решиться подойти к Гэллахэ - уж больно не хотелось
демонстрировать свою беспомощность. Но все-таки подойти пришлось.
Голос, наверное, от смущения, прозвучал неожиданно для самого
Финнара грубо:
- Эй, проводи меня до моей комнаты!
Вообще-то Финнар хотел сказать нечто более вежливое, а это
сказалось нечаянно. И тут же он подумал: да что с ними
деликатничать, со вражьим отродьем!
Мужчина неожиданно резко повернулся к нему. Он был чуть ниже
Финнара, но под его взглядом Финнар почувствовал много ниже *себя*
- столько там было высокомерия и презрения. Мгновение он смотрел
на Финнара молча, словно прикидывая что-то, потом заговорил. В
высоком голосе было такое неожиданное количество эмоций, что
Финнар отпрянул.
- Ты! Ты что, не видишь, что мы разговариваем?! Где ты вырос, в
каком хлеву?
Финнар почувствовал, как сами собой напрягаются мышцы рук - и тут
же нестерпимая боль пронзила плечо и всю левую половину тела.
Стараясь ничем не показать, как ему больно, Финнар закусил губу и
всеми силами попытался сохранить на лице прежнее выражение. Об
том, чтоб, как хотелось, со всей силы ударить по этой надменной
физиономии, пришлось забыть.
Гэллахэ улыбнулась и что-то сказала на своем языке собеседнику,
мягко от него отстраняясь. Тот ласково провел по ее волосам и
тоже что-то сказал. Финнар мучительно боролся с желанием ударить
этого наглого слугу Врага - рука болела слишком сильно, и Финнар
понимал, что драка будет не в его пользу. А сейчас его больше
всего волновало сохранить кинжал.
* * *
Он молча шел за Гэллахэ по бесконечным коридорам и лестницам. От
странной архитектуры Крепости у него мигом пропадало чувство
направления и он не мог понять, сколько же они идут - минуту,
полчаса, вечность. И только когда Гэллахэ толкнула дверь комнаты,
Финнар понял, что они пришли. В комнате горел подсвечник, было
тепло. Финнар подумал, что это единственное из виденных им мест в
этом мрачном и чужом здании, где он не чувствует себя плохо.
- У тебя кровь идет.
Да почему у нее всегда такой спокойный голос, возмутился Финнар,
словно рыба вареная! Он ничего не ответил, пытаясь слизнуть
струйку крови с нижней губы и подбородка. Гэллахэ, против своего
обыкновения, смотрела прямо на него, не отводя взгляда. И в ее
глазах Финнару почудилось жадное любопытство.
Финнар заметил, что ее волосы уложены на этот раз в высокую
прическу, отчего ее лицо выглядело более молодым и миловидным. Он
не знал, что ему такое сделать, чтобы она начала всегда смотреть
на Финнара не как обычно - чуть вбок и поверх, а прямо в глаза,
как сейчас. Финнару никогда не приходилось думать о том, как
добиться расположения женщины, всегда это получалось у него само
собой. И теперь он сам не мог понять, отчего это ему так надо
доказать Гэллахэ что-то. Он словно забыл, что находится в
крепости Врага, что перед ним одна из Его служанок. Забыл, а
может, поверил в то, что ему говорили.
Он никак не мог выбрать, что ему такое сказать или сделать, а
Гэллахэ, как будто чувствуя его нерешительность, не спешила
уходить. Не знал он, что делать - и никак не мог придумать ничего
подходящего. Финнар подошел к ней, положил руки на плечи, не
зная, то ли он делает.
Гэллахэ стряхнула его руки одним резким движением и отошла на шаг
назад. Теперь на ее лице было выражение точь в точь как у ее
кавалера в танцевальном зале. Плюс еще весьма неприятная улыбка.
- Отчего ты считаешь, что можешь распускать руки? Сейчас тебе
принесут ужин. Доброй ночи!
Финнар заметил, что голос ее остался спокойным, несмотря на смысл
сказанного. Гэллахэ повернулась и пошла к двери и Финнар уловил в
ритме ее шагов ту мелодию танца, который заставил его стыдиться
своих мыслей там, в зале.
И только уже засыпая, он с ужасом вспомнил, что забыл на столе,
там где украл кинжал, взятую в библиотеке книгу.
