слабость. Пришлось прервать поездку и ехать домой.
Доктор Рой (он не только глава правительства Западной
Бенгалии, но и один из лучших врачей Индии) прописал
мне длительный отдых. Несколько недель я провел в
полном покое, занятый только этой книгой. Я отдыхал от
людей, от возбуждения, и постепенно мой вес и здоровье
восстановились.
Когда начался показ "Покорения Эвереста" в
Дарджилинге, я чувствовал себя уже достаточно хорошо,
чтобы присутствовать на премьере. Это было 29 мая, в день
первой годовщины штурма, намечался большой праздник.
Но тут из Непала пришла весть, что Эдмунд Хиллари,
возглавлявший в этом году новозеландскую экспедицию на
Макалу II, заболел в горах. К счастью, он быстро
поправился, однако поначалу опасались, что это серьезно,
поэтому я попросил свести праздник к минимуму. В
кинотеатре я сказал несколько слов по-непальски перед
началом сеанса.
- Я глубоко сожалею, что мой друг Хиллари болен, -
говорил я. - Сейчас не время веселиться - надо молиться
за его быстрейшую поправку. Эверест был взят благодаря
совместным усилиям многих людей, и я шлю наилучшие
пожелания и поздравления моему товарищу по победе.
Есть ли необходимость лишний раз подчеркивать
момент, который так важен для меня? Или и без того
очевидно, что я не сказал бы так о человеке, если бы питал
и нему неприязнь или злобу.
Открытие школы альпинизма намечалось на осень, а
лето мы с майором Джайялом должны были провести в
Швейцарии в качестве почетных гостей фонда содействия
альпийским исследованиям для изучения лучших
достижений техники восхождений и методики
преподавания. К счастью, в начале июня здоровье
позволило мне выехать, и я снова очутился в Альпах вместе
с друзьями по прежним восхождениям. Не обошлось и на
этот раз без "зиндабада" - толпы людей, приемы,
интервью, - но в гораздо меньшем количестве, чем в
предыдущем году. В общем и целом я мог жить спокойно,
наслаждаться горами и заниматься тем делом, ради
которого приехал. Сначала мы отправились в деревню
Шампе, где молодые швейцарские альпинисты сдавали
экзамены на звание проводника. Там, к сожалению, не
обошлось без неприятностей: мне стало казаться, что со
мной обращаются как с новичком.
Впрочем, в конечном счете все наладилось. Я по-
прежнему любил Швейцарию, в ее горах я чувствовал себя
так, словно попал в родные Гималаи. "Здесь совсем как в
Солу Кхумбу", - думал я не раз, только не тогда, когда
смотрел на шоссе и железные дороги, мосты и
электростанции.
Несколько позже приехали из Индии еще шестеро
шерпов. Их также пригласили швейцарцы пройти
тренировочный курс для будущей работы в школе
альпинизма; я сам отобрал этих людей перед отъездом из
Дарджилинга. Среди них были ветераны Анг Тхаркей,
Гьялцен Микчен - сирдар, Да Намгьял и Анг Темпа,
участники экспедиций на Эверест, а также мои племянники
Гомбу и Топгей. Мы перебрались в Розенлауи, где
находилась школа Глатхарда, и за несколько недель узнали
много ценного о разных видах восхождений. В конце лета
возвратились домой, а 4 ноября 1954 года Неру официально
открыл нашу собственную школу.
В первом сезоне можно было, разумеется, только
положить начало работе школы. К концу года, когда стало
слишком холодно, я опять оказался на некоторое время
свободным и совершил путешествие, о котором давно
мечтал. Я снова отправился в Солу Кхумбу, но только на
этот раз взял с собой Пем-Пем и Ниму. Мы выехали из
Дарджилинга на рождество, поездом и автомашиной
добрались до Джайнагара и Дхарана, около границы
Непала, а оттуда продолжали путь пешком, причем девочки
несли поклажу на спине, как и положено путешествующим
шерпам. Для них это было совершенно ново, и мы немало
повеселились. Но вместе с тем наше путешествие было
своего рода паломничеством - ведь они еще никогда не
были на родине своего народа, не видали своей бабушки,
моей матери, которой исполнилось уже восемьдесят четыре
года. В стране шерпов нас встретили веселье, пляски.
