- Звонок из Брюсселя?
- Из Вашингтона.
Кречет нехотя взял трубку:
- Ну?
В мембране послышался грубоватый размеренный голос посла:
- Господин президент, здравствуйте. Похоже, у меня появилась надежда
на радостную новость...
- Только надежда?
- Да, но если она оправдается, то намечается некоторый перелом...
Тьфу-тьфу, что это я привычно осторожничаю! Не перелом, а как бы его
назвать... Словом, из штаб-квартиры в Брюсселе дали понять, что готовы при
некоторых условиях остановить продвижение НАТО к востоку...
Кречет зло фыркнул:
- При некоторых условиях?
- Да, но мне конфиденциально дали понять, что условия эти
минимальны... Более того, чисто символические. Я просто боюсь поверить! А
от нас только требуется, чтобы в кратчайшее время состоялась ваша встреча
на высшем уровне с главами государств...
- Членов НАТО? - спросил Кречет подозрительно.
- Ну да, дабы, так сказать, окончательно закрепить границы
существующего мира.
Злая усмешка осветила мрачное лицо генерала.
- Господин посол, - сказал он ровно, - я благодарю за новость. Но
пока что говорить о встрече не могу, занят. Так и передайте.
Из трубки донеслось полузадушенное железными пальцами генерала:
- Но, господин президент!..
- Так и передайте, - бросил Кречет уже строже. - Поговорим о встрече
позже.
Он опустил трубку на рычаг осторожно, словно опасаясь спугнуть удачу.
Хотя, как я видел, это не удача, а успех. К которому Кречет карабкался,
едва не теряя на каждом шагу шкуру.
- Спешат, - сказал я осторожно.
- А что это значит? - он умолк, давая договорить мне.
- Вы знаете.
- Все скромничаете! Не хотите сказать вслух, что пока все идет, как
было предсказано в ваших работах... Значит, в их сценариях был
предусмотрен и такой невероятный вариант. Иначе не отреагировали бы так
быстро.
- Невероятный для нас, - сказал я. - А они его учитывали... как самый
опасный для себя.
Я очнулся от дум, чувствуя некоторое неудобство. В салоне удобно,
тепло, сухо, но за окном проплывают дома незнакомые, а улица выглядит
как-то не так. Не сразу понял, что едем не привычной уже дорогой, а Володя
держится несколько напряженно. В голове тут же прокрутились сцены из
фильмов о похищениях, киллерах, террористах. Я спросил как можно
будничнее:
- А чего не по Тверской?.. Пробки или дорогу размыло?
Он даже не шелохнул бровью.
- Положено.
- Почему? Простите, я человек гражданский...
- Замечены передвижения, - произнес он так же буднично, как и я. -
Маленькие такие подвижки... Ничего определенного, но никто не хочет ни на
мину напороться, ни поймать пулю с крыши.
- Ого, - сказал я, - настолько серьезно?
- А что, думаете, если президентом Кречет, так и никто не решится?
- Это Россия, - ответил я. - Здесь на все решаются.
- Через Сретенку не проехать, - сказал он уже охотнее, - это точно.
Там митинг, какого не знали со времен перестройки. Люди озверели, вот-вот
вломятся через кремлевские ворота.
- А со стороны Кузнецкого Моста?
- Там разгулялись сторонники Русского единства. Вчера еще была драка
с либералами. Их лидер объявил себя истинно православным, теперь бьется за
святую церковь, как вчера бился за предоставление московских квартир
депутатам.
Лицо его было лицом молодого разочарованного старика, который повидал
столько гадостей, что больше ничему не верит.
Когда впереди показался памятник Долгорукому, я сказал:
- Здесь и высади.
- Но президент велел к самому дому...
- Мой дом соседний. Не боись, еще светло, никто не обидит. Видишь,
сколько везде милиции?
Он хмыкнул, мол, как раз милиция и обидит, но смолчал. Футуролог с
воза, кобыле легче.
- Завтра во сколько? - спросил он, притормаживая.
- Как обычно.
