понимать происходящее вокруг. Старым представлениям о логове
Врага это место, вроде бы не соответствовало: слишком много
солнечного света и приятных запахов, никто не заставлял его
выдавать какие-то секреты, не тащил в пыточную камеру. Тут Финнар
вдруг подумал, что, вероятно, они уже узнали от него все, что
можно, тогда, под пыткой. Там, где была Хэллот. Но слишком уж
равнодушным, незаинтересованным было к нему отношение теперь - и
в то же время, никто не убивал его. Сам он убил бы врага после
допроса - как уже ненужного, но еще опасного противника.
Оставались два варианта - либо его тут уж совсем не опасаются,
либо имеют в отношении него какие-то планы. Тогда равнодушие -
показное - чтобы усыпить его бдительность; а все сказанное ему -
ложь. Этот второй вариант показался Финнару и более опасным, и
более интересным одновременно. На некоторое время он ударился в
мечты, в которых разоблачал коварство Врага, обращал его против
самого Врага и одерживал славные победы.
Дойдя в мечтах до картины, где он добывает сильмариллы и
возвращается с ними в свое племя, Финнар остановился: ну нет,
лучше не надо - а то ведь начнется война Эльфов и Людей. А его
потом тридцать поколений будет поминать, не ласковей, чем Эльфы -
Моргота. Если они останутся, эти поколения. Так что лучше он
совершит что-нибудь другое, но не менее героическое - например,
возьмет в плен Гортаура Жестокого. Вот будет здорово...
Как он это сделает, Финнар еще не продумал, но четко решил, что
дабы все эти мечты стали реальностью, вначале надо втереться в
доверие к слугам Врага, убедить их в том, что он верит каждому
слову. Притвориться, что он принимает их идеи.
Еще очень странным казалось то, что вокруг него были только люди,
и люди, на первый взгляд, не отличающиеся от него самого. Даже их
язык, и тот оказался знакомым - на девять десятых сильно
искаженным эльфийским с небольшой примесью совершенно незнакомых
слов. Да, у них были другие лица и непохожая одежда, но это все
равно были люди из той же плоти и крови, что он сам. В этом
Финнар мог поклясться.
Финнар пока что видел трех здешних обитателей, и двое ему не
понравились категорически, а третья - привела в замешательство.
Он не поверил ни слову из рассказа Хэллот, но не мог не признать,
что история звучит красиво. Сама она была ему еще более
непонятна, чем Гэллахэ и Гэллэн.Такой манеры общения, такой
свободы и легкости в поведении ему еще не приходилось встречать.
Слишком смелая, слишком откровенная - и в то же время такая
непринужденность в каждом движении. Как женщина она ему
нравилась, более чем нравилась - но это было не то чувство,
которое он когда-то испытывал к своей невесте.
Эта странная схожесть и неуловимые отличия здешних людей от его
соплеменников начинали казаться куда большей моральной пыткой,
чем все до того. Все шло в разрез с известным до того о Враге и
его слугах. Не было ни привычных по рассказам об Ангбанде толп
орков и барлогов, ни темных подземелий. Но не было и того, о чем
шепотом рассказывал один из его соплеменников, потом неизвестно
куда пропавший: прекрасных и могучих людей с глазами, как звезды,
их учителя и его первого ученика - всемогущих, великих и добрых.
Эти были люди, просто люди. Впрочем, Финнар видел еще очень мало
и никак не мог составить свое мнение. Но порой в его голову
закрадывалась страшная мысль, так хорошо вписывавшаяся в его
представления об этом месте: а вдруг все что он видит - только
наваждение вражеской магии, а на самом деле он лежит в
подземелье, вокруг только орки... Но это был кратчайший путь к
безумию и Финнар гнал эту мысль прочь. Мысль же уходить не
хотела, а засела где-то в мозгу надоедливым беспокойным червячком.
* * *
Теперь у него появилось новое развлечение - сидеть у окна и
рассматривать все, что происходило внизу. Его комната выходила
окном во двор, и во дворе все время что-то случалось: кто-нибудь
приезжал, кто-то, наоборот, уезжал, ходили люди, ездили повозки,
играли дети - Финнар с удивлением увидел здесь детей самого
разного возраста.
