-- Ян, тебе все шуточки...
-- А что, еще остается? Надо возвращаться...
-- Ян... Давай чуточку пройдем еще. Смотри, какие носы!
Длиннее даже, чему тебя нижняя челюсть. Значит, они мир
воспринимают больше запахами, чем зрением или звуками.
-- Ну и что? У меня Бобик так воспринимает... И ничего, от
меня не прячется. Даже тебя переносит.
-- Ян, а вдруг они уловили какой-нибудь гадкий запах от
скафандров? Я так и не продезинфицировал тогда...
Ян не поверил ушам:
-- Как? Да там все на автоматике!
-- Автоматика разладилась. А я починить не успел...
Ян смерил его недобрым взглядом. Женька сжался в комоок,
Ян может и кулаком между ушей, но услышал только горестный
вздох:
-- За что там такое наказание?.. Ладно, пошли. Теперь уже
поздно чиститься. Да и, скорее всего, просто боятся двух
гигантов в железе. Пусть увидят, что ничего не трогаем. Может
быть, успокоятся.
Селение встретило их настороженной тишиной. И вдруг
пронзительный крик заставил обоих вздрогнуть: оглушительно
хлопая крыльями, из-за домов взмывали пестрые птицы и
стремительно уносились прочь. Через мгновение из сараев стали
выскакивать крупные животные и, обрывая веревки, удирать из
поселка. Из окон домов выпрыгивали маленькие зверьки и
убегали в панике. Ящерицы и пауки -- все покидало свои норки и
неслось, прыгало, катилось, ползло в неизъяснимом страхе из
селения. Стены домов заблестели, замерцали, заискрились --
сплошь покрытые яркими насекомыми, а те часто-часто взмахивали
крылышками, ползли вверх и торопливо взлетали.
Ян стоял белый как полотно. И медленно до сознания
доходила простая и страшная истина: несовместимость. Животным
миром овладел панический ужас потому, что они угадали Чужую
Жизнь, более чужую, чем самые лютые хищники. И холодный, не
рассуждающий ужас неизбежно должен был овладеть
существами, подчиненными законам разных эволюций.
-- Почему тогда мы не чувствуем страха и отвращения? --
прошептал Женька. Его мысль так же мучительно искала выхода.--
Разум должен взять верх над инстинктами...
-- И это говорит поэт?
-- А что тебе поэт?
-- Да ладно...
Через раскрытую дверь обширного каменного строения,
единственного каменного во всем селении, Ян увидел три жарких
костра и между ними ярко-красный цветок на голубом стебле. Если
бы Ян не был так подавлен неудачной попыткой контакта, он бы
обращался встрече со старым знакомым -- дециллионусом, сейчас
же только механически отметил костры, как пытку создать
дециллионусу условия, идентичные родным, на третьей планете.
Вероятно, там вулканы забрасывают споры в самые верхние слои
атмосферы, а солнечное давление разносит их по всей солнечной
системе. Часть спор постоянно попадала на соседнюю планету,
конечно, прижиться могли только возле жерла действующих
вулканов, там налицо все компоненты родного климата: адская
жара и серные испарения.
Представляю, сколько смельчаков должно погибнуть, пока
достанут хоть один цветок,-- прошептал Женька.
Ян кивнул. Он уже понял назначение четырехугольных камней,
что теснились вокруг дециллионуса: местные жители в самом деле
руководствовались обонянием, цветок же источал жесточайшие
фитонциды, убивающие болезнетворных микробов. Камни служили
сидениями, а все каменное сооружение было лечебницей. Больные
располагались вокруг дециллионуса и вдыхали его аромат.
-- Пошли,-- сказал Ян с горечью,-- еще подумают, что мы
хотим забрать их святыню.
-- Конечно, ради такого могли прилететь откуда угодно...
Макивчук хмуро выслушал, лицо его потемнело. Космонавты с
надеждой смотрели на бывалого капитана, что-то да придумает, но
Макивчук стал готовить корабль к старту. Женька подивился его
самообладанию. Макивчук, как никто другой, мечтал установить
контакт с братьями по разуму и вот теперь так просто
отказывался от дальнейших попыток. И только уже среди ночи, так
и не сомкнув глаз, с тоской понял, что без тщательной
подготовки новой экспедиции здесь нельзя будет и шагу ступить,
если не хочешь наломать дров. Нужны специалисты, нужны
ольфактоники...
