которых кровью наполняется рот...
"Зачем, за что..."
Боль петлей захлестывает горло, цепями стягивает грудь - не
вздохнуть, не вырваться...
"Я должен быть с ним..."
Он приказал...
"Пусть - приказывал. Пусть проклянет. Зачем я ушел, как я мог
оставить тебя, Учитель..."
Один. Теперь - один.
Слово - черно-фиолетовое, пронизанное иссиня-белыми молниями.
Один.
"Будь я проклят, предатель, тварь, как я посмел..."
Как тянут жилы из тела...
"Берите меня вместо него! За что..."
Распятый в алмазной пыли - черным крестом.
"Свет в ладонях твоих... Изломанные крылья... Глаза твои... Глаза
твои!.."
Отчаянье - слово пронизывающе-прозрачное, ледяное.
Поздно.
Не успеть - даже быть рядом.
Один.
"Трус. Трус, подлец. Трусливая тварь. Оставил его - одного, спрятался
от судьбы за его спиной, позволил ему заплатить этим за меня, труса и
ничтожество..."
Он глухо застонал. Поднялся.
"Я должен..."
Плащ за спиной - огромным крылом.
"Крылатая Тьма..."
Больной черный ветер, горечь полыни на губах.
"Прости меня..."
Глаза - пустые от отчаяния.
"Пусть я умру..."
Лицо - застывшая маска боли.
"Я бессилен - один... зачем ты, зачем..."
Ветви деревьев хлестали его по лицу, как плети, но он не чувствовал
этого.
"За что?.."
Шипы терновника впивались в кожу, но он не ощущал этого.
"Всесильный, почему, почему - так?.."
Звезда горела нестерпимо ярко, и разрывалось, не выдерживало сердце.
"Пусть казнят, пусть - вечная пытка... Я должен, должен был принять
это вместо тебя. Что сделали с тобой..."
Не было слез.
"Учитель!.."
Эонве предстал перед троном Манве, не глядя ему в лицо, склонив
голову. Тронный зал Короля Мира поражает великолепием и роскошью
убранства, удивительной даже здесь, в Валимаре, и невольно благоговейный
трепет наполняет душу. Привыкнуть к этому невозможно.
По правую руку Короля Мира восседает Тулкас Непобедимый, Гнев Эру, в
парадном золоченом доспехе и пурпурно-золотой мантии, по левую - Великий
Охотник Ороме в темно-зеленых с золотом одеждах и золотом шлеме,
украшенном рогами дикого быка. Здесь держали военный совет, потому
единственная женщина в чертогах - звездноликая Варда, суровая и
величественная - ибо ныне настал один из тех часов, что решают судьбы
Арды.
- О Эонве, воитель Валар! Ныне призвали мы тебя, дабы возвестить:
приблизилось предсказанное Отцом время великой битвы сил Света и Тьмы. Да
станешь ты Словом Валар в Арде, а если таково будет веление судьбы и не
смирится непокорный, да будешь наречен ты Мечом Валинора. Принеси же
клятву.
Голос Короля Мира торжественен и исполнен величия, и сияющий меч в
руках - Меч-Справедливость.
Опустившись на колени, Эонве принял его, и коснулся губами
отполированного до зеркального блеска сверкающего клинка:
- Я клянусь, что не отступлю от пути, указанного Великим Творцом
Всего Сущего. Клянусь вершить волю Твою, о мудрый и справедливый, в мире,
подвластном Тебе. Но достоин ли я великой чести быть орудием замысла
Твоего, о Манве, Повелитель Небесных Сфер?
- Совет Великих счел тебя достойным. Потому - прими меч Наш в знак
того, что будешь ты рукой Нашей в смертных землях, и призван вершить
справедливость в них. Но да будет чист и не запятнан кровью этот клинок,
когда вновь предстанешь ты перед Великими, ибо справедливость требует
суда, но не кары. Собери же войско...
Эонве осмелился, наконец, поднять глаза на Манве.
- Я уже сделал это, о господин и Владыка мой! Мы готовы и ждем лишь
повеления Твоего.
Манве милостиво кивнул. Нетерпение Эонве и его готовность исполнить
приказ были приятны Королю Мира.