Людей, как показалось Финнару, было очень много - все в черном,
настоящий муравейник. Но на его этаже, как оказалось, намного
выше, чем третьем - а выше Финнар никогда не был и оттого
прикинуть высоту не мог - было абсолютно тихо.
Финнару было мучительно скучно. С целителями он говорить не
хотел, а кроме них к нему никто не заходил. Хэллот тоже больше не
появлялась, а спрашивать про нее Финнару не хотелось. Со скуки он
строил самые разнообразные планы побега, и никак не верил в то,
что может просто уйти отсюда. Все больше и больше он чувствовал
себя пленником, животным в клетке - ограниченное, уже сто раз
исхоженное вдоль и поперек пространство комнаты делало свое дело.
Целители не пытались больше заговаривать с ним, соглашаясь на его
молчание. Особенно это заметно было по Гэллахэ - ее обычная
холодность сменилась игнорированием персоны Финнара. Она просто
ходила мимо, принося еду, забирая посуду, вынося ночной горшок, и
уделяя Финнару внимания меньше, чем стулу - стул она еще могла
поправить, а вот Финнара просто не видела в упор. Финнар всегда
считался красавцем, и к такому отношению со стороны женщины не
привык.
По Хэллот он, как с удивлением понял, скучал, и достаточно
сильно. Ему хотелось увидеть ее вновь, услышать это непривычное
"красавчик", ощутить ее горячие губы. Испытывать такие эмоции к
служанке Врага ему казалось проявлением слабости характера, и
оттого он пытался найти в ней всевозможные недостатки во
внешности и поведении, например, называл ее распущенной,
нахальной и невоспитанной. Пытался представить себе
неправильности в ее лице и фигуре, такие как слишком широкое
лицо, крупные руки, маленькая грудь - но все это было напрасно,
она оставалась все той же очаровательной Хэллот. Веселой и
своенравной Хэллот.
От нечего делать он начал присматриваться к Гэллахэ. В его
выздоравливающем организме накопилось слишком много дурной силы,
не имевшей выхода. Часто ему хотелось что-нибудь сломать или
просто перевернуть кровать - просто так, без повода. А Гэллахэ
была очень хороша, несмотря на ее внешнюю холодность, казалась
легко доступной - должно быть, из-за ее платья с короткими
рукавами и глубоким вырезом. К тому же, Финнару казалось, что
добиться ее - начит одержать какую-то победу. И все его презрение
к ней шептало: "Давай, приставай к этой надменной стерве!".
* * *
Однажды, когда Финнар лежал на застеленной кровати, отдыхая после
обеда, Гэллахэ пришла за тарелками и по обыкновению собралась
молча уходить. Но Финнар позвал ее по имени. На лице Гэллахэ не
проявилось особого удивления, но по тому, как тарелки опустились
обратно на стол с легким стуком, заметно было ее недоумение.
Развалившийся здоровенным рыжим котом на кровати Финнар похлопал
рукой по покрывалу и негромко сказал:
- Иди сюда!
Гэллахэ подошла и села на край кровати, достаточно близко к нему,
так что стало ясно - она не боится его. Финнар взял ее за руку,
поднес ее запястье к губам и провел губами по сухой и горячей
коже. Рука пахла мятой и еще какими-то незнакомыми травами.
Гэллахэ как-то странно, но довольно, мурлыкнула и не отняла руки.
Финнар потянул ее к себе и удивился, как ловко она упала - не
задев его больного плеча, хотя Финнар уже испугался будущей боли.
Нет, она совершенно свободно, но все же не причинив ему
неудобства, опустилась на него, следом за его рукой.
Ее тело было удивительно легким и гибким. Она потянулась и легла
чуть по-другому, уютно вписавшись ему под мышку и положив голову
ему на плечо. Финнар потянулся к ее губам и поцеловал, но она
мягко оттолкнула его голову на подушку, наклонилась сверху и
поцеловала его сама. Ее поцелуй был куда более смелым и умелым,
немного непривычным для Финнара. Голова сладко закружилась. Он
начал целовать ее - в шею, плечи, грудь. Гэллахэ отвечала ему, но
когда он попытался расстегнуть ее платье, она мягко, но уверенно
отстранилась. Финнар обиженно приподнялся и попытался ее удержать
- желание было слишком велико.
- Эй, ты чего?!
- Не обижайся, но тебе еще не стоит так напрягаться.
