Огромный зал осветился радостным оранжевым светом. Возник накрытый
белой скатертью стол, уже уставленный глубокими тарелками, а в середке
смотрела в потолок задранными культяпками огромная птица. Вокруг нее
лежали поменьше, лебеди. Калика, продолжая облизывать разбитые пальцы,
шагнул к столу первым. Томас взял Яру за руку, пальцы вздрагивали, она
смотрела по сторонам большими, как у пугливой лани, глазами. Но пошла
послушно, только прижималась боком, словно черпала в нем силы.
Калика сел на лавку, резная со спинкой, неспешно всмотрелся в яства.
Его пальцы зависли, шевелясь хищно, высматривали, что выбрать, наконец
ухватили куриную ногу. Томас же, усадив Яру, сказал с неловкостью:
-- Но как-то неловко есть перед хозяином... когда тот сам не ест...
После короткой паузы шелестнуло шелком. По ту сторону стола возник
широкий полог. Ткань блестела и переливалась, Ярослава ахнула и впилась
глазами. В узкую щель просунулась мощная волосатая рука, взяла другую
куриную лапу. При виде ее у Олега вздернулись брови, а глаза округлились
так, что стали похожи на жабьи. Он поперхнулся, держа мясо обеими руками.
Остановившиеся глаза проводили взглядом руку, что вместе с курицей исчезла
за пологом.
А могучий Голос раздался уже из-за полога:
-- Перестань печалиться, сэр Томас. Ты нес в чаше не мою кровь, но
там кровь достойного человека. Вы их называете пророками. Их было немало,
как больших так и малых. Были до него, были после, надеюсь, будут еще.
Томас спросил непонимающе:
-- Были после? Кто, Господи...
Голос прозвучал с отеческой снисходительностью:
-- И Моисей, и Христос, и Мухаммад -- мои пророки. Это не они, а люди
умеют повернуть так, чтобы найти повод для вражды.
Олег жадно ел курицу, совсем не заботясь о благородных манерах хотя
бы в хеха... дворце самого Господа Бога. Томас взмолился:
-- Но почему ты отдал даже церкви в руки Врага? Ведь ими правит
Сатана, я сам видел! А в храмы людей набивается, как муравьев в старые
пни!
Огонь колыхнулся:
-- Но каких людей?.. Важно сохранить настоящих! А стадо плодится
быстро. Мы ведь на самом деле бьемся не за стадо, а за тех, бесценных...
Он умолк, словно не находя понятных рыцарю слов, а калика к удивлению
Томаса кивнул, словно бы соглашаясь с тем, кто является его самым лютым
врагом:
-- Томас, простого... или тупого, что одно и то же, народа всегда
больше. Но хоть и медленно мелет его мельница, но верно мелет. Тупой йемен
умнее тупого раба Рима или Египта, а твой дядя знает и умеет больше
просвещенного римского сенатора. Я хочу сказать, что хоть знающих всегда
жалкая кучка, да и тех за людей не чтут, но именно они тянут народы к
свету... Сейчас даже тупой простолюдин развитее среднего царедворца и
мудреца в Старом Египте. Не понял? Да черт с ними, простолюдинами. В
конце-концов, хоть плюют на мудрецов, насмехаются, гонят, но мир все же
идет за мудрецами, а это и есть победа Света над Тьмой. А потом и
простолюдины поймут. Через каких-нибудь пару тысяч лет... Или пару
десятков тысяч...
Томас вздохнул:
-- Ага, для тебя это что? Всего каких-нибудь сто тысяч раз побывать в
половецком стане.
Голос из полога впервые, как заметил Томас, обратился к Олегу
напрямую:
-- Противник ты мой... как считаешь... или нет, но прошу, не держи
обиды на Скифа. Он знал, потому ответил так... С земли все кажется проще.
На самом же деле бывший противник может помочь, а свой предать.
Олег держался все еще настороженно, лицо такое же неподвижное, курице
уделял больше внимания, чем самому Господу, но Томас теперь видел, что
Олег скован и напряжен куда сильнее, чем он сам. И голос Олега прозвучал
вроде бы ровно, но Томас уловил страшное напряжение:
-- Ну вот, подошли к главному. Почему мы здесь? Мы все время
колотились в стены как козлы о ясли, бросались то на Сатану, то на
архангелов... На самом же деле, как говорят тупые священники, все было по
твоей воле...
