-- Я, посмевший,-- ответил Олег сдавленным голосом. Он лихорадочно
искал выход, но не находил. С такими противниками встречаться не
приходилось, и все его воинские трюки сейчас только псу на подстилку.-- А
кто вы?
-- Здесь спрашиваем мы,-- отрубил первый архангел.
-- И караем,-- добавил второй.
Лицо его было суровое, аскетичное, изрезанное глубокими морщинками.
Глубоко посаженные глаза смотрели ненавидяще.
-- А что вы хотите? -- спросил Олег.
Он чувствовал, что вопрос звучит глупо, но мысли метались как
вспугнутые воробьи в запертом сарае. Холодок ужаса сковал грудь, он
силился раздвинуть губы у приветливой усмешке, но не мог. Впервые пожалел,
что все еще в звериной шкуре, пора бы сменить к чертовой бабушке, волосы
отросли как у дикого человека, рыжий, а рыжих, как всем известно, в раю
нет...
Архангел сказал звенящим голосом:
-- Ты мог бы ответить... и прожить чуть дольше. Рафаил, убей его.
-- Рафаил? -- вырвалось у Олега.-- Он же целитель!
-- Он и от жизни исцелит,-- сказал архангел. Он искривил губы в злой
гримасе.-- Он, кстати, не один такой целитель.
Рафаил шагнул вперед, Олег затравленно оглянулся. Дорогу обратно
загородили три серафима. Они не двигались, предоставив слово и дело
архангелам, но три огненных меча были направлены в его сторону.
-- Погодите...-- вскрикнул Олег,-- но вы не должны подниматься на
седьмое небо! Это же... это...
Михаил бросил надменно:
-- Сегодня день особый.
-- Из-за нас? Из-за двоих людей? -- вскрикнул Олег.-- Почему такая
суматоха? Почему нас пытались заманить сюда еще на земле?
Михаил презрительно скривил губы. Если Олег и надеялся перед гибелью
получить ответ, он ошибся. Рафаил вскинул карающий меч. Олег инстинктивно
поднял над головой посох, в то же время понимая, что не устоит перед двумя
архангелами, привыкшими общаться с людьми, самыми умелыми воинами на
свете, успел увидеть возникшее за спинами архангелов что-то нелепое,
железное, раздался могучий рык, и Олег, мгновенно поняв не умом, а
чувствами, с поднятым посохом развернулся к серафимам, прыгнул, взревев
еще страшнее.
Грохот, крики, удары, на белоснежный песок медленно осели, колыхаясь
в воздухе, белоснежные хитоны. Огненные мечи, коснувшись земли,
превращались в тени, проседали вглубь, и снова песок был безмятежно
чистым.
Он обернулся, все еще озверелый, с колотящимся бешено сердцем.
Железная фигура в могучем взмахе взметнула над головой тело Михаила,
ударила оземь с такой силой, что в стороны брызнули длинные струи огня, а
белая хламида разлетелась на лохмотья. Тело Рафаила уже расплывалось, Олег
успел увидеть только разрубленную голову и грудь. Зу-л-Факар разрубил
архангела так же, как Томас рубил простым англским мечом сарацин: от
макушки и до пояса.
Томас хрипел, пошатывался, хватался за грудь. Из разбитого рта текла
кровь, на правой щеке пламенела широкая ссадина.
-- Ого,-- выдохнул Олег,-- Томас.... уф... а ты выглядишь просто
замечательно. Как будто по тебе проскакала ваша знаменитая тяжелая
конница. Рыцарская конница! У каждого коня задница в сто пудов весом.
-- Иди ты,-- ответил Томас, он дышал тяжело, сплевывал кровь, железо
доспехов погнулось, в трещины набилась грязь, на щеке из ссадины выступили
крупные капли крови.
-- Куда?
-- Я не сказал куда,-- огрызнулся Томас,-- и не дождешься, чтобы я
сказал такое в святом месте. Но ты знаешь, куда бы я послал, так что иди!
-- А как ты уцелел? Голова, понятно, чугунная, лоб медный... но
остальное...
Томас отмахнулся с небрежностью, но в глазах блеснули гордые огоньки:
-- Я ж катился, цеплялся за камни... А внизу вцепился в шерсть на
пузе первой же зверюки. Престол хоть и завопил как Полифем, но вынес, даже
не отстал.
