Прекрасные кусты роз безжалостно изломаны, из сломанный ветвей каплет сок.
На смятой траве трепыхается прозрачный клок одежды. Земля втоптана,
отпечатки сапог видны так отчетливо, словно неизвестный даже выставлял их
напоказ.
Мороз прошелся по телу Томаса густой волной. Рука непроизвольно
коснулась рукояти меча, Олег тоже выглядел встревоженным.
-- Так и должно быть? -- спросил Томас дрогнувшим голосом.
-- Сам же знаешь,-- огрызнулся Олег.
Глаза его обшаривали ближайшие кусты. Уже осторожно миновали красивый
грот под высокой живописной скалой. Река приблизилась настолько, что Томас
не поленился войти по колено, зачерпнул ладонью, осторожно отпил. На лице
выразилось изумление:
-- Не соврал! Чистейшее вино. Эй, нашего бы прелата сюда... Гм, не
стоит, хотя он и крепок в вере.
-- А как же борьба с искушениями? -- поинтересовался Олег отстранено.
-- Ну, искушения хороши только...
Он не договорил, из кустов впереди выскочил, ломая нежные ветви,
высокий мужчина, статный и жилистый, одет с вызывающей небрежностью в
зеленое с головы до ног, даже сапоги в раздавленной зелени. Голые руки
перевиты толстыми жилами, хищное лицо напомнило Томасу облик злого орла.
Узко посаженные глаза смотрели с вызовом, готовностью причинить
неприятность.
-- А, новенькие,-- заорал он нагло, его рука метнулась за спину, во
мгновение ока в руке блеснул узкий, хищно загнутый клинок.
Томас от неожиданности выхватил меч едва ли не быстрее, а когда
незнакомец опешил и остановился, Томас лихо повертел мечом, показывая с
какой легкостью обращается с тяжелым двуручным, и насколько у него крепка
кисть. В другой руке появился щит, и Томас, заслонив левую сторону груди,
сам двинулся на нежданного противника.
Тот отпрыгнул:
-- Эй-эй, погоди!
-- Защищайся,-- процедил Томас ненавидяще,-- мерзавец!
-- Эй, мы с тобой не ссорились!
-- А кто сад загадил? -- рявкнул Томас.-- Куда бежишь, тварь
дрожащая?
Незнакомец отступал, отпрыгивал, движения были легки как у белки, а
земли касался с легкостью пушинки. На какой-то миг Олегу показалось, что
вовсе завис в воздухе. Нахмурившись, он крикнул Томасу:
-- Погоди, защитник ислама!.. А ты, зеленый стручок, что-то мне твоя
рожа знакома. Это не ты у меня в прошлом году один сапог спер?
Томас остановился, но сверканием глаз и свирепым раздуванием
рыцарских ноздрей выказывал, что только уважение к отшельнику удержало
карающую руку. Но если зеленый словом или взглядом выкажет непочтение, то
даже заступничество святого человека не спасет от самого острого на свете
меча.
Незнакомец осторожно наблюдал за руками Томаса, но обратился к Олегу:
-- Что ты, уважаемый! Как мог подумать на меня такое?.. Да чтоб я
позарился на какие-то сапоги, сшитые неизвестно где и неизвестно кем?.. А
вот одеяло однажды стянул, что было, то было. Но стоит ли вспоминать то,
что стряслось пару веков тому?
Олег покачал головой:
-- Идрис, гром тебя разрази... Но ты-то как здесь очутился?.. Томас,
это хитрейший из шайтанов... хотя клянется, что не шайтан.
Идрис засмеялся, зубы были белые и ровные, как жемчуг. Томас невольно
вспомнил доблестного Увейса.
-- Ольг Богоборец, разве я не в раю?
-- Ну в раю,-- буркнул Олег.
-- Разве рай не для праведников?
-- Но ты-то при чем? -- рассердился Олег.-- Ты последний...
последняя... кого можно пустить в джанну. А во что превратишь, понятно. Мы
уже видели следы твоих безобразий.
Иблис отмахнулся:
-- За ночь зарастет. Да и не столько уж потоптал травки... Ты-то как
сюда попал? И этот отважный франк, на челе которого я вижу отмеченные
рукой Аллаха знаки шахского достоинства.
Томас посопел, не зная, как отнестись к заявлению, что и Аллах
признал его королем, на всякий случай грозно посверкал глазами, а меч со
стуком воткнул перед собой в землю. Там охнуло, выступила кровь. Идрис
довольно улыбнулся:
-- Что вас сюда привело?
