-- Вечер добрый,-- буркнул мужик.-- Почему нет? Тепла хватает.
Двое оборванцев рассматривали Мрака из-под полуспущенных век. Один
выглядел беглым, налет городской жизни проступает в бледной коже и сутулой
спине, второй казался сыном степи -- лохматый, настороженный как и вожак,
поджарый, полный злой опасной жизни. Последний, третий, показался бы
красавцем даже во дворце. Смуглокожий, с иссиня черными кудрями до плечей,
он лежал у костра в свободной позе сильного человека, который может в одно
мгновение взметнуться в воздух, огласить ночь боевым кличем, а в руке уже
блеснет кривой меч. В нем тоже не было капли жира, поджарый и гибкий, с
тонкими чертами лица, горделивый, со вздернутыми бровями.
Глаза обвыклись, из темноты призывно выступили навстречу камни и
чернеющий вход в пещеру. Оттуда несло запахами человеческого тела,
женского -- как определил Мрак, стряпней, травами.
Зашуршало, из темноты выскочила девочка, уже почти на выданье, но в
стареньком платье из лохмотьев, сквозь прорехи которого проглядывало ее
почти девичье тело, круглые мягкие груди. Подол не достигал коленей, и
девчушка у самого входа обернулась, посмотрела на Мрака удивительно
прекрасными печальными глазами, как-то призывно-тоскующе, заколебалась,
словно что-то хотела сказать, но изнутри послышался грубый окрик, и она
нырнула в темный зев.
Мрак присел к огню. От пляшущих языков пламени шло живое тепло.
Первый мужик спросил медленно:
-- От дела лытаешь, аль судьбу пытаешь?
-- Просто живу,-- ответил Мрак.
-- А чего ж не сидишь на месте?
-- Да разве то жизнь,-- удивился Мрак.
Мужик оскалил зубы в усмешке:
-- И то верно. Ручей жив только в дороге. Остановившись, умирает
вонючим болотом. Мы тоже всегда в дороге.
Из темного зева пещеры выглянула немолодая женщина. Мрака насторожило
ее испуганное лицо. Глаза были страдальческие, тревожные. Она горбилась и
все время пугливо оглядывалась. За подол цеплялся мальчонка лет пяти.
Мужик перехватил взгляд Мрака:
-- Это не наша. Нищенка с ребенком. Прибилась по дороге. Так же
незаметно и отстанет.
Она не родилась нищенкой, подумал Мрак невольно. Что-то осталось в
фигуре, повороте головы такое, что догадаться не трудно: женщина знавала и
лучшие дни... Впрочем, это не его дело.
-- Как пробраться к горцам? -- спросил он.
-- Тебе какая дорога нужна,-- поинтересовался мужик медленно, в
голосе была насмешка.-- Короткая и трудная, или легкая, но очень долгая?
Мрак ответил вопросом на вопрос:
-- А я, по-твоему, на какого человека похож?
Рано утром он уже прыгал с камня на камень, забираясь все выше. Это
дорога была не трудная, а очень трудная, но не похоже, чтобы оказалась и
короткой. Перевал намного левее, но туда еще два дня пути, а так при удаче
сможет перевалить через горы сегодня.
Волчья прыть здесь не в помощь, он цеплялся окровавленными пальцами
за острые камни, но взбирался все выше и выше. Воздух был свежим и чистым
как рыба в родниковой воде, вершины блистали, а далеко-далеко внизу
зеленели проплешины полей и ниточки дорог.
Он был уже почти на гребне, когда услышал хлопанье крыльев. Могучий
красавец орел опускался в расщелину между камнями. Острые когти
проскрежетали по гранитному излому.
Он сунул клюв в щель, пытался протиснуться, заклекотал от ярости.
Желтые глаза горели как бусины из янтаря.
Мрак, хрипя, вскарабкивался выше. Орел покосился гневно, перепрыгнул
на другой камень. Когда Мрак приблизился, заклекотал грозно, взмахнул
крылами и перелетел на высокий камень в трех шагах.
-- Привет, царь птиц,-- сказал Мрак, задыхаясь.-- Прости, что вторгся
без... спросу... фу... Мне бы перья вместо шести...
Он без сил опустился на камни. Да, он сумел. Отсюда начинается резкий
спуск на ту сторону горного хребта. Он срезал дорогу по прямой, выиграл
два дня пути. И пусть говорят, что помогла волчья шкура! Он с самого
начала карабкался в людской личине. Волку в горах делать нечего.