- Погоди, я тебе что, не нравлюсь?
- Финнар, я же тебе говорю - дело не во мне. Я не хочу, чтобы
тебе стало хуже - ты очень тяжело болел. Подожди немного.
В интонациях Гэллахэ не было ни смущения, ни неловкости. Она
говорила просто и спокойно, в голосе еще оставалось легкое
придыхание - след недавнего возбуждения. Она непринужденно
поправляла платье, не отворачиваясь от него.
Когда Гэллахэ вышла, не забыв забрать тарелки, Финнар подскочил с
кровати и начал нервно ходить туда-сюда по комнате. Впервые в
жизни женщина поступила с ним таким образом - и он отчего-то не
мог чувствовать себя оскорбленным. Хотя поступи так женщина его
племени, результат, наверное, был бы совсем иным. Но на Гэллахэ,
несмотря на такое жестокое разочарование, у него не было обиды. А
просто хотелось, чтобы когда-нибудь это произошло вновь - и уже
до конца.
Только сейчас Финнар вспомнил свою жену, которая оставалась
где-то там, дома. Ее Финнар давно уже не любил, последние пять
лет брака прошли в спокойном взаимном терпении, не более того. Он
не чувствовал себя хоть в чем-то виноватым. Детей у них не было и
это решило судьбу брака. Финнар смирился с тем, что у его друзей
уже по четверо-пятеро детей, а дом Финнара пуст и тих. Он, как
мог, заботился о жене, но при этом тайком посещал нескольких вдов
в соседнем поселке.
Финнар привык пользоваться репутацией красавца. Очень высокий и
широкоплечий, с прекрасно развитой мускулатурой, бычьей шеей и
мощными руками, он прямо-таки излучал силу и уверенность в себе.
Ярко-красивое лицо с правильными крупными чертами, шальные серые
глаза и нехарактерные для людей Трех племен огненно-рыжие волосы
- все это делало его заметным в любой толпе и неотразимым для
женщин.
* * *
На десятый день с того момента, как ему разрешили ходить, опять к
нему пришла Хэллот. Он покраснел, глядя на нее и неловко
поклонился. Хэллот вновь принесла с собой запах летнего луга и
свежести. Легко, словно в непрекращающемся танце, подошла к нему
и затараторила, одновременно заставляя его расстегнуть полотняную
рубашку, открыть рот и поднять руки.
- Ну вот, красавчик, ты совсем уже хорошо выглядишь. Раны не
беспокоят?
- Нет, госпожа...
Рука, на самом деле, почти все время болела, но Финнар из
упрямства не говорил об этом никому.
- Да какая я тебе госпожа?! Меня зовут просто Хэллот, но зато это
имя знает вся Цитадель. И очень многие, побывавшие в моих руках,
предпочли бы меня больше никогда не видеть...
У Финнара от этой шутки кровь заледенела в жилах. Ему ярко
представилась Хэллот, ковыряющая какого-то бедолагу тем
здоровенным блестящим крюком. Недостатком воображения Финнар
никогда не страдал, а оттого смог вполне четко вообразить крики
этой жертвы. Так вообразил, что потом эти вопли снились ему не
раз во сне. Хэллот вдруг запнулась на полуслове и и посмотрела на
него расширенными от удивления глазами. Что она, мысли читает? -
опять подумал Финнар.
- Слушай, парень, ты не дури! Что ты такого себе навыдумал? Разве
тебе сделали здесь что-то плохое?
- Пока нет...
- "Пока". Ну вот что, Финнар. Принесите ему одежду, - обратилась
она к Гэллэну. Тот молча вышел. В комнате повисло напряженное
молчание. На лицах Хэллот и Гэллахэ едва уловимо было заметно
что-то вроде страха и отвращения, но Финнар не мог понять, чем он
их вызвал - ведь он же ничего такого не сказал! Он вообще ничего
не сказал, только кое-что подумал про себя.
Вернулся Гэллэн. В руках у него был сверток одежды, когда он
развернул его, то там оказался комплект одежды, такой же, как на
самом Гэллэне и Хэллот - узкие брюки, узкая нижняя рубашка и
широкая куртка с капюшоном. Все вещи были черного цвета. Финнар
тут же представил себе, как станет еще одним черным муравьем в
этом муравейнике. К тому же в его племени никогда не носили