Под утро странно измененный голос Яна хлестнул его по
ушам:
-- Все сюда! Скорее!
Женька и Макивчук вылетели из постелей. Уже одетый, а
может он и не раздевался, Ян стоял возле иллюминатора. Макивчук
оттолкнул его и замер. И понял!
Ночью прошел дождь. Глубокие следы землян наполнились
водой, почти из каждого теперь гордо поднимался дециллионус.
Огненный Цветок, цветок здоровья и силы, святыня и
драгоценность! Смазка и ничтожное количество химических веществ
скафандра послужили сильнейшим стимулятором, поэтому споры,
прилипшие к скафандру еще на третьей планете, развились во
взрослое растение за одну ночь.
-- След бледнолицего,-- прошептал зачарованно Женька.--
Так индейцы называли одуванчик, его в Америку занесли на своих
сапогах солдаты Кортеса.
-- Надеюсь, они теперь изменят свое мнение о человеке,--
сказал Ян тем же странным голосом. Макивчук и Женька с огромным
изумлением воззрились на него. Железный Ян, человек, который не
смеется, улыбался до самых ушей. И это его нисколько не
портило.
ГРОЗНАЯ ПЛАНЕТА
Я
с ношей моей
иду,
спотыкаюсь,
ползу
дальше
на север...
В. Маяковский, Владимир Маяковский
Огромный серый спрут отчаянно пытался выбраться из-под
железной платформы. Пара тонких щупалец очень медленно, словно
в замедленной съемке, выползла из-под металла, неуверенно
покачалась в воздухе, потом ухватилась за край покореженной
решетки и попыталась поднять ее. Получилось еще хуже. Тяжелое
сооружение повалилось на одну сторону и сплющило щупальца друг
о друга.
Острые колючки впивались в лицо все сильнее. Женька сцепил
зубы и чуть приподнял голову. И сразу что-то взорвалось в
затылке, в пересохший рот хлынула соленая жидкость, в глазах
потемнело.
В двух шагах колыхалась, стоя на кончике хвоста, толстая
зеленая змея. Капюшон у нее раздулся, скользкая холодная кожа
равнодушно поблескивала под лучами огромного красного солнца.
Женька застонал и опустил голову на окровавленные колючки. С
разбитой головой и сломанной рукой трудно отбиться даже от
воробья.
Но змея почему-то не нападала. Женька с трудом разлепил
опухшие веки, осторожно поискал глазами покачивающийся силуэт.
Змея раскачивалась на прежнем месте, мокрые чешуйки все так же
отражали красный свет заходящего сверхгиганта. Глаз у нее не
оказалось. Устрашающая пасть тоже отсутствовала. И вообще это
была не змея, а чешуйчатый стебель с безобидной метелкой.
Это поразило настолько, что он снова приподнял голову и
посмотрел на изнемогающего спрута-гиганта. В глазах стоял
красный туман, вспыхивали бенгальские искры, но увиденного
оказалось достаточно, чтобы растянуть окровавленные губы в
невеселой гримасе-улыбке.
Дерево боролось отчаянно. По серым ветвям ползли
утолщения, похожие на бицепсы, из жирной почвы выползали
белесые корни и тоже принимали на себя тяжесть, но все было
напрасно. Тяжелый геликоптер всей тяжестью плющил, ломал,
коверкал, давил, крушил тонкие ветви...
Женька задержал дыхание и, опираясь на здоровую руку, сел.
Местность несколько раз качнулась, потом головокружение стихло,
остался только навязчивый звон в ушах. Он сидел на сырой,
словно после обильного дождя, почве.
За изнемогающим в схватке деревом возвышалась массивная
скала, изрезанная сверху донизу глубокими трещинами. Вершину
покрывали красные и желтые лишаи, в темных расселинах светился
нездоровым фосфорическим блеском зеленый мох. Где-то у подножия
журчал ручей, но за разбитым геликоптером воды не видно, только
тянет свежей струей прохладного воздуха.