Возле памятника Долгорукому толпа была впятеро больше, чем в прошлый
раз. На душе было тревожно, слишком быстро язычники захватывали позиции, а
церковь совершенно не борется, хотя тысячу лет тому залила кровью Киев,
утверждая свою власть, а потом еще несколько сот лет искореняла язычество,
капища жгла, а людей казнила...
В прошлый раз было три оратора, теперь уже пятеро сменяли друг друга,
новенькие были поувереннее, умелее в словесных баталиях, постепенно
оттесняли зачинателя, перехватывая власть в новой складывающейся
структуре.
Правда, все те же крики о древности Руси, великой славе предков,
арийском происхождении...
Эх, ребята, мелькнуло у меня брезгливо-жалостливое. Не там ищете! Это
сейчас доказываете друг другу, что вся цивилизация пошла из Руси, которая
тогда называлась не Русью, а как-то по другому, скажем, Месопотамией или
Вавилоном, что хетты - это хатты, предки славян, что троянцы - славяне,
как и шумеры, но потом, с ростом своих же раскопок в книгах, поисках еще
более древних корней, с разочарованием узнаете, что как ни крути, а немцы
или арабы имеют более давнюю историю. А уж про евреев или ассирийцев и
говорить нечего. Но силы уже уйдут, вам останется только признать свое
поражение и угрюмо отойти в сторону.
Но почему так заклинились на древних корнях? Разве не важнее, кем
будут наши внуки, чем кем были наши деды? Брехня, что не зная прошлого,
нельзя предвидеть будущее. Красивая фразочка, что с натяжкою была верна в
эпоху, скажем, Древнего Рима. Тогда из прошлого древних египтян, мидийцев,
греков можно было извлечь уроки. Те же восстания рабов, набеги варваров,
хвостатая звезда в небе... Но в прошлом не было движения зеленых, атомного
оружия, Интернета, всемирного телевидения и прочих штук, что так меняют
жизнь. А кто не успеет, тот получает огрызок от яблока, как вон те идиоты,
что подставили мне свою красотку.
Я очнулся от невеселых дум, рядом подпрыгивали и кричали хвалу
Сварогу крепкоплечие ребята. Коротко постриженные, в глазах отвага и
желание отдать себя чему-нибудь высокому.
Я поинтересовался:
- А как насчет ислама, ребята?
Один, постарше, даже не парняга, а солидный мужик лет сорока, оглядел
меня с неприязнью:
- На кой нам вера чернозадых?
- Так Кречет берет ее не у чернозадых, - пояснил я. - У благородных
арабов, что Синбады-мореходы и Али-бабы.
Парни нас не слушали, а этот мужик отмахнулся рассеянно:
- Нет, это не по нас... Арабы такие же семиты, как и эти, пархатые.
Я внимательно посмотрел на него, все понял, сказал проникновенно, с
отеческой укоризной:
- Как ты не понимаешь... Прародитель евреев Авраам, старый и мерзкий
богач, обманом поимел бедную, но красивую и благородную служанку, а потом
подло выгнал из дому. Она ушла через пустыню, едва не погибла, прямо в
жарких песках в муках родила, ребенка нарекла Измаилом, от него и пошел
род арабов... наших арабов. Если тебе Христа жалко, то бедную мать еще
жальче, а бедный ребеночек так мучился без воды в жаркой пустыне!..
Его глаза загорелись, он раздул грудь, а усы встопорщились
воинственно.
- Вот как? - сказал он мстительно. - Как они, подлые, поступили с
нашей богородицей... как, говоришь, ее зовут?
- Агарь, - подсказал я.
- Агарь, - повторил он раздумчиво. - А чо, хорошее имя. И совсем не
жидовское! Даже лучше, чем Мария. Ах они сволочи!.. Нашу мать-богородицу в
пустыню!.. Беременную!.. Это почище, чем родить в яслях в богатом
городе!.. Ах мерзавцы!.. Ах... Мужики!!! Идите сюды, я вам такое
расскажу...
Я поспешно отошел, затерялся в толпе, потом вышел к бровке тротуара.