-- Первой же? -- изумился Олег.
Его зеленые глаза мигом пробежали по вмятинам доспехов, трещинам,
изучающе остановились на ссадине.
-- Или второй,-- ответил Томас досадливо.-- Какая разница?
-- Да вообще-то нет,-- согласился Олег чересчур поспешно. Он снова
оглядел помятые доспехи.-- Может быть, лучше без них?
-- И что же, пойду голым?
-- Зачем голым? Я ж не голый.
Томас буркнул с неприязнью:
-- Только язычники выставляют волосатую грудь на обозрение. Христиане
должны выставлять свой несгибаемый дух! Ладно, я появился вовремя, верно?
-- Спасибо.
-- Все в долг, все в долг...
-- Если идти сможешь,-- сказал Олег,-- что-то хромаешь как
неподкованный бобер, то пора в хехалот.
Томас вопросительно посмотрел на Олега, опять какая-то гадость,
слово-то мерзкое, а употребляет уже не первый раз. Олег серьезно объяснил:
-- Вон тот дворец... Присмотрись, вон сияние!.. и есть хехалот. Там
бесконечные залы, переходы, на пороге каждого -- стража с крыльями. И не
только с крыльями. Проверяют достоинства каждого... А у нас, сам
понимаешь, достоинства из ушей выплескиваются. Направо и налево раздаем,
один пар остается. Но я не знаю, какие им подойдут, а какие нет. Я не все
запомнил, когда мне один ученый иудей... или христианин рассказывал,
больно слезы пускал да умилялся. За охами и воплями о величии Всевышнего я
не разобрал какие тут замки и как охраняют.
Томас не отвечал, его трясло. Зубы стиснул, чтобы не опозориться
стуком... Наконец-то проклятый хехалот... вообще-то божественный дворец
самого Творца, но здесь пленницей его невеста, а калика, хоть и язычник,
тоже подтвердил, что за красивую женщину можно разнести два таких
хехалота. А то и три.
По-прежнему, перебежками, но он чувствовал, что приближаются к цели
упорно и неотвратимо, как две падающие звезды.
Сияние от небесного дворца шло вверх и в сторону, он выглядел
окруженным радугой, только эта радуга состояла из белого чистого цвета
разных оттенков. Массивные колонны поддерживали широкую кровлю, широкие
ступени блистали белым, как снег, мрамором. Томас рассмотрел высокие
ворота, медные, судя по цвету. Они оставались чуть в тени, потому он не
мог разобрать узора на половинках створок.
Дворец горделиво высился посреди роскошного двора, а сам двор был
окружен высоким ажурным забором. Сколько Томас не всматривался, ворот не
заметил. Впрочем, обитателям дворца ворота ни к чему, крылья перенесут и
через забор, но, с другой стороны, Томас ощутил, что в порхании через
забор есть нечто и унижающее рыцарское достоинство. Конечно, обитатели
хехалота... ну и придумали же имя!.. не рыцари, но даже домашние куры и
гуси стремятся ходить достойно через ворота, а не пытаются взлетать на
забор.
-- Должны быть,-- сказал он убежденно.-- Это я говорю как рыцарь,
который не один дворец брал! Обойдем с той стороны..
-- Обойдем,-- согласился Олег.
Зелень пахла свежестью и необыкновенной чистотой. На листьях еще
вздувались капельки росы, хотя утро давно миновало, ни тли, ни гусениц,
лишь худые поджарые муравьи носятся стремительно и ошалело, сяжки так и
секут воздух. Олег задержался на миг, не в силах понять, чем же питаются
бедные насекомые, проследил взглядом за цепочкой толстых, с раздутыми
брюхами. Наверху, где кора потоньше, самые сильные прогрызли кожу, там
выступил сок, и муравьи припали как поросята к матке, пили жадно и
торопливо, не давая перелиться через край и течь по ветке на землю.
-- Все равно глупо, -- пробормотал он.
-- Что? -- не понял Томас.
-- Я говорю, муравьи, как и люди, все едят. Кроме травки и ягод, им
бы и мяса... Нет, недосмотр. Нет-нет, сэр Томас, я не заговариваюсь. Вот
там впереди что-то хлопнуло! По-моему, крыльями...
