животного, чем куском камня, из-за которого рисковал жизнью.
- Не знаю, - ответила она, - меня это не интересует.
- Что же случилось? - допытывался я.
- Я не собираюсь отвечать на вопросы, - объявила она.
Я в ярости сжал кулаки.
Тут челюсти Нара осторожно сжали горло девушки. Дрожь прошла по ее
закутанному телу, она подняла руки, пытаясь освободиться от ужасных
челюстей. Очевидно, Паучий Народ был не так безвреден, как она полагала в
своей гордыне.
- Прикажите ему остановиться, - крикнула она, безуспешно пытаясь
ослабить хватку паука.
- Вам нужна ее голова? - спросил Нар металлическим голосом.
Я знал, что животное, которое предпочитает, чтобы его род исчез с
лица земли, чем причинит вред разумному существу, придумало какой-то план
или что-то вроде этого. Поэтому я сказал:
- Да.
Челюсти стали сжиматься на горле девушки, как лезвия гигантских
ножниц.
- Стойте! - хрипло крикнула она.
Я сделал знак Нару ослабить его хватку.
- Я старалась повернуть тарна назад, к Ару, - сказала девушка. - Я
никогда не летала на тарнах. Я ошиблась, и тарн знал это. У меня не было
стрекала.
Нар разжал челюсти.
- Мы были уже где-то за болотным лесом, - продолжала она, - когда
влетели в стаю диких тарнов. Мой тарн убил вожака.
Она содрогнулась при воспоминании, и я ощутил жалость к ней,
представив то, что пришлось ей пережить, прикованной к седлу гигантского
тарна, сражающегося высоко над лесом за власть в стае.
- Тарн убил вожака, - продолжала девушка, - и преследовал тело до
самой земли, где разорвал его на куски. Я соскользнула с седла и скрылась
в лесу. Через несколько минут тарн поднялся в небо. Я видела, как он занял
место впереди стаи.
Вот так, - подумал я. Тарн вернулся к дикому состоянию, его инстинкты
взяли верх над рефлексами, памятью о людях.
- А Домашний Камень Ара? - спросил я.
- В седельной сумке, - ответила она, подтвердив мои предположения. Я
запер его в сумке, а она неотделима от седла. Девушка сгорала от стыда, и
я понял, как она унижена, потерпев неудачу - не сумев спасти Домашний
Камень. Итак, тарн улетел, возвратившись к своему первобытному состоянию,
Домашний Камень Ара остался в седельной сумке, я и дочь убара Марленуса
оба потерпели неудачу, и теперь стояли, глядя друг на друга, на сухом
корне в заболоченном лесу Ара.
7. ДОЧЬ УБАРА
Девушка выпрямилась, величественная даже в своем испачканном одеянии.
Она отступила на шаг от Нара, будто чудовищные челюсти еще угрожали ей. Ее
глаза горели.
- Дочери Марленуса было приятно сообщить вам и вашему восьминогому
брату о судьбе тарна и вожделенного Домашнего Камня.
Нар раздраженно щелкнул челюстями. Я еще не видел это благородное
создание в более раздраженном состоянии.
- Немедленно освободите меня, - заявила дочь убара.
- Вы свободны, - сказал я.
Она ошеломленно взглянула на меня и стала пятиться назад, держась на
безопасном расстоянии от Нара и не поворачиваясь ко мне спиной, как бы
ожидая, что я ударю ее мечом в спину.
- Хорошо, - сказала она наконец, - что вы подчинились моему приказу.
Возможно, это облегчит вашу смерть.
- Разве можно отказать в чем-нибудь дочери убара? - сказал я и
добавил, как теперь думаю - злобно, - счастливого вам пути через болото.
Она вздрогнула и остановилась. На ее платье еще оставался след языка
тарлариона. Я, не глядя более на нее, положил руку на переднюю конечность
Нара, стараясь не повредить чувствительных волосков.
- Ну, что брат, - сказал я, припомнив оскорбление, придуманное
дочерью убара, - продолжим путь? - Я хотел, чтобы он не думал, что весь
человеческий род презрительно относится к Паучьему Народу.
