конце концов я стал отвечать:
- Я уже сейчас работаю в экспедиции - газетно-
фотографической экспедиции...
Я чувствовал себя зверем в зоопарке. "Похоже, ламы из
Тьянгбоче оказались все-таки правы, - думал я. - Бог
Эвереста карает меня теперь".
Были неприятности и другого рода. Я получил немалую
сумму денег от "Юнайтед Пресс", да еще поступили
щедрые дары от ряда городов и организаций Индии, и мы
могли жить уже не в такой бедности, как прежде. Одни
относились к этому с полным пониманием, но нашлись и
завистники; некоторые говорили даже, что Анг Ламу
"зазналась" только потому, что она стала ходить с
зонтиком в дождь. Другая неприятность была связана с
Лакпа Тшерингом, моим советником. Не вдаваясь в
подробности, скажу только, что он не руководствовался
моими интересами и наше сотрудничество кончилось. Была
в этой истории, однако, своя хорошая сторона - его место
занял Роби Митра, целиком посвятивший себя моим делам.
С тех пор своим неутомимым трудом, добрыми советами и
преданностью он сделал неизмеримо много, чтобы
облегчить мне жизнь и сделать ее счастливее.
Новый дом, который я купил, расположен на крутом
склоне холма на окраине Дарджилинга; отсюда открывается
чудесный вид на Сикким и вечные снега Канченджанги.
Однако наш переезд состоялся не сразу, требовалось кое-
что достроить. Анг Ламу приходилось работать айя во
многих английских семьях. Она хорошо изучила западную
меблировку и захотела обставить комнаты по-
современному, оборудовать кухню на европейский лад.
Состоялось обычное семейное препирательство, я говорил
жене:
- До сих пор у нас все шло хорошо. Не поднимай того,
что тебе не по силам. Лучше будем жить скромно.
Боюсь, однако, что это легче сказать, чем сделать. Даже
по своему собственному адресу, при моих ограниченных
потребностях, мне приходилось слышать упреки в связи с
моей страстью коллекционировать вещи, собранные за
время многочисленных экспедиций и путешествий. "И что
это он не избавится от этого хлама, - говорят некоторые.
- Превратил свой дом в музей какой-то". Нет, мой дом не
музей. Я храню в нем вещи, которые мне близки и дороги.
Дома у меня царит большое оживление. Помимо жены,
дочерей и меня в нем живут две мои племянницы (а теперь
еще и мать). Их родители - Ламу Кипа и лама Нванг Ла, с
которыми девушки переехали из Солу Кхумбу, поселились
в нашем старом доме в Тунг Сунг Басти; они часто бывают
у меня в гостях, причем Нванг Ла "заведует" специально
оборудованной молельней в моем доме.
Почти ежедневно я получаю письма и даю интервью.
Пасанг Пхутар и многие другие родственники и друзья
помогали мне перестроить дом, теперь они то и дело
заходят ко мне. Посетителей всегда много, когда десятки, а
когда и сотни, есть среди них старые друзья, а есть и
совершенно незнакомые люди. Но самый важный житель
моего дома - Гхангар, лхасский терьер ансо с его
многочисленным семейством. Единственный, кого вы не
увидите в моей гостиной, - мой конь; он обитает в
конюшне и усиленно торопится отъесться так, чтобы
потерять всякую надежду на успех на скачках.
Меня всегда беспокоил вопрос о воспитании Пем-Пем и
Нимы. Несколько лет они ходили в непальскую школу, но
теперь у меня появилась возможность поместить их в
монастырскую школу в Дарджилинге. Здесь они учатся
английскому языку, получают хорошее современное
образование и встречаются с различными людьми. Для
совершенствования моих собственных познаний в
английском языке я приобрел лингафон - благодаря ему, а
также большой разговорной практике я могу с радостью
сообщить, что начинаю говорить все более свободно.
Конечно, мне очень хотелось бы научиться писать и читать,
но жизнь так коротка, а дел так много... Я знаю уже все
буквы, печатные и письменные, но мне все еще трудно
заставить их складываться в слова. Исключение составляет,
понятно, мое собственное имя. Мне столько раз
приходилось давать автограф, что я теперь, наверное, смог
бы расписаться во сне левой рукой.