Побыв некоторое время в Намче-Базаре и Тами, мы
отправились дальше - посетить знаменитый Тьянгбоче и
другие монастыри. Затем я прошел с дочерьми почти до
места базового лагеря 1953 года; и здесь они воздали
почести Эвересту, который сделал шерпов великим
народом, а нам принес счастье.
В Солу Кхумбу мы дважды пережили интересное
событие: впервые в моей жизни я увидел настоящие
останки йети, "ужасного снежного человека". Оба раза это
происходило в монастырях - в Кхумджунге и Пангбоче, и
в обоих случаях нам показали скальп заостренной формы, с
сохранившейся кожей и волосами. На кхумджунгском
скальпе волосы были короткие и жесткие, словно свиная
щетина; пангбочанский скальп покрывали более светлые
волосы, возможно, он принадлежал более молодому
животному. Ламы считали эти скальпы драгоценными и
сильнодействующими талисманами, причем они попали в
монастыри так давно, что никто не знал, откуда они
взялись. Тайна живого йети и вопрос, на что он,
собственно, похож, остаются по-прежнему нераскрытыми.
Случилось во время этого путешествия и другое
событие, которого я давно ждал, - я забрал мать к себе в
Дарджилинг. Настоящая дочь своего народа, она, несмотря
на возраст, благополучно проделала немалый переход. Ей
никогда еще не приходилось бывать далеко от родного
края, так что в индия она пережила много неожиданного и
удивительного. В Джайнагаре она впервые в жизни села в
поезд. Вскоре после того как поезд тронулся, мать вдруг
спросила меня с удивлением:
- Тенцинг, а где же дерево, которое я видела перед
залом ожидания?
Мы с дочерьми громко рассмеялись, и я объяснил, что
такое поезд. Тогда она облегченно вздохнула и произнесла:
- Никогда в жизни я еще не видела двигающиеся дома.
И вот впервые в Дарджилинге собрана почти вся моя
семья.
Так обстоят мои дела к тому моменту, когда я кончаю
свой рассказ. Что принесет мне будущее, я, понятно, не
знаю. Предстоит работа в школе альпинизма, в которой я
надеюсь познакомить многих молодых индийцев с горами
и научить их любить горы. Предстоит работа в Ассоциации
шерпов-альпинистов, председателем которой я сейчас
состою; в обязанности Ассоциации теперь входит подбор
шерпов для экспедиций и согласование ставок и условий
работы. Мне хочется вообще быть полезным своему
народу, насколько это в моих силах. Я начал с самых низов,
знаю, что такое бедность и невежество, и хочу помочь
своим соплеменникам развиваться и добиться лучшей
жизни.
Но больше всего мне хочется помочь расширить знания
молодежи, у которой впереди вся жизнь. Правда, то, чем я
могу поделиться, взято не из книг; это то, чему я сам
научился за свою жизнь, чему меня научили люди, страны,
горы, но прежде всего Эверест. Кое-что касается чисто
практических вещей. Но не все - мне кажется, что я
научился и другим вещам, притом более важным. Я узнал,
что нельзя стать хорошим восходителем, каким бы ловким
ты ни был, если нет в тебе бодрости и чувства
товарищества. Друзья - это не менее важно, чем подвиг.
Далее что совместные усилия - единственный ключ к
успеху; эгоизм делает человека маленьким. И еще урок: ни
один человек ни в горах, ни где-либо еще не может
ожидать от других больше того, что дает сам. "Будь
человеком, с большой душой! Помогай другим стать
такими!" Вот чему я научился и чему следует научиться
всем людям у великой богини Чомолунгмы.
Меня часто спрашивают, допускаю ли я, что Эверест
будет взят еще кем-нибудь. Ответ: да, разумеется. Когда
именно состоится следующее восхождение или следующая
попытка, никто не знает, но со временем он будет взят,
наверное, не только из Непала, но и из Тибета; возможно,
даже будет сделан его траверс43. Следующий вопрос, всегда
сопутствующий предыдущему, труднее: можно ли взять
Эверест без кислорода? Мне кажется, однако, что можно -
при тщательной подготовке и благоприятных условиях.