- Конечно, брат, - ответил механический голос Нара. И правда, в этом
разумном существе было больше хорошего, чем я встречал во многих варварах
Гора. И, конечно, я мог гордиться его обращением - ибо сколько раз,
намеренно или нет, я наносил ущерб его разумному роду.
Я взобрался к пауку на спину, и он слез с корня.
- Подождите! - закричала девушка. - Вы не можете бросить меня здесь!
Она шагнула вперед, оступилась и упала в воду. Вдруг она встала на
колени и протянула ко мне руки, внезапно осознав всю безнадежность своего
положения. - Возьмите меня с собой! - просила она.
- Подождите, - сказал я Нару, и паук остановился.
Дочь убара попыталась встать, неловко закопошилась в воде - казалось,
что у нее одна нога короче другой. Она вновь оступилась и рухнула в воду,
выругавшись не хуже тарнсменов. Я рассмеялся и, соскочив со спины Нара,
подошел к ней и втащил на корень. Она была удивительно легка для своего
роста.
Едва я взял ее на руки, как она злобно ударила меня своей испачканной
рукой по лицу:
- Как вы осмелились коснуться дочери убара!
Я пожал плечами и скинул ее обратно в воду. Она разъяренно вскочила
на ноги и вскарабкалась на корень. Тут я впервые обратил внимание на ее
ноги. Один из башмаков на высочайшей - не менее десяти дюймов - платформе
сломался и теперь болтался, привязанный к ноге лентами. Я рассмеялся - так
вот откуда взялся такой рост!
- Мне жаль, что он сломался, - сказал я.
Она попыталась подняться, но не смогла, так как одна нога была на
десять дюймов короче другой.
- Не удивительно, что вы едва могли ходить, - сказал я, расстегивая
второй башмак. - Зачем вам эта дурацкая обувь.
- Дочь убара должна смотреть на своих подчиненных сверху вниз, -
ответила она.
Теперь, когда она стояла босиком, девушка едва достигала мне до
подбородка, что было не намного выше среднего роста горийской девушки. Она
не поднимала глаз, чтобы не встречаться со мной взглядом. Дочери убара не
подобало смотреть на мужчину.
- Я приказываю вам защищать меня, - сказала она, не отрывая глаз от
земли.
- Я не подчиняюсь вашим приказам, - ответил я.
- Вы должны взять меня с собой.
- Почему? - спросил я. В конце концов, согласно жестоким законам
Гора, я ничем не был обязан ей, скорее наоборот, если вспомнить покушение
на мою жизнь, окончившееся неудачно благодаря лишь сети Нара, я имел
полное право убить ее, бросив на съедение водяным ящерицам. Естественно,
такая точка зрения была чужда мне, но почему она считает, что я не должен
обращаться с ней так, как она заслуживает по горийским законам?
- Вы должны защитить меня, - сказала она. В ее голосе слышалась
мольба.
- Почему? - я начинал злиться.
- Потому что мне нужна ваша помощь. Вы не должны были заставлять меня
говорить это! - вдруг резко выкрикнула она, в ярости подняв голову и на
мгновение взглянув мне в глаза, потом вновь уставившись в землю.
- Вы просите моей благосклонности? - спросил я, что по-горийски
означает ответ на просьбу, короче, все равно, что сказать "пожалуйста".
Кажется, я правильно употребил это выражение.
Она внезапно стала послушной.
- Да, хотя странно, что я, дочь арского убара, прошу вас об этом.
- Вы пытались убить меня, и я по-прежнему вижу в вас врага.
Последовала длинная пауза.
- Я знаю, чего вы ждете, - сказала девушка, став внезапно
неестественно бесстрастной. Я не понял ее. О чем она думала? Затем, к
моему удивлению, дочь убара Марленуса упала передо мной на колени,
опустила голову и, подняв руки, скрестила их перед собой. Это был тот же
жест, который сделала Сана, становясь моей рабыней - жест подчинения
женщины. Не отрывая глаз от земли, дочь убара произнесла чистым, спокойным
голосом:
- Я подчиняюсь.