На самом гребне что-то белело. Присмотрелся, различил обломки
скорлупы, будто оттуда вылез крупный цыпленок. Пожал плечами, тут же
забыл.
Переводя дыхание, он услышал рядом царапанье. В расщелине что-то
шуршало, шевелилось. Мрак изогнулся, заглянул. В узкой щели копошилась,
пытаясь вывернуться крупная жаба. Похоже, только что вылупилась из яйца,
как сразу же свалилась сверху, дура неуклюжая.
-- Эй, жабенция,-- проговорил Мрак с удивлением.-- Видывал я жаб
болотных, видел озерных и речных, даже на деревьях зрел... но чтобы в
горах?
Жаба подобралась к полоске света ближе. Орел грозно заклокотал, повел
крыльями. Жаба опасливо попятилась. Одна лапа волочилась, оставляя след из
слизи и белесой крови.
Мрак сочувствующе покачал головой, тут же о жабе забыл. Дыхание
выровнялось, он достал из-за спины суму, на плоский камень выложил ковригу
хлеба, две луковицы и ломоть жареного мяса. Острый нож красиво отхватывал
ровные полоски. Орел переступал с ноги на ногу, вытягивал шею.
-- Прими угощение,-- сказал Мрак.
Он швырнул ломтик мяса. Орел сперва отпрыгнул, затем дотянулся
клювом, ухватил опасливо. Мрак с интересом смотрел как орел подержал мясо,
словно не зная что делать, затем подбросил и поймал в воздухе. По горлу
прошел комок. Орел сглотнул и вопросительно посмотрел на Мрака.
Мрак засмеялся, отрезал еще:
-- Держи!.. Я наверстаю внизу. Все равно здесь нет ни пива, ни кваса,
ни меда.
Когда он бросил орлу третий ломтик, шорох у ноги привлек внимание.
Жаба сидела, высунувшись из щели и жадно смотрела на мясо. Мрак пожал
плечами:
-- Почему бы и нет?
Он отрезал ломтик, стараясь сделать его как можно тоньше. Жаба
ухватила с жадностью, задрожала, здоровой передней лапой торопливо
запихивала мясо в свою широкую пасть, явно боялась, что человек передумает
и отнимет.
-- Наголодалась? -- спросил Мрак сочувствующе.-- Ешь. Я знаю, что
такое голодать.
Жаба, худая и облезлая, глотала мясо с жадностью, но уже после
третьего ломтика осоловела, раздулась, смотрела на мясо мутным взором,
прижималась к земле. Попыталась задом вдвинуться в щель, но та теперь
оказалась чересчур узка.
Мрак засмеялся. Не надо быть провидцем, чтобы увидеть судьбу бедной
жабы. Орел, даже поев лакомого мяса, не откажется от добычи. Даже такой
худой и никчемной.
Мрак поднялся, напряг и распустил ноющие мышцы. Ничего, теперь дорога
вниз. А там в первом же селении отыщет постоялый двор и отоспится.
Сделал шаг, услышал шорох перьев и довольный клекот. Орел уже
растопырил крылья, готовился перелететь на его место. Жаба смотрела вслед
Мраку выпученными глазами.
-- Эх, бедолага,-- сказал Мрак досадливо.
Не отдавая себе отчета зачем так делает, он вернулся, подхватил ее и
сунул в мешок. Выпустит, когда отойдет в безопасное место. Орел о ней
скоро забудет. У птах все просто: с глаз долой -- из памяти вон.
Дорога вниз пошла так круто, что он большей частью бежал, хватаясь за
выступы скал. Холодный воздух постепенно теплел, среди мертвых глыб
проступили зеленые и бурые пятна мха, затем кое-где замелькала трава,
пошли зеленые уступы, ущелья. Дно приближалось, Мрак уже видел скот и
людей на зеленом поле, всадников на дороге.
Собравшись с силами, он сбежал по косогору на дорогу. Справа тянулись
поле с поспевающей рожью, слева шла крутая стена. Извилистая дорога вела к
видневшимся вдали строениям. Над трубами поднимался дымок. Сердце Мрака
подпрыгнуло. Постоялый двор!
Взбивая пыль, он вошел через ворота, чувствуя знакомые запахи коней,
повозок, грубо выделанной кожи. Люди сидели на крыльце, другие поили
коней, из кузницы слышался легкий стук молотка, брань, испуганное ржанье.