Томас стиснул зубы, калика держится чересчур вызывающе. Голос за
пологом впервые сделал долгую паузу. Томас ждал, затаив дыхание. Яра
застыла, держа обеими руками птичье крылышко.
Голос прозвучал почти ровно, только Томас, обретя несвойственную
рыцарю чувствительность, уловил почти такое же напряжение, как и в голосе
калики:
-- Прости... и ты, доблестный Томас, прости... Но в самом деле это я
позволил похитить твою невесту.
Томас вздрогнул, горячая кровь мощной волной ударила в голову, ломая
плотины:
-- Ты?.. Ты?.. А я... я тебе верил!!!
Яра дрожала, прижималась к нему плечом. Томас чувствовал ее страх, но
прежде чем Всевышний успел ответить, Олег вмешался:
-- Погоди, Томас. Пусть оно пояснит. Что из тебя за король, если вот
так сразу за меч...
Томас трясся от ярости, руки дергались, не находя места. Он все время
находил их то на рукояти меча, то сжимающими нож для разделки птицы,
заставлял себя положить на стол, раскрыв ладони. Но тут же снова находил
пальцы в поисках оружия.
-- Пу...сть... -- пролязгал он зубами.-- Но пусть знает... уже сейчас
я свободен... от клятвы верности...
В голосе из-за полога прозвучала смертельная усталость:
-- Желания Сатаны -- понятны, просты. Как и его цели: удовлетворить
эти желания. Человека я создавал в высший миг своего подъема! Второй раз
не под силу даже мне. Но не под силу оказалось и вести по пути высокому и
светлому. Да твой друг, прозванный Вещим и Мудрым, знает... спроси, почему
он создал эйнастию? Кто, как не он, просидев в пещере сотню-другую лет в
поисках Истины, срывался в дикие загулы?.. Словом, я ощутил, что начинаю
катиться в бездну... Ангелы, архангелы, серафимы -- разбредались,
путались, противоречили друг другу. Я чувствовал, что уже потерял контроль
над миром, который создал: теперь это не одинокая пара в Эдеме! Я ощутил
страшную опасность. И тогда я обратился к единственному, к чему может
обратиться Творец... да, к своему лучшему произведению. Когда я вижу
человека, мне всякий раз хочется жить и работать... я чувствую, что
чего-то стою... Потому я позволил... прости, Томас!.. но вы пришли, вы
ворвались как свежая буря, вышибая двери... вы принесли грозу... и
ясность.
Олег сказал раздраженно:
-- Что-то я тебя не пойму. Если ангелы -- плоды твоих мыслей, точнее,
сами мысли... рассеянные мысли -- рассеянные ангелы, глупые мысли --
глупые ангелы, тупые...
-- Не продолжай, -- попросил Голос, в нем слышалась досада, -- так
что ты не понял?
-- Как я могу понять, кто из них какой, если ты сам не понимаешь, что
творится в твоей голове?
Томас вздрогнул, опять святотатство, но могучий голос вдруг стал
словно бы скорбным:
-- А что, твои мысли тебя никогда не подводят? А внутренний голос
никогда-никогда..? Мне показалось, что со стороны может быть виднее, какой
из ангелов меня предает. То бишь, какая мысль влечет к поражению.
-- А их оказалась не одна!
-- Не одна,-- согласился Огонь.-- Но тут вы показали себя,
показали...
Томас виновато опустил голову. Олег подумал, неожиданно кивнул:
-- Вообще-то знакомо... Мысли то разбегаются как вспугнутые тараканы,
то засыпают как сытые свиньи. А то и просто одна другой противоречит... да
что там противоречит! Иной раз до смертоубийства... А побеждает далеко не
всегда лучшая. Чаще -- более простая, понятная. Даже прямой Томас, а уж он
рыцарь хоть куда, знает, что мысли иной раз как бараны бьются одна с
другой. Бываешь рад даже дурню. Хоть брякнет глупость, но подтолкнет к
свету... Значит, ты заманил нас, чтобы мы помогли тебе разобраться в своих
же мыслях?
Томас вскрикнул непонимающе:
-- Мы?