Позже я желал, чтобы у меня были веревки, чтобы связать эти невинно
протянутые запястья. Некоторое время я оставался безмолвным, потом,
вспомнив горийские обычаи, которые предписывали либо убить
женщину-пленницу, либо принять подчинение, я взял ее запястья в свои руки
и сказал:
- Я принимаю подчинение.
Я поднял ее на ноги.
Потом я помог ей взобраться на волосатую спину паука, усевшись рядом
с ней. Нар молча двинулся вперед так, что только ноги мелькали в мутной
воде. Однажды он попал в трясину и нас тряхнуло так, что мы слетели в
грязь, но быстро выбрались оттуда с помощью всех восьми ног паука и
продолжили путешествие.
Через час Нар остановился и указал вперед лапой. Там, в двух или трех
пасангах, через болотные деревья прорисовывались желтые поля са-тарны Ара.
Механический голос произнес:
- Я не хочу подходить к ним ближе, это опасно.
Я соскочил с его спины и помог слезть дочери убара. Мы стояли перед
огромным насекомым. Я положил руку на его страшную голову и он слегка сжал
ее челюстями.
- Желаю вам удачи, - сказал Нар.
Я ответил соответственно горийским традициям и пожелал здоровья и
безопасности его народу.
Насекомое положило передние лапы мне на плечи.
- Я не спрашиваю твое имя, воин, не хочу называть твоего города в
присутствии рабыни, но знаю, что ты и твой город будут почитаемы Паучьим
Народом.
- Спасибо, - сказал я. - Я и мой народ сочтут это за честь.
- Берегись дочери убара, - предупредил Нар.
- Она подчинилась, - ответил я, зная, что обещание должно быть
исполнено.
Нар сделал жест лапой, который я истолковал как прощальное
приветствие, и скрылся в лесу. Я помахал ему вслед.
- Идем, - сказал я девушке и направился к полям са-тарны. Она
последовала за мной.
Так мы шли около двадцати минут и вдруг девушка вскрикнула. Я резко
повернулся: она по пояс погрузилась в болото, попав в полынью. Я попытался
подойти к ней, но почва уходила из-под моих ног. Пояс меча оказался
слишком коротким, стрекало, пристегнутое к поясу, упало в воду и утонуло.
Девушка погружалась все глубже, вода уже дошла ей до груди. Она
отчаянно кричала, потеряв всякий контроль над собой от ужаса предстоящей
гибели.
- Не шевелись! - крикнул я. Но она уже не владела собой. - Покрывало!
Снимите его и бросьте мне! - крикнул я. Она попыталась сорвать покрывало,
но не смогла. Ее голова медленно погружалась в зеленую воду, грязь
подползла к самым глазам, лишь руки оставались на поверхности.
Я быстро огляделся и заметил полузатонувшее бревно в нескольких ярдах
от себя, высовывавшееся из воды. Несмотря на опасность, я добрался до него
и изо всех сил потянул на себя. Мне показалось, что прошли часы, но на
самом деле через несколько секунд я вынул его. Я положил его поперек
полыньи и, держась за него, доплыл до места, где тонула дочь убара.
Наконец, я нашарил в грязи ее запястье и вытащил девушку из трясины.
Мое сердце забилось от радости, когда я услышал, что ее легкие с хрипом
начали втягивать зловонный, но живительный воздух. Я толкнул бревно к
берегу и, наконец, выволок тело в насквозь промокшей одежде на сухое
место.
Впереди, в какой-нибудь сотне ярдов, я увидел границу желтого поля
са-тарны и желтый кустарник ка-ла-на. Я сел рядом с девушкой, измученный
всеми этими приключениями. Я улыбался про себя. Гордая дочь убара, во всех
своих имперских регалиях, сильно воняла - из-за грязи, пропитавшей ее
одежду.
- Вы спасли мне жизнь, - сказала она.
Я кивнул, не желая об этом говорить.
- Мы выбрались из болота?
Я снова кивнул.
Это, кажется, удовлетворило ее. Животным движением, не
соответствующим ее одеждам, она перевернулась на спину, глядя в небо,
столь же изможденная, как и я. Ведь она была слабой девушкой. Я
почувствовал к ней жалость.
- Я прошу вашей благосклонности, - сказала она.
