горы. Но спустился один только Марч; он рассказал, что
отморозил ноги и не смог продолжать восхождение. Мы
продолжали ждать и посменно растирали ноги Марчу,
чтобы восстановить в них кровообращение. День за днем
мы, всматривались в белые склоны, стараясь увидеть
Торнлея и Крейса. И мы видели их несколько раз в
бинокль: они поднимались по немецкому маршруту -
вверх по большому леднику и снежным склонам к
восточному гребню Нанга Парбата. Восходители разбили
лагерь, затем еще один на высоте 5500 метров. Однажды
вечером мы увидели, как они ставят палатку и
принимаются готовить пищу, потом стемнело, и уже
ничего нельзя было разглядеть. Помню, в ту ночь мне
приснилось, что Торнлей и Крейс идут ко мне в новой
одежде, окруженные множеством людей без лиц. Я уже
говорил, что обычно не суеверен, однако у шерпов такой
сон считается очень плохой приметой, да к тому же на
Нанга Парбате не нужно быть и суеверным, чтобы ожидать
самого худшего. Всю остальную часть ночи я проворочался
с боку на бок, мучаясь тяжелыми предчувствиями. А утром,
выйдя из палатки и поглядев в бинокль, обнаружил, что
палатка исчезла.
Конечно, они могли просто передвинуть ее. Но это было
маловероятным в таком месте, да еще среди ночи. Я позвал
Марча и остальных, мы смотрели и искали, но не видели ни
палатки, ни восходителей. Целый день мы тщетно
всматривались в горный склон и под вечер уже не
сомневались, что случилась беда. Спустилась ночь, мы
устроили совещание. Мы знали, что вряд ли можем чем-
нибудь помочь, но сидеть так, без дела, было невозможно.
В конце концов решили, что Марч, Аджиба и я попробуем
подняться, а Анг Темпа и Пху Таркай подождут в базовом
лагере. Как и в предыдущем случае, мы договорились с
остающимися, что, если не вернемся в течение двух недель,
они собираются и уходят.
Едва рассвело, мы вышли в путь. Обмороженные ноги
Марча причиняли ему страшную боль, но он был
мужественный человек и настоял на том, что пойдет и
будет работать наравне с другими. Весь день мы
карабкались вверх. Это был адский труд, потому что выпал
свежий снег, все следы замело и приходилось пробираться
сквозь глубокие, по грудь, сугробы. К тому же мы несли
большой груз и то и дело вынуждены были снимать его и
присаживаться отдохнуть. "Так не пойдет, - думал я. -
Мы не можем идти дальше". И все-таки мы шли. В конце
концов поздно вечером мы оказались недалеко от старого
лагеря 1 и разбили новый.
Мне никогда не приходилось раньше ставить палатку на
леднике зимой и не хотелось бы проделать это снова. Хотя
мы поднялись всего лишь к подножию Нанга Парбата, я
мерз сильнее, чем когда-либо прежде в Горах; Марч
говорил потом, что было около сорока градусов ниже нуля.
Брезент и веревки затвердели, как железо, рукавицы тоже, и
работа шла с большим трудом, а без рукавиц руки через
несколько секунд превратились бы в ледяшки. В конце
концов удалось поставить палатку, и мы заползли внутрь. Я
достал чайник и примус и стад растапливать снег для чая,
но едва снег растаял, как вода превратилась в лед, и чайник
лопнул! Поставили другой чайник. На этот раз я
непрерывно помешивал снеговую воду, и в конце концов
удалось вскипятить чай. После этого мы забрались в свои
спальные мешки и тесно прижались друг к другу, чтобы
согреться. Наступила ночь, с нарастающей силой завыл
ветер. Палатка вся сотрясалась, сквозь щели проникал снег.
Но хуже всего было слушать треск и ворчание ледника под
нами. Зимой огромный массив льда смерзается еще
сильнее, и от стяжения появляются внезапные трещины.
Мы боялись, что ледник вот-вот разверзнется прямо под
нами, тогда конец.
Да, плохо нам приходилось. Однако мысль о том, что
испытывают там, наверху, Торнлей и Крейс, была еще
невыносимее. Если они еще живы, разумеется... Марч
лежал, закрыв лицо руками и поджав ноги, чтобы немного
согреть их.
- Вы знаете, какой сегодня день, Тенцинг? - спросил
он вдруг.