* * *
Финнар три дня не выходил из комнаты, то лежа на кровати, то
глядя в окно. Выходить ему не хотелось - не было уверенности, что
он сможет найти дорогу обратно, не хотелось блуждать по
бесконечным коридорам, лестницам и переходам. Больше всего
Финнару хотелось снова пойти в библиотеку, но он боялся, что там
с него потребуют книгу. Со скуки он перепрятывал кинжал несколько
раз, и однажды даже забыл, куда его положил.
В комнате было мучительно скучно. Финнару давно уже хотелось с
кем-то поговорить - а было не с кем. Гэллахэ приносила ему еду,
забирала тарелки, и выглядела неприступной, как эта проклятая
Ангбанд, в которой он находился.
На четвертый день он все же решился и вышел из комнаты. Пошел по
коридору в иную, чем в первый раз, сторону. Старался тщательно
запомнить все повороты и лестницы. Ни одна из дверей не
напоминала ту, в которую он вошел в первый раз, а скорее могли
принадлежать жилым помещениям. Но вот он дошел до какого-то
помещения, из которого доносилось пение и звуки музыки. Финнар
подумал, что это первое услышанное им здесь пение. Он тихонько
толкнул дверь и вошел. На него никто не оглянулся.
В просторной светлой комнате было около двадцати человек. Стояли
столы, на них были расставлены кувшины и блюда. Пел молодой
парень, лет двадцати пяти, с излишне худым аскетичным лицом, в
мешковатой, плохо сидящей черной одежде. Это показалось Финнару
необычным - все виденные им до сих пор люди были аккуратными и
подтянутыми.
У поющего был превосходный голос, пожалуй, Финнар еще ни разу
такого не слышал - низкий и звучный, с богатым диапазоном. Парень
аккомпанировал себе на лютне, но его голос невольно заглушал ее
звуки, не оставляя им места в комнате, заполняя все собой. Его
внимательно и молча слушали.
Парень пел песни на этом странном языке - и теперь язык перестал
казаться Финнару грубым и некрасивым. Мелодии были чуждыми и
непривычными, но не неприятными. Он пел какую-то балладу, из
которой Финнар разобрал только, что в ней говорилось о какой-то
девушке, красота которой была ни с чем не сравнима. Подробные же
описания этой красоты остались ему недоступны.
Певец то и дело подливал себе в стакан вино из кувшина и
прихлебывал из него. С каждой такой процедурой в голосе поющего
звучала все большая боль, а пение делалось более громким. Через
некоторое время парень начал откровенно сбиваться с мелодии и
фальшивить. Финнар внимательно наблюдал за певцом и окружающими
- но по их лицам невозможно было понять, как они относятся к
происходящему.
Но в какой-то момент на потянувшуюся к кувшину руку певца легла
другая, и в этом простом жесте было столько властности и силы,
что Финнар поежился. Он смог разглядеть только часть фигуры того,
кому принадлежала рука. Это был мужчина неопределенного возраста
с необыкновенно красивым, но немного неживым лицом, одетый в
черно-фиолетовое. Он сидел на лавке с осанкой короля на троне.
Менестрель резко обернулся, в этом движении было столько ярости и
силы, что Финнар замер в предчувствии чего-то неприятного. Но,
увидев, кому принадлежит рука, парень так же резко замер, словно
натолкнувшись на невидимую преграду. И склонил голову в хорошо
понятном Финнару знаке покорности приказу, пусть и неприятному,
но ослушаться которого невозможно.
Финнару стало опять противно и странно в этом месте, как почти
всегда в этой крепости. Он тихонько вышел за дверь и пошел назад
в свою комнату, тщательно вспоминая обратную дорогу.
* * *
Это отчего-то стало поводом, чтобы еще некоторое время
проваляться на постели, предаваясь черной тоске. Финнар и сам не
понимал, отчего ему так плохо и страшно. Словно и самый воздух
этой крепости не подходил ему, не давал глубоко вздохнуть. Он
думал об увиденных им людях и постепенно понимал, что был бы рад,
если бы они оказались такими, как ему рассказывали - злобными,
отвратительными слугами Врага, почти что орками. Тогда все было
бы понятно и просто - убей, или убьют тебя. Но это высокомерное
пренебрежение было совсем непонятно. Финнар видел, что у них есть
свои книги и песни, своя вполне человеческая культура. Вполне...