Едва я приехал домой, как на меня посыпались
приглашения посетить другие части Индии и Востока
вообще. Некоторые приглашения, например из Бирмы и
Цейлона, я, к сожалению, не смог принять, зато побывал в
Калькутте, Дели, Бомбее, Пенджабе и во многих других
местах. Как и в Дарджилинге, мне было приятно, что меня
искренне приветствует так много людей, но, как и там, я
страшно уставал от приемов, интервью и ликующих толп.
Нередко происходили вещи, которые невозможны на
Западе. От меня постоянно ждут, чтобы я рассказал о
каких-то сверхъестественных видениях на вершине
Эвереста, и мне приходится разочаровывать людей. Многие
стремятся прикоснуться ко мне, думая таким образом
исцелиться от болезни. Были и такие, которые во что бы то
ни стало хотели видеть во мне второго Будду или земное
воплощение Шивы, а однажды в Мадрасе несколько старух
зажгли лампады и повалились ниц передо мной. Мне
оставалось только ласково заговорить с ними и помочь. им
подняться на ноги.
У меня было много возможностей заработать деньги.
Конечно, мое состояние не сравнишь с богатством какого-
нибудь магараджи, но все же я живу значительно
обеспеченнее, чем прежде. Помимо гонорара от Юнайтед
Пресс и даров городов и организаций мне предлагали
немало денег различные фирмы, желавшие использовать
мое имя для рекламы. Правда, я принял только два таких
предложения, после чего решил, что лучше не впутываться
в подобные дела.
Я уже говорил о двух камнях, которые подобрал у самой
вершины Эвереста. Было у меня и еще несколько штук,
взятых немного ниже, и едва из печати стало известно о
камнях с Эвереста, как любители сувениров стали
предлагать мне большие деньги за них. Однако я не стал
ничего продавать. Несколько камешков я подарил Неру,
остальные оставил себе. Кроме шарфа Ламбера, который я
отослал хозяину, я не расстанусь ни с чем из того, что было
на мне во время заключительного восхождения. Слишком
дорог мне Эверест, слишком велик, чтобы я мог позволить
себе наживаться таким путем.
В начале 1954 года я получил от нью-йоркского Клуба
исследователей приглашение посетить США. Приглашение
было передано через моего друга принца Петера греческого
и датского, проживающего близ Калимпонга. Как ни
хотелось мне согласиться, я решил в конце концов, что
самым правильным будет отказаться. Причин было
несколько, и все самые простые и исключительно личного
порядка. Во-первых, в этот момент была в самом разгаре
перестройка моего дома. Он обошелся мне вдвое дороже,
чем предполагалось, подобно большинству домов, и я
предпочитал оставаться дома, чтобы наблюдать за
работами. Затем надо было сделать кое-что для
альпинистской школы, в которой мне уже шло жалованье
от правительства Западной Бенгалии. Далее, я не смог бы
взять с собой жену и дочерей, да еще клуб сообщил, что не
может оплатить проезд Роби Митра, а он был мне просто
необходим как переводчик и советник. И наконец, я счел
самым правильным отложить поездку в Америку до
издания моей книги, которая уже тогда планировалась и на
которую я возлагал большие надежды. "Если я поеду
теперь, - писал я принцу Петеру, - это будет все равно
что возить напоказ дурачка и люди получат обо мне
неправильное представление".
Все эти причины казались мне простыми и
естественными. Тем не менее и на этот раз разгорелись
политические страсти, стали говорить, что мне запретили
ехать из-за натянутых отношений между Индией и США в
связи с американской военной помощью Пакистану. Это
сильно задело меня. Я не люблю, когда меня втягивают в
подобные истории или используют мое имя в целях
определенной пропаганды. Могу только повторить по
этому поводу то же, что говорил раньше. Мой отказ
объясняется отнюдь не политическими, а исключительно
личными причинами. Ни Неру, ни кто-либо другой из
индийского правительства не запрещал мне ехать и не
оказывал на меня никакого давления. Так я сказал тогда
американскому послу мистеру Джорджу Аллену, который
приехал в Дарджилинг побеседовать со мной, это же я
повторю и теперь самым настоятельным образом. Мистер
Аллен отнесся весьма приветливо и с полным пониманием
к моему объяснению и не стал настаивать.
