пальцы Марии, что перебирали волосы, поглаживали, незаметно снимали
головную боль, напряжение, успокаивали...
Я повернул голову. Она внимательно смотрела на меня, в глазах были
нежность и сострадание.
- Прости, - сказал я с раскаянием. - Устал, как пес. Тебе совсем не
уделяю внимания.
- Ты измучился на своей работе...
- Да. Прости!
Я поцеловал ей руки. Она подставила лицо, и я целовал ее глаза,
ощущал губами трепещущие ресницы, теплые нежные щеки, пухлые губы, и
усталость уходила, растворялась, вымывалась из тела.
- Дорогая моя, - сказал я горько, - когда ты перестанешь уходить?
Сейчас надвигаются трудные времена, нам бы вместе...
- Трудные, - согласилась она со вздохом. - Поэтому нам нельзя... Я
сразу же окунусь в домашнюю возню, в стирки, кухню, буду счастлива.
Выходить в суровый мир науки уже будет тягостно, неспокойно, даже
страшновато. Нет, дорогой, не спеши!
Мария осталась в автомобиле, а я выскользнул возле института,
торопливо взбежал по ступенькам. Когда оглянулся, темный силуэт машины уже
скрылся за поворотом.
В институте я проскользнул мимо дверей шефа к своей лаборатории,
бросился к установкам. Огромные как древние животные, нагоняющие страх на
новичков, они занимали почти половину нижнего этажа. К некоторым из них я
уже нащупал путь, пытаясь заставить работать, над другими еще ломал
голову, стараясь понять: зачем Овеществитель их создал, не для того же,
чтобы пугали своим чудовищным видом?
Руководитель сделал вид, что моего опоздания не заметил. А может, не
заметил и в самом деле. Усталый, посеревший, он спустился в лифте, вопреки
обыкновению бегать по лестнице, тренируя сердце, сказал треснувшим
голосом:
- Дальние проблемы пока оставь. Сегодня рассчитай изменения в
энергетическом заряде микрочастиц. Это сейчас важнее.
- Но, - заикнулся я ошарашено, - освоение Странных машин несет в себе
так много! Вдруг в них заключены такие знания, до которых нам идти еще
тысячи лет?
- Оставь, - повторил он глухо, и я понял, что это уже не приказ, а
просьба. - Вон те, серые, к которым ты все не подберешь ключ, остались от
предыдущей Вселенной. Нам их, скорее всего, не разгадать никогда.
- От предыдущей?
- Да.
- Но как же это возможно? - ахнул я.
Кровь отхлынула, ушла во внутренние органы, и в зеркальной панели
напротив отражался человек с желтым как у мертвеца лицом.
Руководитель вздохнул, отвел глаза:
- На следующей ступени ты бы узнал... Это тайна, которую
непосвященным знать пока не следует. Так сочло большинство в Совете...
Волна Уничтожения иногда щадит отдельные частички мира. Бывает, уцелевает
обломок здания, машины, клочок записей, а то и человек спасается, перейдет
в другой мир. От него то мудрецы и узнают истинную картину мира.
- Значит... значит наш мир не вечен?
- Крепись. Крепись! Миры были и до нас. Будут по-видимому, и после
нашего. Нам очень повезло: три последние волны были слабыми. Уцелели не
только отдельные записи из прошлой вселенной, но спаслось трое!.. Они
рассказали страшные и удивительные вещи. Теперь мы знаем, что новой волны
не избежать, и труды с информацией рассредоточиваем по всему миру. Если
уцелеет хоть камешек, то люди нового света получат сразу добытые нами
знания. Им не придется начинать с нуля, будет время подготовиться, что-то
сделать! Может быть, они даже найдут разгадку Волн и сумеют им
противостоять.
Ледяной страх разливался между лопаток, проникал во внутренности,
замораживая меня всего, превращая в сосульку. Передо мной колыхалось
сильно постаревшее лицо руководителя, и я, собрав силы, стараясь, чтобы
голос не сильно дрожал, спросил:
- Неужели дело так серьезно?
- Очень, - ответил он сразу же, даже не заметив моего состояния, -
Очень серьезно. Так что времени не теряй.