На лбу Олега сдвинулись тяжелые морщины, зеленые глаза тревожно
потемнели. Томас видел, что калика напряжен как лев перед прыжком, слышит
любой шорох, по запахам видит все на расстоянии полета стрелы.
-- Нет,-- сказал Олег негромко,-- ты скажи сперва, как сюда попал ты.
Только говори правду! Ты же знаешь, я смогу отличить ее от твоей брехни.
Идрис расхохотался:
-- Главное -- результат, не так ли? А кто как сюда попал, так уж
важно?
Олег сказал еще напряженнее:
-- Важно даже для меня. А уж для сэра Томаса -- вдвойне. Он настоящий
праведник, в отличие от меня. Но даже я тебя бы сбросил.
Глаза Идриса насмешливо блеснули:
-- Рай -- это место, где соблюдаются законы. И законы слова. Но если
так уж хочешь знать, я упросил Израила... тогда он стоял на воротах,
пропустить меня через зачарованный вход, посмотреть рай. Хоть чуть-чуть,
пока Аллаха там не было. Все-таки друг, вместе с ним такое вытворяли, что
у меня и в аду, не поверишь, вот такие мурашки вскакивали, когда
вспоминал!.. Даже сейчас спина покраснела. Хошь покажу?
-- Не надо,-- отказался Олег, морщась. То ли спину покажет, то ли
место пониже.-- И неподкупный Израил впустил? Брешешь, не поверю.
Идрис со смиренной рожей развел руками:
-- Придется поверить. Израил впустил. Правда, сперва взял слово, что
быстро погляжу и тут же выйду. Дальше понятно?
Олег покачал головой, понял, а Томас сказал грозно:
-- Клятвопреступник?
Идрис надменно усмехнулся:
-- Я? Я счел бы позором нарушить слово. Спроси своего друга, нарушал
я когда-либо? Я -- великий воин, а не... Словом, быстро оглядел рай,
вернулся и сказал, что ничего особенного. С каким облегчением он вздохнул,
скотина! Тоже, видать, начал побаиваться, что останусь. Как ангелизм
портит некогда гордых и честных героев! А когда я хотел уйти на землю,
обнаружил, что забыл в раю обувь... Израил сам пихнул меня в спину: скорее
убери, пока Всевышний не заметил. От его толчка я так и влетел в рай!.. Но
в тот раз уже не давал слово вернуться. Кто упрекнет в вероломстве?
Томас присвистнул, а Олег поинтересовался:
-- Измаилу здорово влетело?
Ухмылка на роже Идриса была гнусная:
-- Бог милостив... Правда, потом пух и перья сгребали по всему раю
граблями. Измаил до сих пор со мной не общается. Уж не знаю, почему. Перья
ведь отросли ярче прежних! Да и работа теперь поинтереснее. То стоял дурак
дураком на вратах, а теперь носится по всей земле, души выдирает...
Ангелом смерти стал. А на вратах стоит другой здоровяк. Меня ненавидит
люто, я к нему боюсь подходить за три полета стрелы. Тупой как те сапоги,
которые носит.
Томас зло хмурился, золотой Ридван спас их от напавших ангелов, а
Олег вдруг протянул задумчиво:
-- А мне теперь кажется, что он не совсем тупой...
Взгляд зеленых глаз стал острее. Идрис поежился, спросил нервно:
-- Ты что задумал? Ольг, мы с тобой не ссорились! Те мелкие проделки
не счет. Ну, хочешь, я три одеяла притащу? Какого хочешь цвета?.. Лежать
тебе, правда, некогда, но прихватишь с собой. Вот франк у тебя без дела,
понесет... Его это даже украсит.
Олег огляделся по сторонам:
-- Ты здесь и живешь?
-- Конечно,-- удивился Идрис.-- Меня не выгоняют, ибо что один
разрешил, не может отменить никто.
-- Но ты отсюда не отлучаешься?
-- Нет, конечно!
Томасу почудилось, что Идрис ответил слишком поспешно, а в глаза
Олегу смотрел тоже чересчур честными глазами, просто лопаясь от святости.
Олег помедлил, сказал в задумчивости:
-- Выдохся... Жаль, уходит старая смена. Раньше был... ах, что
говорить.