Позднее, когда он снова приехал в Дарджилинг, чтобы
вручить мне медаль американского Национального
географического общества, мы долго самым дружеским
образом беседовали о том, как и когда я посещу его страну.
Повидать Соединенные Штаты - одно из моих самых
сокровенных желаний. Это такая большая страна, полная
жизни, людей, идей и предметов! Когда я поеду туда, то в
числе прочего мои мысли будет занимать "джип" и
киноаппарат. Еще я мечтаю вдоволь покататься по
большим, широким дорогам. Подобно большинству моих
знакомых-американцев, я люблю скорость. Если я научусь
сам водить машину до того, как приеду в Америку, то не
избежать мне "тиккета"41!
Я только что сказал о своей книге - это для меня очень
важная вещь. Всю свою жизнь восходителя я имел дело с
людьми, которые писали книги. Во многих из этих книг
упоминается и мое имя. Мой дом полон книг. А после
взятия Эвереста мне больше всего на свете хотелось иметь
свою собственную книгу. К сожалению, я столкнулся со
множеством препятствий и затруднений. Поскольку я не
умею писать сам, требовался помощник, и поначалу мне
казалось, что лучше всего найти себе помощника из
индийцев. Однако агентство Юнайтед Пресс, с которым у
меня был контракт, включая право на издание книги,
хотело, чтобы запись вел западный литератор - такая
книга будет более доступной для широкого читателя во
всем мире, говорили они. Наиболее подходящей казалась
им кандидатура какого-нибудь англичанина, и они
предложили мне ряд имен на выбор. После долгого
размышления я отверг эту мысль.
Подобно многому другому, что произошло после взятия
Эвереста, этот отказ тоже дал повод к пересудам и
извращениям. А ведь дело совсем не в том, что мне не
нравятся англичане или у меня есть против них какое-то
предубеждение, - просто мне подумалось, что если индиец
не подходит в качестве сотрудника, то и англичанин не
подойдет. Что ни говори, во время восхождения имели
место известные осложнения и недоразумения. И хотя - я
повторяю это снова и снова - они сами по себе не имели
большого значения, зато для меня было важно иметь
возможность рассказать свою историю просто и искренне,
не смущая других и не смущаясь самому. Все это
задержало, к сожалению, появление книги; порой мне
казалось, что ее вообще не будет42. Все же в конце концов
было достигнуто соглашение с американским литератором
Джеймсом Рамзаем Ульманом. Весной 1954 года он
приехал в Дарджилинг работать со мной. Случилось так,
что начало нашей работы пришлось на день, который в
моей религии называется Будда Пурнима (День полной
луны) - трижды благословенный день рождения,
обожествления и смерти Будды. Я сказал Джеймсу Ульману
с улыбкой:
- Что ж, будем надеяться, это счастливый признак.
К этому времени я получил много приглашений
участвовать в новых экспедициях. После на редкость
напряженной работы - три восхождения на Эверест на
протяжении немногим более года - о каком-либо
большом восхождении в тот момент говорить не
приходилось, однако я охотно пошел бы с небольшой
экспедицией, особенно с англо-индийским смешанным
отрядом, собиравшимся в район Эвереста на поиски
"ужасного снежного человека" - йети. К сожалению, мои
многочисленные обязанности не допускали этого. Помимо
всего прочего, в ту весну в Индии начался показ фильма
"Покорение Эвереста", и меня так сердечно и настойчиво
просили присутствовать на премьере в Дели и Бомбее, что я
просто не мог отказать. И пожалел вскоре об этом - к
утомлению от восхождений прибавилось еще большее
утомление от бесконечных приемов и бесед, которые не
прекращались уже девятый месяц. Я потерял в весе свыше
десяти килограммов, мое здоровье было сильно подорвано.
В Бомбее как раз стояла необычная жара, и тут я заболел. У
меня поднялась высокая температура, напала страшная