И все же что-то тревожило его.
Финнар подумал, что он за все время пребывания здесь он не
поговорил ни с кем и получаса. Для общительного Финнара это было
трудно - но навязываться никому, помня опыт с приятелем Гэллахэ,
он не хотел.
У него пропал аппетит. Финнар лениво ковырялся в еде, понимал,
что она вкусная - но желания есть ее не было. Хотелось спать, но
бесконечно спать он не мог - а просыпаясь, не находил в себе сил
пошевелиться. Вялые тоскливые мысли тяжело ворочались в голове.
Финнар вдруг начал вспоминать тот уже почти забытый эпизод с
пробуждением в пыточной камере. Теперь все казалось ему страшным
и неисправимым - его предательство, за которое ему, видимо, и
сохранили жизнь. "Лучше бы добили сразу!" - думал Финнар и с
опаской брался за кинжал. Этот кинжал - серебристое прямое
лезвие, черная простая рукоять - постепенно начал казаться ему
знаком его свободы. Он верил в то, что в любой момент сможет
полоснуть этим лезвием себе по запястьям - и обрести таким
образом свободу.
Поддавшись этому настроению, Финнар перестал вести счет дням. Он
лежал на постели, отвернувшись к стене и постепенно впадал в
серое тоскливое оцепенение. Его больше не посещали мысли о побеге
или подвигах. Теперь Финнар думал только о смерти.
* * *
В какой-то из одинаковых серых дней дверь его комнаты отворилась.
Финнар даже не стал оборачиваться. Что там могло быть интересного
- ну Гэллахэ с едой, или Гэллэн с проверкой его здоровья. Как
будто в здоровье тела все дело, вяло подумал Финнар.
Но слабый запах полевых трав заставил его скосить глаза на
вошедшего - и это оказалась Хэллот. Она широко улыбнулась -
единственная такая искренняя улыбка во всей этой мрачной
крепости. Хэллот села на край его кровати, положила руку ему на
плечо. Финнар повернулся и посмотрел на нее. На Хэллот была все
та же мужская одежда - теперь Финнар знал, что здесь это в обычае
- и она была необыкновенно хороша. Лучистые зеленые глаза
светились задорной насмешкой.
- Эй, красавчик, что ты загрустил?
Ее рука мягко скользила по его плечу и груди. Финнар начал
неожиданно для себя обретать интерес к жизни, и, в первую
очередь, к той ее части, что сидела рядом с ним. Все более и
более настойчивыми были ее прикосновения, но Финнар не торопился
показывать своего удовольствия. Было какое-то странное
наслаждение в том, чтобы просто лежать, чувствуя опытную нежность
ласк красивой женщины. Но в какой-то момент он все же не выдержал
и притянул Хэллот к себе, зарылся лицом в ее мягкие волосы и
забыл обо всем.
Потом он долго лежал на кровати, глядя в потолок и блаженно
потягиваясь. Жизнь вдруг показалась ему солнечной и радостной.
Как будто еще немного - и он взлетит, растворится в золотом луче
света, станет одной из кружащихся в нем пылинок. Финнар впитывал
это солнце, эту радость, это счастливое бездействие.
В какой-то момент он вдруг соскочил с кровати - одним мгновенным
движением, словно раскручивающаяся пружина заставила его
совершить этот нелепый и радостный прыжок. Путаясь в вещах,
оделся и вылетел из комнаты - вперед к новым открытиям.
* * *
Ступенька за ступенькой - и вот еще одна дверь. Что за ней -
Финнар не задумывался, теперь ему казалось, что все его
неприятности позади. И легко и уверенно он толкнул ее, войдя
куда-то.
Это оказался зал воинской подготовки - так назвал его для себя
Финнар. Большое помещение было заполнено разнообразным оружием и
доспехами, в беспорядке лежавшими на полу грудами. На стенах были
развешены клинки и щиты со странными гербами. Посередине зала,
построившись в шеренгу, стояло десять человек, кто в кольчугах,
кто в простой одежде, такой же как у Финнара, только черной. В
руках у всех были одинаковые мечи, уже и короче мечей, привычных
Финнару, да еще и с легким изгибом клинков.
Перед строем, что-то негромко говоря, с таким же мечом в руке,
расхаживал взад и вперед обнаженный по пояс человек. Финнар сразу