- Нет, какой?
- Рождество, - ответил Марч.
Утром было еще холоднее, если только это возможно.
Чтобы согреть чай, открыть пару консервных банок и
зашнуровать обувь, понадобилось несколько часов.
Дыхание замерзало в воздухе, на щеках и носу повисали
сосульки. Наконец мы выбрались из палатки и продолжили
восхождение. Сугробы становились все глубже. Мы уже не
столько лезли, сколько плыли по снегу. Я спрашивал себя,
как же прошли здесь те двое, пока не вспомнил, что с тех
пор выпало еще много снегу. После часа напряженных
усилий мы продвинулись всего на полсотни метров. За
следующий час - еще того меньше. Ноги Марча были в
ужасном состоянии. Хотя он не хотел признать этого, я
видел, что он совершенно выбился из сил. Мы с Аджибой
тоже начали выдыхаться, и на исходе третьего часа стало
ясно, что -все наши усилия ни к чему. Мы остановились.
Посмотрели на белую холодную громаду Нанга Парбата,
возвышавшуюся на тысячи метров над нашими головами.
Мне вдруг пришла в голову безумная мысль покричать, но
звук проник бы в этих снегах, самое большее, на пятьдесят
метров, к тому же у меня просто не было сил. Мы медленно
повернули кругом и пошли обратно.
Нам удалось дойти до базового лагеря вечером того же
дня. Анг Темпа и Пху Таркай встретили нас, согрели,
накормили. Скоро я чувствовал себя совсем хорошо. В
четыре часа следующего утра мы с Анг Темной
отправились известить власти. Мы двигались почти бегом и
достигли Гилгита уже к полуночи. Военные власти любезно
согласились помочь с поисками. Отряд в составе
лейтенанта и одиннадцати солдат направился в горы с
максимальной быстротой, продвигаясь местами на
автомашинах. Однако все было напрасно. В наше
отсутствие выпал еще снег, и на этот раз, хотя нас стало
гораздо больше, мы не смогли подняться даже до лагеря 1.
Несколько дней спустя мы окончательно покинули Нанга
Парбат, оставив наших друзей покоиться в ледяной могиле
вместе с другими жертвами горы.
В Гилгите нам предоставили военный самолет, и мы
облетели вокруг горы, надеясь увидеть какие-нибудь
сигналы. Ничего... Общее мнение сводилось к тому, что
Торнлей и Крейс, подобно немцам в 1937 году, были
погребены лавиной, и это вполне вероятно. Однако я
подозреваю, что с ними случилось то, чего мы так боялись
в ужасную рождественскую ночь в лагере 1: ледник
внезапно разверзся и поглотил их вместе с палаткой.
Марч едва мог ходить. Но это было ничто в сравнении с
его душевными переживаниями. Сколько ожиданий было
связано с этой экспедицией, мы собирались побывать в
интересных местах, проделать такую увлекательную работу;
но за что ни брались, все не ладилось, ничего не выходило,
а в конечном счете погибли его лучшие друзья. В
печальном настроении покидали мы Гилгит, а в Амритсаре,
в Пенджабе, настало время расстаться и с Марчем.
- Что вы станете делать теперь, Тенцинг? - спросил
он.
Я силился улыбнуться, подбодрить его немного и
посмотрел на Анг Темпа. Темпа - низенький и
коренастый, ходит очень забавно, вразвалку, и в начале
экспедиции мы несколько раз шутливо сравнивали его с
гималайским медведем.
- Что ж, остается только продеть Анг Темпа кольцо в
нос, - ответил я. - Стану водить его напоказ по базарам и
заработаю так немного денег.
Марч улыбнулся в ответ, и все-таки прощание
получилось грустным.
СВЯТАЯ ГОРА
Существует у шерпов поверье, что критический возраст
для женщин наступает около тридцати лет, для мужчин -
около сорока. Именно в эти годы жизни с человеком
случается самое хорошее или самое плохое. И вот подошел
как раз мой критический возраст - мне исполнилось
тридцать шесть лет, когда я ходил на Нанга Парбат, - и
начало было нехорошее. На "Голой горе" я впервые
участвовал в экспедиции, потребовавшей человеческих
жертв, а в следующем году - еще в двух, столь же
трагических. Три восхождения подряд с роковым
исходом... И хотя я сам остался невредим, все приметы
сулили беду. Лишь в 1952 году моя фортуна совершила
неожиданный крутой поворот. Но об этом позже.