Я не стал терять времени, тут же позвонил Марии:
- Алло? - послышалось в трубке.
Я помолчал, вслушиваясь в ее удивительный голос.
- Алло? - повторила она, уже с вопросительной интонацией.
Я молчал.
- Алло, - сказала она в третий раз. - Ничего не слышу, перезвоните из
другого автомата.
Я сказал поспешно:
- Мария, это я... Тут, гм, помехи. Я вот что хотел...
- Бессовестный, - перебила она весело, - все балуешься!
- Мария, шеф велел не терять времени. Что-то надвигается на мир, надо
спасать...
- Ну и спасай.
- Я и спасаю. Никуда не уходи, я заеду за тобой через двадцать минут.
Я сбежал вниз. Институтская машина оказалась свободна, а шофера
разыскивать я не стал.
Машина неслась по шоссе. Справа мелькнули развалины древнего театра
или цирка. Там круглая арена и остатки каменных сидений, что ровными
уступами спускаются к арене или к сцене.
Именно там мне однажды в детстве посчастливилось увидеть
Овеществителя. Мы тогда с Петром, школьным другом, лазили по развалинам,
ловили ящериц, что вылезали греться на солнышке, сами пропитывались
солнцем...
Помню, как Петр вдруг схватил меня за руку, зашипел на ухо. Откуда ни
возьмись, на арену выбежал измученный человек. В светло-сером костюме, при
галстуке, но почему-то босой, ступни в крови, перепачканные грязью. Дышал
он с хрипом, лицо было белое как мел.
Когда он был уже на середине арены, из развалин туннеля выметнулось
огромное тело, развернулось в прыжке, мелькнула оскаленная пасть. Острые
зубы блестели, длинные и страшные как ножи.
Громовой рык потряс цирк. Человек оглянулся, его ноги приросли к
земле. Неправдоподобно громадный тигр настиг жертву в два прыжка. Я
рванулся на помощь, но Петр цепко держал за рукав, зашипел яростно:
- Не успеешь!
- Но погибает же...
Тигр обрушился на человека. Мы услышали треск, почва под нами
качнулась. Вдруг тигр быстро уменьшился, теперь это была черная собака.
Она равнодушно лизнула человека, он смотрел на нее оторопело, а собака
огромными скачками унеслась прочь. Там высилась стена, но собака, как я
видел отчетливо, прошла ее насквозь. Правда, я тут же убедил себя, что она
скользнула в тень и там легла, невидимая.
Человек поднялся, затравленно обвел глазами каменные стены. Мы молча
наблюдали, как он опустил голову, обречено пошел дальше. Каменные скамьи
загораживали ему путь, но он упрямо карабкался, наконец скрылся из глаз.
- Это был Овеществитель! - сказал Петр потрясенно.
- Такой обыкновенный? - ахнул я. - Не может быть...
- Но ты же видел!
- Как же он может... такой... такой...
- Не знаю, - ответил Петр угрюмо.
Мы понеслись на арену. Я поскальзывался, камни выглядели иными, одни
выросли, другие исчезли вовсе.
- В нем нет ничего необыкновенного, - крикнул я Петру в спину.
- Зато мощь его необычайна, - отозвался он свирепо. Он оступился,
мелькнула над землей разодранная в кровь лодыжка, но Петр не
останавливался, лишь на миг повернул на бегу лицо, где презрение боролось
с отчаянием, - как несправедливо: быть наделенным такой странной мощью, и
так бездарно ею пользоваться!
Под левой стеной растерянно топтались люди, человек десять. До
появления Овеществителя их здесь не было. Они растерянно озирались, все
больше и больше пугались, пронзительно вскрикнула одна из женщин, в страхе
завизжала еще одна.
- Овеществитель! - яростно сказал Петр. - Это ничтожество сотворило
их походя, вряд ли заметив факт творения...
- Невероятно, - прошептал я.
Мы подошли, замедляя шаг, к людям.
- Не пугайтесь, - сказал Петр быстро и громко. - Мы здесь живем, все
правильно. Мир таков, какой есть. Все вы займете в нем свои места.