-- Мне не нужны угодники,-- объяснил нечеловеческий голос,-- но и
праведники ни к чему... Мне важнее вы двое... как поле битвы между мной и
Сатаной.
Олег покосился на отважного Томаса:
-- Ну-ну, мы как раз те люди. Помочь мыслить -- это как раз по нам...
Ты ж дал человеку свободу воли. За него не отвечаешь.
-- Да, но творил по своему образу и подобию! Значит, отвечаю. Уже
нисходил к ним, пробовал брать их вину и дурость на себя, чтобы могли как
бы все сначала... в переносном смысле, конечно: взять другие имена, начать
жить правильно и праведно... Но хотел как лучше, а получилось, как на
Руси. Вернулся к тем заветам, которые когда-то дал Моисею... косноязычный
растяпа разбил из них треть, пока опускался с горы, а еще треть истолковал
неверно... так вот одному бедуину подсказал как подправить эти заветы...
но и у того получилось не совсем то, что я хотел... хоть и получше.
Сердце Томаса обливалось кровью, Господь страдает в сто тысяч раз
сильнее, чем человек, даже толстокожий калика это ощутил:
-- Да брось... Мир улучшается. Я тоже когда-то хотел всех сразу из
болота. А когда по голове настучали как раз те, ради которых душу рвал на
части...
-- Словом,-- донеслось из-за полога,-- вы убедили меня...
-- Перебив половину ангелов? -- бросил Олег с тяжелым сарказмом.-- Ах
да, это же всего лишь твои мысли! Что ж, я верю, что так можно кого угодно
убедить... Хочешь, я тебя для пущей вразумительности еще и по голове
врежу?
Томас ощетинился, бросил руку на рукоять меча, еще не зная, на чью
сторону встанет, но Голос прозвучал с прежней кротостью:
-- Ты уже врезал... До сих пор в ушах звенит, а перья по всему саду
летают. Мой самый преданный архангел перешел на сторону врага! -- Уриил,
Уриил... это был, можно сказать, мой внутренний голос... А вы двое, в
отличие от меня, заметили. И, более того, сумели...
Томас, внезапно что-то вспомнив, вздрогнул, его пальцы пробежали по
горлу, словно что-то надеялся или страшился найти:
-- Я ничего не понял из ваших речей... но, Господь, скажи мне, твоему
воину: почему Сатана жив и строит козни? Ведь для тебя прихлопнуть его,
что собаке муху!
Бог смолчал, а калика обронил:
-- В предпоследнем Откровении сказано, что Бог ничего уже давно не
делает сам. Только руками людей.
-- Почему? -- не понял Томас.-- Рук не хочет марать? Так у Сатаны не
кровь, а так... тоже искорки. Ты же вон, Господи, и так весь в костре
сидишь, даже ушей не видать.
Неожиданно вздохнула Ярослава.
-- Томас,-- голос ее был тих,-- разве не видишь... он смертельно
устал.
Томас подпрыгнул. Глаза стали дикими. В изумлении смотрел то на
полыхающий огонь, то на Ярославу, наконец перевел взор на калику. Тот
покачал головой с видимым упреком:
-- Рано...
Из пламени донесся усталый голос, но чуткое ухо Томаса уловило нотку
упрека:
-- Да? Это ты после каких-нибудь десятка лет отшельничества... ну
ладно, сотни, искал истину на пути всяческих излишеств -- придумать такое!
-- а то и в таких безобразиях, что Сатана не зря просился в ученики... А
кто создал и обосновал эйнастию, перед которой даже те самые всяческие
излишества -- забавы невинных детей?.. Я уж думал, что в Содоме либо
Гоморре тебя влуплю огненным дождем... ладно-ладно, потом увидел тебя на
другом конце света... то ли ты в тех мерзостных городах даже не побывал,
что удивительно, зная твое любопытство, то ли ты попросту отряхнулся --
такому все как с гуся... А я все стоял, стоял, стоял!.. Ну, пусть не
стоял, а сидел в личине белого сокола на вершине Прадуба, однако что твое
отшельничество... даже Большое!... в сравнении с моим Одиночеством!!!
Дворец вибрировал, стены гудели, воздух стал плотный и сотрясался
словно в плаче, великая скорбь разлилась по всему помещению. Олег вдруг
насторожился:
-- Куда ты клонишь...