Я слышал, как англичане говорят "сегодня густо, а
завтра пусто", это же можно сказать о восхождениях в
Гималаях. В течение ряда лет во время войны и после нее
экспедиции почти прекратились, и стало очень трудно с
работой. Зато в начале 50-х годов в каждом сезоне
экспедиций было несколько, и, с какой ни пойди, все
казалось, что ты упустил другую, не менее, а может, и более
интересную. В 1950 году, когда я ходил на Бандар Пунч,
французы штурмовали Аннапурну, взяв рекордную для того
времени высоту. Разумеется, в этой экспедиции
участвовало много наших шерпов; мой старый друг
Ангтаркай занимал должность сирдара. Им пришлось
немало потрудиться, чтобы спустить восходителей с горы
живыми; слушая их рассказы, я жалел, что не участвовал в
великом событии. Далее, в том же году, когда я был на пути
к Нанга Парбату, Тильман и американский альпинист Чарлз
Хаустон впервые провели небольшой отряд через Непал к
южной стороне Эвереста. Правда, они не были снаряжены
для настоящего восхождения, но зато отряд прошел через
Солу Кхумбу к подножию горы и собрал очень много
новых данных для штурма с южной стороны. А я жалел,
что и эта экспедиция состоялась без моего участия.
В 1951 году на Эверест выступила новая большая
экспедиция во главе с Эриком Шиптоном. Они не очень
надеялись взять вершину, но намечали подняться возможно
выше и разведать хороший южный маршрут. Я столько раз
ходил на Эверест и так свыкся с ощущением, что это моя
гора, что страшно переживал невозможность идти с ними.
Однако нельзя быть одновременно в двух местах, а я уже
договорился через Гималайский клуб с другой группой.
Речь шла о французской экспедиции на Нанда Деви, где я
побывал еще в 1936 году, правда не совершив настоящего
восхождения.
Вместе с другими шерпами - меня опять назначили
сирдаром - я встретился весной в Дели с восходителями, и
вскоре мы двинулись в Гархвал. Мне приходилось иметь
дело с говорящими по-французски швейцарцами в 1947
году, но никогда еще с настоящими французами. Я
убедился, что они полны решимости и энтузиазма. Взятие
Аннапурны в прошлом году вызвало большое
воодушевление во Франции; все тамошние альпинисты
только и думали о Гималаях, и первоначально было
задумано штурмовать еще более высокую гору. Однако им
не удалось получить разрешения, тог да они разработали
смелый и оригинальный план штурма Нанда Деви. Как уже
говорилось, главная вершина была взята Тильманом и
Оделлом в 1936 году, а в 1939 году польская экспедиция
взошла на несколько уступающую ей по высоте соседнюю
вершину, известную под названием Восточная Нанда Деви.
Вместе с тем никому еще не удавалось взять обе вершины
на протяжении одной экспедиции. И вот французы решили
осуществить это, причем не путем последовательного
восхождения, а перейдя с одной вершины на другую по
соединяющему их высокому гребню. Ничего подобного
еще не знала история Гималаев; экспедиция сулила много
трудностей и опасностей.
Нас было восемнадцать человек: восемь французов во
главе с Роже Дюпла, в большинстве лионцы, девять шерпов
и представляющий индийскую армию "Нанду" Джайял
(теперь уже капитан), с которым я ходил на Бандар Пунч в
1946 году. Сверх того, как обычно, местные носильщики. К
сожалению, у нас были неприятности с ними из-за
жалованья, однако, несмотря на споры и даже уход
отдельных носильщиков, мы продолжали путь, прошли
глубокую долину Риши Ганга и оказались в конце концов у
восхитительного цветника "Святыни" у подножия Нанда
Деви.
"Благословенная богиня". "Святая гора"...
В предыдущий мой поход сюда нашей целью было не
восхождение, и на меня произвела большое впечатление
красота горы. Теперь же другое дело: мы пришли взять
даже не одну, а обе вершины, и я видел не только их
красоту, но и огромные размеры и грозный вид. Особенно
внушительной казалась часть горы, служащая ключом ко
всему плаву, - соединяющий обе вершины большой
гребень, по которому думали пройти французы. Высота
главной вершины Нанда Деви 7816 метров, восточной -
около 7400 метров; зубчатый гребень нигде не опускается