Он махнул рукой. Идрис обиделся:
-- Это я выдохся?
-- Прости,-- сказал Олег.-- Это я так. У всякого когда-то да
наступает время, когда жаждешь покоя, зеленой травки, сладкого вина в
кубке, что подносят услужливые отроки.
Он повернулся уходить, сделал знак Томасу. Рыцарь со стуком бросил
меч в ножны, красивым движением забросил тяжелую перевязь за спину. Идрис
смотрел исподлобья:
-- Дурень ты, а еще Ольг Богоборец, прозванный Смотрящим! Если здесь
пробыть хоть неделю, завоешь как шакал! А я похож на шакала?
Олег помедлил с ответом:
-- Пока что... нет. Но как?
-- Отыскал лазейку... Иногда выскальзываю побродить по свету.
Полетать, поплавать...
-- Своровать, побуянить,-- подсказал Олег.
-- Пусть и так. Но я не выдохся, понял? Ладно, я тебя вижу насквозь.
Ты хочешь сам ускользнуть незамеченным, верно?
Олег заметил:
-- Ты сохранил свою проницательность.
-- Что да, то да,-- согласился Идрис польщенно.-- Так и быть, покажу.
Но ты должен поклясться, что никому и никогда... И твой франк пусть
поклянется. Меня выгнать отсюда не могут, зато не впустить...
Томас превратился в слух. Олег кивнул с усмешкой:
-- Явно ты уже еще один лаз приметил. Я тебя знаю!
-- Пойдем,-- пригласил Идрис.-- Но ты хоть скажешь, что такое важное
сперли, что боитесь пройти мимо Ридвана?
Олег помялся, взглянул на Томаса, беспомощно развел руками:
-- Прости, но это слишком... важное. Когда-нибудь узнаешь.
Глава 8
Лазейка вывела в сад который ничем не отличался от того, что остался
по ту сторону. Калика оскорбительно пробурчал, что оба рая, то бишь сада,
лишь отгороженные части старого Эдема. Этот тоже зовется Эдемом, только
правила малость иные.
Томас сказал подозрительно и с язвительностью:
-- Что-то лучше меня знаешь мой рай, моих святых, всех архангелов
различаешь... Уж не надумал ли принять истинную веру?
-- Не надумал,-- коротко ответил Олег.
Томас хмыкнул, потом ощутил, как словно окатило холодной волной. Еще
охотнее, чем о друге, вызнают о враге!
В стороне промелькнула быстрая тень, Олег успел увидеть только
полупрозрачные крылья, а Томас ахнул:
- Собака!.. Кто это собаку пустил в рай?
Олег отмахнулся с раздражением:
- А чем тебе собака не человек?..
Но глаза у него были отсутствующие. Томас с еще большим холодком
ощутил, что калика отвечает невпопад, напряжен так, словно готовится не
просто помочь отыскать Ярославу, а все здесь сжечь, разрушить, истребить!
Ряды праведников среди зелени показались Томасу похожими на
гигантские стаи белых голубей, что сели передохнуть после перелета в
теплые страны. Но эти голуби уже достигли страны обетованной, и хвалебная
песнь возносилась из тысяч и тысяч душ мощно, хоть и нестройно, но громко.
-- Вот это рай! -- сказал Томас благоговейно.
-- Да, рай,-- ответил Олег с неопределенностью в голосе.
Томасу почудилось что-то недоброе, он покосился подозрительно на
язычника, но Олег уже смотрел поверх райских кустов:
-- Будем проталкиваться?
-- Да не очень-то и плотно сидят,-- определил Томас.-- Пройдем. В
крайнем случае, через кусты.
Когда приблизились, благостное пение стало настолько мощным, что Олег
ощутил себя мухой в патоке. Томас ломился впереди, в железе легче,
праведники в белых одеждах пели самозабвенно, полузакрыв глаза, а то и
вовсе зажмурившись, отдавшись пению, и когда Олег ненароком пихнул одного,
тот повалился на бок, не выпуская кифару... или что там у него, а рот все
еще раскрывался, хотя дыхание вышибло.
Томас сказал нервно:
-- Ты не больно то... Обрадовался. Я в твоем раю никого не пихал!
-- Ты сам их валишь как чурки.
-- Я в своем! К тому же мне кажется, эта часть сада отведена для
простолюдинов. Да нет, пахнет по-райски, но больно рожи простые, без
признаков благородства.
