- Да.
- Это было сделано неплохо, - сказал он, наблюдая игру света на
истертой поверхности камня.
Я ждал, стоя на коленях, удивляясь тому, что его, как и тарнсменов,
не интересовала судьба дочери.
- Ты понимаешь, что должен умереть? - не глядя на меня спросил
Марленус.
- Да.
Держа камень в руках, Марленус наклонился вперед:
- Ты молод, храбр и глуп, - сказал он, внимательно посмотрев мне
прямо в глаза, и выпрямился.
- Когда-то я был также молод и храбр, и, быть может, так же глуп - да
глуп. - Марленус смотрел куда-то поверх меня. - Тысячи раз я рисковал
жизнью и отдал годы юности мечте об Аре и империи, когда на Горе будет
единый язык, единые законы, единые деньги, дороги и пути станут
безопасными, крестьяне будут мирно возделывать свои поля, и будет лишь
один Совет, лишь один могучий город, объединяющий цилиндры нескольких
небольших, враждующих городов - все это разрушил ты... - Марленус взглянул
на меня. - Впрочем, что ты, простой тарнсмен, можешь понимать в таких
вещах? Но я, Марленус, хотя и являюсь воином, я больше, чем просто воин, и
так было всегда. Когда другие видели только законы своей касты, не
чувствовали другого долга, кроме долга своему Домашнему Камню, я осмелился
мечтать об Великом Аре - когда настанет конец бессмысленным войнам,
кровопролитию и террору, конец тревогам и страху, омрачающим нашу жизнь -
я мечтал о том, что из праха поднимется новый мир, мир законности и чести,
власти и справедливости.
- Твоей справедливости, - сказал я.
- Моей, если хочешь, - согласился он.
Марленус положил Домашний Камень пред собой на землю и взял меч,
лежащий на коленях. Теперь он был похож на бога войны.
- Знаешь ли ты, тарнсмен, - спросил он, - что здесь нет другой
справедливости, кроме справедливости меча? Такова правда - подумай об
этом. - Он сделал паузу. - Без этого, - он дотронулся до лезвия, - нет
ничего - ни справедливости, ни мира. Без меча здесь нет ничего.
- По какому праву меч Марленуса должен принести справедливость на
Гор?
- Ты не понимаешь, - ответил он, - что само право, о котором ты
столько говоришь, обязано своим существованием мечу.
- Это ложь, - сказал я. - Надеюсь, что ложь. - Я выпрямился, хотя
малейшее движение раздражало раны от кнута на спине.
- До меча, - терпеливо объяснил Марленус, - тут не было права, только
факт - что есть то, что есть, а не то, чему следовало бы быть, и так будет
до тех пор, пока меч не создает, установит, гарантирует правду, не придаст
ей вес и значение. - Он с легкостью поднял меч, как если бы это была
ветка. - Сначала меч, потом государство, и лишь затем - справедливость.
- Но мечта об Аре, о которой ты говоришь, в которую веришь, она
принесет это право?
- Да.
- Это правильная мечта?
- Несомненно.
- Тогда твоему мечу не хватило силы воплотить ее в жизнь.
Марленус задумчиво взглянул на меня и рассмеялся.
- Клянусь Царствующими Жрецами, я утратил меру.
Я пожал плечами, что было весьма болезненно в цепях.
- Но, - продолжал он, - если даже ты прав, как же мы узнаем, верна
мечта или нет.
Я не мог ответить на этот вопрос.
- Я скажу тебе, - рассмеялся Марленус и похлопал по лезвию, - с
помощью этого.
Он поднялся и вложил меч в ножны. Как по сигналу, в пещеру вошли
тарнсмены и схватили меня.
- Заколоть его, - приказал Марленус.
Тарнсмены сняли с меня цепи, чтобы я мог умереть свободным. Вероятно,
для того, чтобы мои конвульсии доставили больше удовольствия наблюдателям.
Я как бы онемел, даже спина, которая, не будь я на пороге смерти,
была бы адом, не давала о себе знать.
- Твоя дочь, Талена, жива, - сказал я Марленусу. Сам он не спрашивал
меня об этом и даже не подавал признаков заинтересованности. И все же,
поскольку он был человеком, я решил, что и он хочет об этом знать,
несмотря на то, что он был далек от мира и погружен в свои мечты.