- Но запомни: с миром должны прийти вы в Смертные Земли. Однако если
Отступник вышлет против вас войско и прольется хоть капля крови - да будет
истреблено зло, а он силой доставлен на суд Великих. Только тогда; понял
ли ты меня, воитель? Только тогда!
- Да, о Великий, - Эонве вновь поклонился и впервые позволил себе
незаметно улыбнуться. Он понял главное: то, что стояло за словами Короля
Мира.
И Манве протянул своему Майя белую красивую руку, унизанную
драгоценными перстнями. Благоговейно припал Эонве к этой надушенной
холеной руке, и, подняв глаза, преданно взглянул в лазурные очи Манве.
Тогда, восстав с трона, заговорила до сих пор молчавшая Королева
Мира:
- Прими знамя Валмара, воитель - да узрят в Смертных Землях славу и
величие Бессмертных.
Нежный мягкий голос Варды прозвучал в ушах Эонве колдовской музыкой.
Сами Владыки Арды напутствуют его - есть ли счастье выше, чем исполнить их
волю!
На лазурном полотнище искусные руки Вайре-Ткачихи вышили золотом
сияющее Око - знак всевиденья Единого. Королева Мира коснулась холодными
губами лба Эонве, он же, объятый трепетом и смущением, поцеловал край ее
бело-золотой мантии.
Голос Ороме прозвучал, словно зов боевых труб, и Эонве вскинул
голову, раздувая ноздри, словно пес, предчувствующий славную охоту:
- И от меня прими дар, Глашатай Короля Мира! Пусть звук этого рога
огласит просторы Смертных Земель, вселяя ужас в сердца врагов и заставляя
трепетать души покорных!
И белый, окованный золотом, украшенный изумрудами и бриллиантами
боевой рог лег в руки Эонве. Глашатай Манве поклонился.
Последним заговорил Тулкас, и мрачная радость была в его глазах:
- Подними эту чашу - да исполнится воля Владык Мира! Во славу Отца -
да сгинет Враг!
Эонве выпил густо-золотое вино. Слегка кружилась голова - то ли от
сладкого крепкого напитка, то ли от того, что его удостоили столь великой
чести. Один из Майяр Манве, рангом пониже, молчаливо поклонившись, принял
пустой кубок и почти мгновенно исчез, робея перед Великими.
- Теперь иди, - повелительно сказал Манве. - Часом торжества
Справедливости станет тот час, когда вернешься ты.
Поклонившись почти до земли, Эонве вышел, бряцая оружием.
...Лучше, чем кто бы то ни было, он понимал: Люди выстоят против
Эльфов даже сейчас, когда земля эта обескровлена войнами. Но воинство
Бессмертных им не победить.
Он знал, чем может защитить себя. Но и сама мысль о том, чтобы ранить
сердце Эа, была невероятной, кощунственной. Преступной.
И тогда он приказал уходить всем.
Можно ли не исполнить приказ Властелина? И - как подчиниться такому
приказу? Воины Востока и Севера готовы были сражаться до конца: пусть
уходят женщины и дети, они - останутся. Они еще надеялись, что Властелин
вступит в бой сам, безоглядно веря в его силу.
А у него больше не было сил.
И воины Аст Ахэ, его ученики, видевшие и понимавшие все, сказали
только: "Среди нас нет предателей. Мы не оставим тебя". И кто-то глухо
добавил: "Учитель".
Им он не смог приказать.
А потом пришли Четверо. И Золотоокий, спокойно и печально взглянув
ему в глаза, промолвил: "Мы на твоей стороне, Великий Вала. Мы остаемся".
Это - мы остаемся - как клятву, повторили остальные.
Они сделали выбор. И он не смог сказать - нет.
Таково было великое, бесчисленное войско Ангбанда. Да еще полсотни
Демонов Темного Пламени, Валараукар.
И Орки, в ужасе бежавшие перед войском Бессмертных.
Последний день. Последняя ночь. Краткие часы, дарованные им - перед
смертью, ему - перед вечной мукой.
- Учитель!
Он поднял голову. Все-таки остался. Зачем? Он не может не понимать,
что это - неизбежная смерть...
- Учитель, мы решили - пусть будет сегодня пир. Я пришел пригласить
тебя...