Вдруг что-то острое кольнуло в запястье. Он отдернул руку,
затряс с отвращением. Большая сизая сороконожка вцепилась в
кисть и быстро, с остервенением рвала кожу кривыми зазубренными
челюстями. Из ранки выступила кровь, побежала по бледной коже,
смывая мокрое суставчатое тело.
Он поспешно стряхнул отвратительную тварь, отшвырнул
слабой рукой. Запястье ныло, под онемевшей кожей быстро
вздувался бугорок. Попадись этим крошечным хищникам!
Земля под ним была багровой и липкой. Она чуть дымилась, в
перегретом влажном воздухе чувствовался сладковатый привкус.
Правый рукав пропитался теплой кровью и потяжелел. Но даже в
этом состоянии он мог бы довести геликоптер до корабля.
Исправный геликоптер. А до восхода белого карлика осталось
всего два часа. И только толстые стены звездолета могут укрыть
от смертоносного жесткого излучения.
Он собрался с силами, подобрал ноги и медленно, как на
гидравлических поршнях, поднял тяжелое тело. В глазах снова
замелькали огоньки, но теперь он был настороже и пересилил
слабость.
Так вот, Макивчук и неустрашимый Ян. Хоть в одном, но
опередил вас. Первая могила! Правда, безымянная. Легче найти
иголку в стоге сена, чем его кости в дремучих лесах этой
грозной планеты.
Женька тяжело сделал первый шаг к геликоптеру, изо всех
сил стараясь не упасть по дороге. Ветви лопались одна за
другой, слышался слабый хруст и шлепанье густых капель.
Геликоптер оседал все ниже.
Женька подошел вплотную, с трудом согнулся, подставил
здоровое плечо под блестящее днище. Холодный металл ожег тело
приятной болью. Рядом хрустели ветви, на сапоги брызгал теплый
липкий сок. С каждым мгновением тяжесть прижимала, ломала
спину. Он стиснул челюсти, напрягся, изо всех сил, как домкрат,
поднимал на спине неимоверную тяжесть, а рядом шелестели
освобожденные ветви.
Вдруг рот наполнился горячей кровью. Женька механически
выплюнул соленую струйку и тут же из последних сил рванул
платформу вверх и в сторону. В глазах потемнело, поплыли
красные круги. Он потерял равновесие и упал вслед за
скользнувшей тяжестью в грохочущую темноту. И падал очень
долго.
Едва открыв глаза, он сразу посмотрел на огромное, в
половину неба, красное солнце. Оно висело над самым горизонтом.
Значит, в беспамятстве пролежал минут десять-пятнадцать. Не так
уж и много, если принять во внимание состояние после
катастрофы.
В трех шагах среди толстых листьев лежал тяжелый автомат.
Он машинально нагнулся, подцепил здоровой рукой потертый ремень
и обогнул дерево, волоча по мокрым растениям отполированное
ложе.
Скала, исполосованная расщелинами, грозно нависала над
робкой струйкой воды, что нерешительно пробиралась между
коричневых валунов. Очевидно, уровень наносов в старом русле
достиг критической точки, русло засорилось и вода только что
начала искать новый, более удобный путь.
Женька проследил взглядом за водой-разведчиком и сразу
увидел неладное. Чуть дальше, у основания скалы, возвышался
белый, как сахарная голова, огромный купол. Шелестящая масса
отвратительных насекомых сновала тут же, многие тащили еще
живых насекомых. Одна, особенно крупная тварь, похожая на
двухдюймовую сколопендру, волокла к своему муравейнику серую
мышь с бессильно обвисшими лапками.
Первая струйка воды подобралась к куполу, попыталась
обогнуть, но быстро нащупала ходы, ведущие вниз, и радостно
устремилась в подземные галереи, склады, камеры личинок и
куколок...
Сороконожки как по команде бросили добычу, ринулись к
воде, хватая крепкими челюстями щепочки, сухие травинки,
комочки земли. Некоторые сами прыгали в холодный поток, но тот
