому, декларированному вашими лидерами принципу, мы и выбрали Землю для глубинной разведки, постановки эксперимента сначала в локальном, а потом и общепланетном пространстве. Ну, а потом референдум, консенсус, учитывающий необъятный плюрализм мнений...
Конец, с ужасом думала Зойка, с ним все ясно, страшно думала Зойка и вся сжималась, и вся отодвигалась, и вся растворялась в локальном и общепланетном пространстве, потому что надо было не слушать, а кричать, звать на помощь, звать на помощь, поскольку буйное помешательство опасно для жизни.
- ...Не надо меня бояться. Раз я решил вам довериться, то ничего плохого не сделаю. Наоборот, вы - единственная на Земле, кто узнает результат. Я верю: он будет положительынм! У вас достаточно высокий технический потенциал общества, чтобы ему соответствовало столь же высокое сознание, вернее, подсознание, поскольку - это я вижу! - ваше сознание консервативно, с него не сняты барьеры. Я хочу их снять на короткий отрезок времени, чтобы увидеть, какие вы в подсознании.
Не было даже короткого отрезка времени, чтобы снять трубку и позвонить на вахту, в милицию, в регистратуру, невозможно прорваться к двери, пора ждать конца, не исключено - кровавого, потому что кто его знает - как и чем он станет снимать барьеры с Зойкиного сознания!
- ...Да-да, вы живете среди барьеров, вы отгораживаетесь друг от друга стенами, одеждой, словами, вы превратили свою жизнь в дурной театр, от колосников до авансцены набитый декорациями, в которых не то чтоб жить - роль играть трудно. Да что я вам твержу? Вы и сами уже все поняли! Ведь поняли, так? - и снова врезал по Зойке своими лазерами.
Но прежде чем понять все, Зойка успела машинально отметить - "авансцена" и "копосники" - чересчур богатые слова для рядового инопланетянина, будь он даже трижды псих. А отметив, отключилась. То ли Свен в нее проник, то ли она в Свена, но сейчас в ней жили два разных человека, два разных человека думали, два разных вели диалог, но, главное, эти двое были одним. Как? А так! Как библейская Троица. Трое - и один. Непонятно, но - факт.
Мы живем среди барьеров - вот что она поняла.
Чисто физически - ясно: квартиры, комнаты, кабинеты, моя машина, моя дача, на даче - мой угол, а там - твой угол, мой лежак на пляже, мой пенек в лесу, мое место под солнцем. Мое, мой, моя! Ты сюда прийти не сможешь, а туда я и сам не пойду. Частное владение, во дворе - злая собака, по газонам не ходить, не влезай - убьет. Физически - это ясно.
Но Свена, догадалась Зойка, физические барьеры мало интересовали. То есть интересовали, конечно, поскольку они - естественный результат тут и там нагороженных нравственных. Даже нет, не нравственных, не то слово. Сердечных? Душевных?.. Ближе ближе, горячее.. Барьеры в душе? Или между душами?.. И барьеры - не то слово, точнее - стены. Бетонные. Стальные. Пушками не продырявить!
А еще уловила Зойка, что барьеры в самом человеке страшнее всего. Самобарьеры. Мы сжигаем себя сотнями запретов: этого нельзя, то неприлично, пятое вредно, десятое бесполезно. Железное "надо" давным-давно вытеснило из нашей коммунальной жизни сладкое "хочу" и вплотную подбирается к самоуверенному "могу". Хочу, но нельзя. Могу, но не стоит. Надо, надо, надо! Куда ни повернешься - надо, чувачок. Куда ни подашься - надо, кисанька. А если я хочу? Хоти. Хотеть пока не запрещено, но лучше не надо, потому что разрыв между желанием и необходимостью вызывает дискомфорт в хрупкой человеческой душе. Лучше хотеть сразу то, что надо.
Хочу вперед, в светлое будущее.
Молодец, это нам надо!
Хочу в колонну по одному.
Можно, но лучше - по пять!
Могу хоть по десять!
Не надо, это - лишнее. Кто там шагает правой? Не надо...
Все это, усваивала Зойка, не вне, а внутри каждого из нас. Въелось, вросло, вжилось, угнездилось. Держава может не беспокоиться за своих дочерей и сынов: когда она, держава, прикажет быть героем, у нас героем становится любой. Героями становятся даже без приказов сверху, героизм прямо-таки выдавливается из любого, как паста из тюбика, поскольку жизнь повсеместно требует. Героизм - осознанная необходимость, философская категория. И все кругом твердят: "Есть!" - безо всякого "надо". Нигде ни хрена нет, а все орут: "Есть!" Простите за неуместную шутку.
Значит, Свен, умный гость, считает это ужасным? Да, так я, то есть он, считает.
Значит, он считает, что слово "хочу" есть признак душевной свободы?
Да, если "хочу" подкреплено "могу".
Но если каждый будет поступать только по капризному "хочу", начнется вселенский бардак, все вокруг станут хотеть что ни попадя, это типичная анархия, Маркс-Энгельс-Ленин, помнится, о том не писали, они как раз писали о том, что светлое будущее должно складываться из кирпичиков каждодневного "надо". Надо мне, надо всем, надо Родине родной.
Надо страной весенний ветер веет. Песня.
А вот шутка ваша, Свен, шутка твоя с песней очень, Свен, глупа до невозможности, Свен. Представь себе, что все могут то, что хотят...
Чего зря представлять, у них, то есть у нас, так и происходит, так и живут, живем, просто отлично мы живем, они живут.
Не знаю, как у вас на планете, на какой такой планете, но мы на голубом нашем шарике, мчащемся в бескрайних просторах Вселенной, не можем потакать себе во всем, мы еще досыта ни разу не ели, у нас войны, у нас забастовки, у нас голодные бунты, у нас перестройка, и все это не только в странах капитала, но теперь уже и в первой в мире стране не вполне победившего социализма. Только помянутые вами, Свен, тобой барьеры и сдерживают нашу ненасытную утробу, оставляют силы на борьбу, на все, на битву за светлое будущее. И я знаю, знаю я, что вы, Свен, что ты мне сейчас скажешь, а скажешь ты вот что: на кой ляд строить будущее на таком говенном фундаменте, каким, к черту, светлым оно будет, если у его строителей урчит в животе? А я тебе вам отвечу. Да, мы живем не очень славно, но разве так уж крепки барьеры? Разве мы не позволяем себе время от времени расслабиться, релаксировать и послать все и вся на три известные буквы? Нет, Свен, я тебе вам не открою, куда, на какие буквы посылаем мы все и вся, ты пришелец, вы не поймете или поймешь не так. А посылая, мы уже напозволяли себе много всякого разного, мы уже столько дров, то есть барьеров наломали...