- Она должна была принести мне тысячу тарнов, - сказал он. -
Продолжайте, - приказал он воинам.
Они крепко схватили меня за руки. Двое вынули пику из щели и понесли
ее вперед. Она должна была вонзиться в меня, и вместе со мной вернуться на
место.
- Она твоя дочь, - сказал я Марленусу. - И она жива.
- Она подчинилась тебе? - спросил он.
- Да.
- Значит, она ценит свою жизнь дороже моей чести.
Внезапно чувство онемелости, бессилия во мне исчезли в вспышке
ярости.
- Будь проклята ваша честь, - проревел я. - Ваша вонючая честь!
Не понимая уже, что делаю, я стряхнул двух тарнсменов со своих рук,
как детей, и обрушился на Марленуса. От моего удара по лицу он опрокинулся
назад, морщась от боли и удивления. Я повернулся как раз вовремя, чтобы
отразить пику, летящую мне в спину. Я схватил ее, перевернул и, используя,
как палку, держа ее перед собой, прыгнул на тех двоих и опрокинул их.
Раздалось два крика, и пика оказалась в полном моем распоряжении. Пять или
шесть тарнсменов уже бежали к широкому отверстию пещеры, но я ринулся на
них, и, держа копье перед собой параллельно земле, с нечеловеческой силой
выволок их наружу и скинул с края площадки перед пещерой. Их вопли были
заглушены ревом тарнсменов, бросившихся на меня.
Один из них поднял арбалет, но я проткнул его копьем насквозь, и
стрела ударила в стену над моей головой, выбив сноп искр. Другого я сбил
ударом ноги и, выхватив его меч, уложил третьего, подбежавшего ко мне, и
ранил четвертого, но был оттеснен вглубь пещеры. Я был обречен, но решил
умереть с честью. Все это время я слышал звериный рык Марленуса,
хохотавшего за моей спиной от радости, что простое закалывание
превратилось в бой, так милый его сердцу. В момент передышки я повернулся
лицом к нему, надеясь скрестить меч с самим убаром, но в этот момент
кандалы ударили меня по лицу и горлу - метнул их в меня Марленус. Я
задохнулся и мотнул головой, чтобы стряхнуть с глаз кровь, и меня тут же
схватили трое или четверо тарнсменов.
- Хорошо сделано, юноша, - объявил Марленус. - Я так и думал, что ты
не захочешь умереть, как раб. - Он обратился к своим людям, указывая на
меня. - Что скажете, - рассмеялся он. - Достоин ли этот воин умереть
Смертью Тарна?
- Конечно достоин, - сказал один из тарнсменов, прижимая тунику к
пораженной груди.
Меня выволокли наружу, к моим запястьям и лодыжкам привязали путы, а
их свободные концы тут же привязали к кожаным седлам двух тарнов - один из
которых был мой собственный черный гигант.
- Ты будешь разорван на куски, - сказал Марленус. - Это не очень
приятно, но лучше, чем закалывание.
Тарнсмены оседлали птиц.
- Я еще жив, - сказал я. Глупо, конечно, но я чувствовал, что мой
смертный час еще не настал.
Марленус не стал разубеждать меня.
- Ты украл Домашний Камень Ара. Тебе повезло. - сказал он.
- Никто еще не избежал Смерти Тарна, - сказал один из его людей.
Воины разошлись, давая дорогу птицам.
Марленус сам наклонился в темноте, проверяя и укрепляя узлы на путах.
- Хочешь, я убью тебя сейчас? - ласково сказал он. - Все-таки, Смерть
Тарна - не из приятных.
Его рука, невидимая другим людям, оказалась на моем горле. Я
почувствовал, как он сжимает его.
- Откуда такая доброта? - спросил я.
- Ради девушки, - ответил он.
- Почему?!
- Ради ее любви.
- Твоя дочь ненавидит меня.
- Она согласилась стать женой Па-Кура, Владыки Убийц, чтобы дать тебе
маленький шанс выжить, послав тебя на Раму Унижения.
- Откуда ты это знаешь?
- Это знают все в лагере Па-Кура, - ответил Марленус. Я почувствовал,
что он улыбается в темноте. - Я сам, один из страдальцев, узнал это от
Минтара, торговца. Он стремится иметь друзей в обоих лагерях, ибо кто
знает, не сядет ли Марленус снова на трон Ара?