Непонятно зачем сделал это, скорее всего из простого хулиганства, что
живет в каждом мужчине. А может потому, что люблю на ходу придумывать
разные идеи, находить решения... Но беда наша в том, что вот так в
шуточках может родится что-то страшноватое. Для тебя это только игра ума,
сказал, посмеялся над дурнями и забыл, а на завтра можешь проснуться в
мире, где придуманное тобой стало явью...
Глава 33
Зло исчезло как понятие. Кинотеатры заполнены фильмами, где мафия
благороднее полицейских, наемные убийцы - благородные герои, грабители -
милые и добрые люди, проститутки нравственнее нормальных работающих
женщин... Вряд ли все это можно объяснить происками мафии, что все купила
и выпускает фильмы о себе как сама хочет, не всех режиссеров можно купить,
дело в самой утрате ценностей...
Но это касается только американских фильмов и книг, а также стада,
что идет у них на веревке: мелких стран Европы да покоренной Японии. Но у
нашей стране полное молчание об исламской культуре. Переводим вьетнамские
романы, мамбоюмбиные, но только не тех стран с богатой и древнейшей
культурой, где еще в обиходе понятия долга, чести, благородства, верности
слову.
Одним из признаний, что человек перестает карабкаться по крутой
лестнице совершенствования стал гнуснейший по сути лозунг: принимайте меня
таким, каков я есть! То есть, не требуйте от меня, чтобы я был лучше. Я
хочу остаться таким, каков есть: в соплях, грязный, ленивый, учиться не
хочу, утруждать себя ничем не желаю. Я просто хочу жить и все время
получать удовольствия. Без усилий. Даром.
Это после той системы воспитания человека, характерной для прошлых
поколений! Системы, которая и дала взлет нынешней науки, техники,
искусства... Но теперь пришло поколение, которое жаждет лишь пользоваться
готовым. Не проливать семь потов, создавая ...
Но это на Западе. На Востоке в силу медленности прогресса или более
крепких нравственных устоев, та старая система еще сохранилась. Восток по
большому счету прогрессивнее Запада, здесь говорю о США, что не имея
корней богатой культуры, так и не поднялись к ней. Все эти творцы
компьютеров, магнаты Голливуда - это все же те простые фермеры и
землекопы, которые высадились на дикие земли американского континента. И
запросы их такие же простые, как и раньше: выжить, поесть вволю, сделать
баб как можно более доступными... А от умных книг голова болит! При слове
"культура" рука к кольту не тянется, от нее просто отмахиваются, а то и
удивленно поднимают брови: что, мол, вы получили со своей культурой? Ваш
народ наше кино смотрит, наши компьютеры покупает, нашу жвачку жует...
Размышляя, я открыл дверь, привычно отшатнулся к косяку, Хрюка
налетела на меня мощно, прыгала и пыталась не то лизнуть в лицо, не то
просилась на ручки. И тут же отбегала, словно звала к обеду,
останавливалась и приглашающе виляла обрубком хвоста.
- Что, чашку опрокинула? - поинтересовался я.
Слова замерли у меня на языке. На кухне сидел огромный мужчина,
поперек себя шире, в руках держал раскрытый пакет с фроликами. Видя мое
остолбенелое лицо, объяснил словоохотливо:
- Собака у вас, прелесть!.. Я вообще-то их побаиваюсь, но от вашей в
восторге. Вот уж в самом деле друг человека.
За моей спиной прозвучал другой голос, чуть ироничный:
- Даже собаки предают... А что говорить о людях?
Мужчина на полголовы выше меня, в плечах шире и массивнее, стоял в
проходе, загораживая дверь на площадку. Руки его были в карманах плаща,
это в такую-то жару, словно пальцы сжимали рукояти двух пистолетов.
Я чувствовал, как сердце начинает колотится чаще, но страха не
чувствовал, а только лихорадочно-дурацкое возбуждение. Хрюка бросилась от
меня к мужчине с фроликами, он бросил ей еще пару колечек, сказал строго:
- Все! Пришел хозяин. Если на то пошло, я вообще не имею права тебя
кормить. Но и ты, если говорить уж правду, не должна брать у чужого
человека.
Хрюка виляла хвостиком, уверяя, что она в самом деле друг человека,