На площадь ворвались с воем универсальные машины. Ремонтники прыгали
на ходу, нелепые и страшные в скафандрах защиты и противорадиационных
масках. Среди новосотворенных женщины завизжали еще громче.
Арену мигом окружили, меня с Петром грубо выпихнули. Примчались
машины с учеными. Техники в синих халатах быстро растыкали везде приборы,
где только ступала нога Овеществителя. Новосотворенных людей сразу же
увезли в центр обучения.
Мы с Петром затаились за цепью солдат, жадно смотрели как техники
исследуют изменения, а ремонтники спешно устраняют последствия флюктуации.
Вон там две башни непонятным образом слились в одну, а плиты под нами,
знакомые с детства, почему-то спеклись в серую однородную массу...
Мир подчиняется простым и строгим законам. Правда, не все законы
сформулированы, не все закономерности открыты, но - они есть! И только
один лишь Овеществитель вне всяких законов.
Я бросил машину у подъезда, игнорируя знак запрета, взбежал по
лестнице. Мария жила в старом доме, лифта не было, пролеты длинные, не
всякий молодой согласился бы ежедневно подниматься пешком на седьмой этаж,
а Мария еще и таскала с собой велосипед, такая хрупкая и нежная, а
велосипед с багажником, где сумку распирают бутылки с молоком, хлеб,
различные покупки с базара...
- Что случилось? - спросила она встревожено.
Я вдвинулся в прихожую, схватил ее в объятия, моя нога удачно лягнула
дверь, и та захлопнулась.
- Сумасшедший! - воскликнула она, изо всех сил отворачивая лицо.
- Как весь мир, - согласился я и поцеловал ее снова.
Она престала уворачиваться, наконец ее губы слабо ответили. Я крепко
держал ее, и ее руки обняли меня за шею.
- Погоди... Ну что ты делаешь...
Я подхватил ее на руки, быстро понес в комнату, задевая в узеньком
коридорчике за стены, смахнув с трельяжа - кто его поставил в таком узком
месте? - флакончик духов.
- Что случилось? - спросила она снова, когда мы плюхнулись на диван.
- Я люблю тебя, - ответил я. Перевел дух, ибо носить женщин раньше не
пробовал, повторил, - я тебя люблю, а что в мире может быть важнее?
- Ты ушел с работы?
- К черту работу! Сам шеф велел не терять времени. Мелочи, дескать,
потом, сейчас нужно заниматься самым главным.
- Сумасшедший! - сказала она возмущенно.
- Еще какой, - согласился я радостно.
Она смотрела на меня снизу, не делая попыток освободиться, и наши
взгляды перекрещивались, сливались в один поток, один канал, и этот канал
все расширялся, пока не охватил пламенем нас и все в комнате, весь мир,
сжег пространство и время.
Я усадил Марию в машину, быстро оббежал с другой стороны, радуясь,
что блюстители порядка не заметили нарушения, плюхнулся на сидение и
поспешно вырулил на главную улицу. Мария прижималась плечом, ее глаза были
полузакрыты, она легко и светло улыбалась. Так ехать неудобно, но я не
отодвигался, только не набирал привычно скорость: теперь жизнь мне дорога.
Мария всю дорогу молчала, только один раз приоткрыла глаза и
спросила:
- Домой заезжать не будешь?
- Куда это? - удивился я. - Я только что там был. Разве мой дом не
там, где моя жизнь?
Она улыбнулась и промолчала, только улыбка ее стала еще теплее.
Мы медленно поднялись ко мне в лабораторию, я поддерживал Марию под
локоть, это было непривычно и ей и мне, мы шли вверх по лестнице как два
инвалида, я неуклюжий в галантности, она - в попытке держаться как
подобает даме.
Я возился с настройкой, Мария устроилась с ногами в кресле и
наблюдала за мной. Так прошло около часа, затем раздался зуммер внутренней
связи.
- Слушаю, - сказал я.
- Поднимись в зал машинных расчетов, - послышался голос шефа. -
Срочно.
Я положил трубку, коротко взглянул на Марию. Она опустила ноги на
пол, взглянула встревожено.
- Что-нибудь случилось?