Острой болью пронзило сердце. Голос - ровный и спокойный:
- Благодарю. Я приду.
Он вошел в зал, и замерли воины в благоговейном молчании - словно
видели его в первый раз. И, показалось, вслед за ним ворвался в зал
горький холодный ветер - хотя шел он медленно, впервые - не скрывая
хромоты, впервые - не пряча в складках тяжелой мантии искалеченных рук. И
не было короны на нем, как не было ее никогда, если приходил он говорить
со своими учениками: только седые волосы волной лунного света спадали на
плечи, но показалось почему-то - звезда на челе его.
...Сегодня место и честь - младшему, самому юному из воинов Аст Ахэ,
для которого завтрашний бой станет первым. И - последним. Сегодня ему
выпало - поднести первую чашу Учителю, и мальчишка старается справиться с
волнением. Чаша из мориона, окованная железом, в его руках. Одно - прийти
к Учителю, позвать его на пир; но совсем другое - перед всеми подать ему
чашу. И голос юноши чуть дрожит, когда он произносит:
- Возьми, Учитель...
Эту чашу всем - пить в молчании, словно причастие. За победу? -
победы не будет. И - кому пожелаешь здравствовать, когда завтрашний день
суждено пережить только одному - Бессмертному? И вновь льется в чашу
густое вино. Голос - мягкий и печальный:
- Скажи свое слово, Хэттар.
Пересохло в горле. Юноша мучительно подыскивает слова, на скулах
жарко вспыхивает румянец: ему - говорить перед всеми - сейчас? Что
сказать, что, чем отблагодарить, как оправдать дарованную ему высокую
честь? Все они - закаленные в боях воины, рядом с которыми он всегда
чувствовал себя мальчишкой-несмышленышем - ждут его слова. И Учитель
ждет...
Звонкий юный голос взлетел под своды черного зала:
- Во имя Арты!
Слабая улыбка тронула губы Учителя; отпив вина, он передал чашу
Хэттару; юноша понял - эту чашу пить вкруговую. И осторожно передавали из
рук в руки черный кубок, едва касаясь его губами.
Потом - все было, как обычно бывало на пирах. И звучали песни
менестрелей, и в дружеских поединках скрещивались мечи, и поднимались
кубки... Сегодня забыто и прощено все. Сегодня, в последний день, в
последнюю ночь, дарованную им судьбой.
И самому юному среди них - место по правую руку от Учителя.
Как будто ничего не случилось и ничто не изменится. Кто-то говорит -
"завтра" так, как будто за этим "завтра" будут еще дни и дни...
Сколько их? Так мало - всего пятнадцать сотен Черных Рыцарей, да не
более десяти тысяч тех, кто откликнулся на Зов... Лучше бы они не
откликнулись. Но их - не изгнать, нет...
Все как в бреду. Это оттого, что знаешь: завтра - последнее завтра. А
так - что изменилось?
Опять песня менестреля - в честь прекрасной дамы...
Охотник встал с невозможно светлой - сейчас - улыбкой:
- Могучий Вала! Сегодня мы окончательно решили - с кем мы. И вот мы
здесь. И я прошу - соедини нас двоих. Пусть это будет сегодня. Пусть это
сделаешь ты.
Ити молча кивнула.
Сердце дрогнуло. Ведь завтра - все... Опять - двое, опять... Что с
ними будет, ведь они тоже не станут просить пощады, как и те, и опять
из-за него...
- Нет, Могучий Вала. Мы выбрали сами, - ответил Айо, читая его мысли.
"Опять, опять те же слова! Сколько же можно... Нет. Не искупить
никогда..."
Он слышал свой голос как бы со стороны, словно кто-то чужой говорил:
- Перед Ардой и Эа, Луной и Солнцем... в жизни и смерти...
Глаза в глаза. Пальцы сплелись решеткой на серебряной чаше... Терпкий
вкус вина на губах...
- Муж мой...
- Жена моя...
Молнии взметнувшихся в приветствии мечей, здравицы... А завтра -
конец.
На башне пропел рассветный рог. И вот - встал менестрель, и это была
последняя песня:
О чем ты, песнь моя? - рука моя слаба,
И если грянет бой - мне быть среди сраженных.
Но победителя всегда жалка судьба,