Мрак поднимался на крыльцо, когда ошутил в мешке шевеление. Охнул,
выругался сквозь зубы. Совсем забыл про бедную жабу. Спас от орла, а что
ей теперь?
Холодные лапы отпихивались, жаба даже укусила за палец, но зубов еще
не было, чуть придавила твердыми деснами. Мрак выудил, подержал на ладони.
Она вцепилась одной передней и двумя задними за пальцы. Выпученные глаза
сердито смотрели в его лицо. Дышала тяжело, с хрипами, кожа покрылась
капельками пота. Как еще не задохнулась, подумал Мрак невольно.
Мужик на ступеньках выпучил глаза:
-- Люди, плюйте на него!.. Он жабу обедать принес!
-- Дурак,-- сказал Мрак значительно,-- это заколдованная царевна.
Глава 18
Жаба с ладони прыгнула ему на плечо, едва не сорвалась, одна лапа
висела бессильно, но кое-как укрепилась, прижалась белесым пузом, стала
почти неотличима от его душегрейки из звериной шкуры. Хрипы в ее груди
стихли, теперь лишь похрюкивала как крохотный поросенок.
В харчевне было дымно и жарко. За столами ели и пили люди, из которых
Мрак за местных признал бы не больше двух-трех. На остальных лежала печать
странствий, драк, переходов через горы, переправ через бурные реки,
схваток с дикими зверьми. Да и что делать местному здесь, где все равно
пахнет опасностью, ибо эти люди не знают как жить вне ее? Местный
пообедает и дома, где хоть похлебка жиже, зато зуботычины не получит
вместо хлеба.
За свободным столом Мрак жабу посадил рядом с солонкой. Жаба тяжело
пыхтела, белый зоб часто раздувался. Темно-зеленая кожа пошла крупными
пупырышками. Она прижалась к столешнице, пугливо смотрела по сторонам
выпуклыми глазами. За соседними столами, откуда на Мрака обратили внимание
еще когда вошел, пошли смешки. Один отломил ломоть хлеба, показал жабе. Та
даже не посмотрела в его сторону.
-- Смотри, не идет,-- сказал он со смешком.-- Будто его считает своим
батей.
Второй сказал с пьяной рассудительностью:
-- Жабы нас не знают. Нас... то-исть, отцов. Я про все зверье говорю,
понимаешь? А вот маму... Ежели она, скажем, увидела бы этого лохматого
первым, когда вылупилась из яйца, то его бы и сочла мамой.
-- Почему? -- спросил первый тупо.
-- А кого любой ребенок видит первым? Всегда мать. Любой ребенок.
Хоть пернатый, хоть с перепонками...
Мрак покосился на жабу. Та смотрела мутным взором. В ее выпуклых
глазах было обожание. Если это не взрослая жаба, подумал он, тогда
понятно, почему не оставил орлу на обед. Детей рука не поднимается
обидеть. Любых детей. Всякий человек щенка приласкает, даже если собак не
любит, котенка почешет, поросенку чмокнет...
Подошел толстый мужик в засаленном переднике. Хмыкнул, спросил:
-- Есть аль пить?
-- И песни петь,-- сообщил Мрак.
-- Песни хоть тресни,-- сказал хозяин,-- а вот с едой у нас туго.
Только бараний бок с кашей да хлеб из старой муки. Малость пива осталось.
-- Неси,-- разрешил Мрак.
Хозяин подобрел, глаза остановились на жабе:
-- А что жреть твоя подруга?
-- Жаба? -- переспросил Мрак. Он повернул голову к жабе.-- Что лопать
будешь?
Жаба пугливо вжималась в стол, кожа на спине пошла бугорками. На
хозяина раскрыла пасть и шипела, показывая красную пасть.
-- У меня все есть,-- гордо сказал хозяин.-- Тут тараканы с кулак!..
И мухи как воробьи.
-- Добро,-- решил Мрак.-- Подай мне бараний бок с кашей, а жабе --
тараканов. И мух налови.
Хозяин посмотрел на жабу, почесал в затылке:
-- Не, пусть сама охотится. Я тогда с нее ничего не возьму. Ни за
тараканов, ни за ночлег.
Мрак ел рассеянно, все еще чувствовал на своей холке прикосновение
божественной ступни Светланы. От нее пахло так нежно, как не может пахнуть
даже в вирие. И не хотелось шевелиться, выныривать в этот мир, где только