Только необходимо разбить еще один лагерь, ближе к
вершине, нежели наш лагерь 9 в 1953 году, потому что на
такой высоте человек может пройти за день лишь очень
немного. И еще нужно, чтобы выдались пять дней хорошей
погоды подряд - лишь в этом случае альпинисты смогут
пройти от Южного седла до вершины и обратно и остаться
живыми. Так что если это когда-нибудь и будет сделано, то
явится результатом не только большого умения,
выносливости и тщательной подготовки, но и
исключительной удачи. Ибо ни один человек (а иногда,
думается, ни один бог) не властен над погодой на Эвересте.
Собираюсь ли я сам еще совершать восхождения?
Отвечаю: на другие, меньшие вершины - да. На Эверест
- нет. Ходить на гору, принадлежащую к числу подлинных
гигантов Гималаев, в качестве сирдара и альпиниста
одновременно, неся двойную ответственность, - это
слишком много для одного человека, больше таких
испытаний в моей жизни не будет. Раньше иное дело. В
1953 году я чувствовал, что должен взойти на вершину
Эвереста или умереть, и ради такой победы стоило
постараться. Теперь же, когда победа завоевана, я не
ощущаю ничего подобного ни в отношении Эвереста, ни в
отношении какой-либо другой горы, сравнимой с ним. Мне
сейчас сорок, я не так уж стар, но и не молод, и меня не
тянет больше покорять мировые вершины. Конечно, меня
влекут к себе горы, потому что горы - это мой дом и моя
жизнь. Мне хочется совершить еще не одно восхождение
- с небольшими экспедициями, на интересные вершины, с
хорошими партнерами. Всего больше мне хочется
совершить восхождение с моим дорогим другом Раймоном
Ламбером.
Помимо восхождений мне хочется путешествовать.
Надеюсь посетить Соединенные Штаты, когда эта книга
выйдет там. Надеюсь снова побывать в Англии и
Швейцарии, где меня так замечательно встречали, хочется
повидать еще много мест, где я не бывал. Я чувствую, что
многое узнал в путешествиях, причем не только о городах,
авиалиниях и географии. Я узнал, что мир велик, что его не
охватишь взором из маленького захолустья, что повсюду
есть и хорошее и плохое, что, если люди отличаются от
тебя, это еще вовсе не значит, что ты прав, а они не правы.
Часто говорят, что жители Запада большие материалисты,
чем восточные люди, но не следовало ли добавить, что они
еще и честнее? Во всяком случае, об этом говорит опыт
моих встреч с чиновниками и дельцами. Мы на Востоке
любим говорить о своем гостеприимстве, однако прием,
оказанный мне в Лондоне, заставляет меня прямо-таки
стыдиться, когда я сравниваю его с тем, как встречали
англичан по возвращении экспедиции в Катманду.
Эти два маленьких примера вовсе не означают, что я
настроен против своего собственного народа, - напротив,
я горжусь тем, что я индиец и непалец. Однако мне
кажется, что предвзятость и национализм принесли
большой вред. Обида нанесена также и Эвересту, причем
отчасти виноват в этом и мой народ. Мир слишком тесен, а
Эверест слишком велик, чтобы к ним можно было
подходить иначе как с точки зрения понимания и
терпимости между людьми - вот самый важный урок,
который я почерпнул из своих восхождений и путешествий.
Каковы бы ни были расхождения между Востоком и
Западом, они ничто в сравнении с общностью, которая
объединяет всех людей мира. Каковы бы ни были
осложнения, возникшие в связи с восхождением на
Эверест, они ничто в сравнении с общим делом и общей
победой; через полмира я протягиваю руку моим
английским партнерам Ханту, Хиллари и многим другим и
всем их соотечественникам.
После взятия Эвереста мой собственный народ отнесся
ко мне замечательно. Все отнеслись ко мне очень хорошо.
Но, очевидно, как и у всех людей, у меня было и хорошее и
плохое, награды и неприятности, всего понемногу. Порой
толпа вокруг становилась такой плотной, а давление таким
сильным, что я мрачно думал: нормальная жизнь больше
невозможна для меня, единственный путь к счастливой
жизни - это удалиться вместе с семьей в уединенное
место, где можно жить в покое. Но это означало бы
поражение и отступление, и я молюсь, чтобы обошлось без
этого. Лишь бы меня оставили в покое с политикой, тогда
все будет в порядке. Лишь бы меня не вертели и не крутили