Томас не успел вспылить, муравьи, видите ли, не тем питаются, а что
сами не ели сутки, впереди в самом деле из-за угла мелькнуло белым. Словно
ветерок колыхнул краем одежды. Стиснул зубы, потом рассчитается, медленно
начал продвигаться за кустами.
С той стороны в самом деле оказались ворота -- тяжелые, широкие. С
навесом, чтобы переждать дождь, хотя какой дождь на седьмом небе... а
может и бывает, Всевышний может любить дождь, почему нет, ручки из чистого
золота, блестят. По обе стороны стоят, как две белые статуи, серафимы с
огненными мечами. Томас заметил под белыми хламидами добротные доспехи,
похоже, миланской работы, легкие и удивительно прочные. Сапоги скорее
парадные, для верховой езды непригодные, каблуки высоковаты, за стремя
будут цепляться, а голенища приспущены, что мешает и при ходьбе.
-- Опять драться? -- прошептал Томас.-- Не будет мне вовек
прощения...
-- Отступишь?
-- Ты что? -- удивился Томас.-- Сам же говорил, что за красивую
женщину... А тут не просто красивая, тут Ярослава!
Он поперхнулся, попятился в кусты. По усыпанной золотым песком
дорожке навстречу шло, пока что не видя их, массивное животное ростом с
раскормленного теленка, с оранжевой шерстью, сплошь усыпанное круглыми,
как у совы, глазами, только с длинными ресницами, человечьими веками.
Глазами покрыты морда, бока, спина, ляжки, вплоть до копыт. Увидев копыта,
Томас перевел дыхание, уже знал, что любой зверь с копытами разве что
лягнет, но уж не кинется и не покусает.
-- Что это? -- спросил он пораженно.
-- Кто из нас христианин? -- огрызнулся Олег. Он дернул Томаса вглубь
кустов, и животное медленно прошествовало мимо. Пахнуло слабым ароматом
мускуса и чесночной колбасой.-- Это... как их... помесь престола с
властями. Только чего они здесь? Я уж подумал было, что ислам отвоевал у
твоих христиан эти земли. Ты можешь пробежать во-о-он до тех кустов, без
своего конского топота?
Томас обиделся:
-- Я смогу, но эти все равно увидят?
-- Хрен они увидят.
Олег пошарил под ногами, Томас видел, как из его ладони выскользнуло
что-то сверкающее, на той стороне колыхнулись ветви, стражи немедленно
повернулись в ту сторону, вытянули шеи. Томас сорвался с места, с
похолодевшим сердцем помчался через открытое место, чувствуя себя не
просто голым и беззащитным, но со снятой кожей, клятвопреступником и
святотатцем, хуже сарацина.
Глава 11
Затаившись за створками ворот, Томас с бешено бьющимся сердцем ждал,
обливаясь жарким потом. По ту сторону ворот опять шелестнули ветви, потом
словно бы стражи переступили с ноги на ногу... или сдвинулись в сторону
посмотреть, Томас затравленно ждал, только сейчас ощутил во всей полноте
свое святотатство, богохульство, пренебрежение святынями,
архипреступность...
Но мимо прошмыгнуло серое, он ощутил запах кислой псины, и,
встрепенувшись, душа вскинула его на ноги, заставила догнать калику. Они
пробежали на цыпочках уже вдоль внутренней стороны ограды. Томас прошептал
в бессильном страхе:
-- Нас же видно из окон хеха... небесного дворца!
-- Видно, но не видят,-- буркнул Олег.
-- Как это?
-- Когда размышляешь, сэр Томас, то не видишь, что ешь, во что
одеваешься, с кем спишь, кто перед тобой скачет...
Они перебежали к мраморным ступеням, настолько широким, что нужно три
длинных шага, чтобы достичь следующей. Томас сжимался от грохота своих
гремящих шагов, будто все еще в каменоломне крушит молотом стену. У
величественных врат, украшенных золотом и драгоценными каменьями, высился
широкий в плечах шестикрылый серафим. Ноги расставил, огненный меч на
плече. Белоснежная туника распахнулась на груди, открывая стальные доспехи
дивной работы, от совершенства которых у Томаса защемило сердце. Лицо было
надменное, а когда вперил грозные очи в набегающих пришельцев, Томас