Вероятно, я издал крик ярости, ибо Марленус заткнул мне рот свободной
рукой.
Не спрашивая меня более ни о чем, он поднялся и отошел под крылья
одного из тарнов, помахав рукой.
- Прощай, воин, - сказал он.
Резким толчком тарнсмены подняли птиц в воздух. На мгновение я повис
между двумя птицами, затем на высоте ста футов тарнсмены по сигналу -
свистку с земли - развернули птиц в противоположных направлениях. Острая
боль разодрала мое тело. Я невольно вскрикнул. Птицы старались как можно
дальше отлететь одна от другой. Снова и снова наступала мгновенная
передышка, когда одна из птиц ослабляла натяжение пут. Я слышал над собой
проклятия тарнсменов и вспышки стрекал. Вдруг птицы снова резко натянули
путы, вызвав ослепляющую вспышку боли.
Внезапно раздался треск и одна из веревок оборвалась. Не размышляя,
слепо подчиняясь рефлексу, я схватил свободной рукой шнур и попытался
стащить его с запястья. Птицы рванулись и боль пронзила меня, но и шнур,
вместе с клочками кожи слетел с руки и исчез во тьме. Скоро тарнсмены
поймут, что случилось. Сначала они решат, что мое тело разорвалось
пополам, и тьма скроет истину, но ненадолго - до тех пор, пока они не
подергают за шнуры, проверяя вес груза.
Я изогнулся и стал карабкаться по одной из двух веревок, ведущих к
огромной птице надо мной. Через несколько секунд я очутился у седла.
Тут тарнсмен увидел меня и завопил от ярости, выхватывая меч. Он
рубанул с плеча, но я увернулся и сжал коготь птицы - она вскрикнула и
стала неуправляема. Тогда, одной рукой сжимая коготь, другой я расстегнул
застежку, и все седло, к которому тарнсмен был пристегнут поясом, слетело
со спины тарна и полетело на землю.
Я услышал вопль тарнсмена, а затем наступила тишина.
Другой тарнсмен должен встревожиться. Каждое мгновение было
драгоценно. Я прыгнул во тьме к поводьям птицы и ухватился за кольцо на
шее. Резкий рывок заставил птицу отреагировать так, как если бы я потянул
за четвертый повод. Он немедленно стал спускаться, и минутой позже я стоял
на скалистом плато. За горами виднелась полоса красного света -
приближался рассвет. Мои лодыжки были все еще привязаны к птице, и я
быстро разорвал ремни.
С первым лучом света я увидел в сотне футов от себя то, что я
надеялся найти - седло и скорчившееся тело тарнсмена. Я подбежал к нему и
вытащил арбалет, который не повредился при падении. Стрелы тоже
сохранились. Я зарядил его и тут же услышал, что надо мной летит тарн. Он
спускался к погибшему, и его тарнсмен слишком поздно увидел меня. Стрела
пронзила его в седле.
Тарн, мой черный гигант из Ко-Ро-Ба, приземлился и величественно
пошел вперед. Я подождал, немного опасаясь, пока он не подошел ко мне и не
положил голову мне на плечо, вытянув шею для почесывания. Я наскреб
несколько пригоршней вшей и положил ему на язык, благодарно похлопал по
ноге и взобрался в седло, сбросив мертвого тарнсмена на землю и заняв его
место.
Я чувствовал прилив сил. У меня снова были оружие и тарн. И даже
стрекало. Я взлетел, не думая уже о Ко-Ро-Ба или Домашнем Камне. Возможно
с глупым, но неиссякаемым оптимизмом я провел птицу над Вольтан Рейндж и
полетел к Ару.
15. НА СТОЯНКЕ МИНТАРА
Ар, осажденный и бесстрашный, представлял собой великолепное зрелище.
Его прекрасные цилиндры вызывающе сверкали за белыми мраморными валами его
двойных стен - первая из них была высотой 300 футов, вторая, через
двадцать ярдов - около 400 футов, они были достаточно широки, чтобы по ним
могли проехать в ряд сразу шесть повозок. Через каждые пятьдесят футов на
стенах вздымались башни, поставленные так, что невозможно было избежать
