раздраженный крик Волка, однако и мощный рев Руда сотрясал стены как
порывы урагана. За Рудом всюду следовали два-три быкообразных воина. Их
маленькие глазки предупреждали Горного Волка, что им наплевать на честный
бой. Они всадят копья в бока, ударят в спину, если их вождь будет в
опасности.
Все люди Руда к злости Горного Волка оказались целы и невредимы. Он
придирчиво проверил их оружие, вплоть до поясных ножей, но уже видел, что
искать ночного противника надо в другом месте. Пришлось отдать меч, но
злобу затаил. Когда сядет на трон, Руд вернет не только меч, но и своих
жен, дочерей, а также земли и всех людей, сам же станет мишенью для
неопытных стрелков.
Не легче пришлось Медее: ее тоже обвинили, что это ее девки, не в
силах победить в честном бою, режут настоящих мужчин по ночам. Даже Руд
намекнул, что на такое ночное действо больше способны звери, а всякому
известно, что женщина и есть зверь, только говорящий. Медея вспылила: не
все те мужчины, кто носит портки. Ее поляницы выстоят против неуклюжего
мужичья, возомнившего себя воинами. Кто сомневается -- пусть проверит.
Голик и Кажан как-то сумели остановить пролитие крови, но от их
посредничества Светлана лишь ощутила смутную досаду.
Все же пир на другой день не шел, а ссоры вспыхивали с утра и до
позднего вечера. По всем коридорам и поверхам стояли вооруженные стражи
Волка и Руда. Поблизости обычно находились поляницы. Все подозрительно
присматривались друг к другу, ловили каждое оброненное слово.
Рогдай, измученный и с темными мешками под глазами, поздно вечером
пришел к Светлане. Поклонился с порога, молча напоминая, что считает ее
царевной, а уж своей племянницей потом, дождался ее кивка, лишь потом
подошел, сел рядом, обнял за плечи:
-- Крепись, малышка.
Светлана прижалась к нему, такому большому и крепкому, несмотря на
возраст. По телу пробежала дрожь. Хотелось зарыться в его роскошную седую
бороду, сверкающую как горные снега, чистую и огромную, втянуть лапки и
пересидеть бурю. Голос ее был жалобный:
-- Дядя, а что на самом деле?
-- Если бы я знал.
Она с удивлением посмотрела в его усталое лицо:
-- Если это не они передрались, то я уж думала, это ты... или кто-то
из твоих людей.
Он ответил с горечью:
-- А они есть? Додон удалил от себя как умелых воевод, так и героев.
Медея верно сказала, что не всяк мужчина, кто носит портки. Рыба гниет с
головы, моя радость.
Бережно гладил ее по голове, и она ощутила в этом жесте полную
беспомощность старого воеводы. Раньше всегда учил как держать спину
прямой, взор надменным, слабости не выказывать даже перед служанками, а
сейчас молча признается, что сделать ничего нельзя.
-- Я сняла ночную стражу,-- сказала она, вздохнув.-- Пусть спят все.
-- Зачем? -- вскинул он брови.
-- Все равно мы не хозяева в своем дворце.
Он нахмурил брови:
-- Гм... но бездельничать тоже ни к чему. Воины должны всегда быть
при деле. Ладно, завтра проверю оружие. Всыплю, у кого топор не остер,
шелом не блестит, ремни перетерлись... Отдыхай, моя радость. В тебе больше
силы, чем в Додоне. В вижу как в тебе проступает кровь Громослава, мягкого
снаружи, но со слитком небесного железа внутри! Я люблю тебя.
Он поцеловал ее в лоб, а Светлана долго прислушивалась к его
удаляющимся шагам. Рогдай шел тяжело, в конце коридора почти волочил ноги.
Вроде бы даже споткнулся.
-- Иди ко мне, Мрак,-- позвала она.-- Ляг на ноги. Согрей их.
Огромный волк с готовностью прыгнул на постель. Жуткие глаза его
горели желтым огнем дикого лесного зверя.
В полночь, когда сон Светланы достаточно окреп, он неслышно
соскользнул с постели. Нижняя часть дворца в самом деле источена
подземными ходами как трухлявый пень жуками и муравьями. Да еще тайные
ходы в толстых стенах! А ночи все еще по-летнему коротки...
Как хорошо, что я больше волк, чем человек, мелькнула мысль. Как
приятно видеть, что делается далеко внизу, за поворотом и то, сколько
человек бегут двумя поверхами выше. Запахи рисовали хоть смазанную, но
верную картину: четверо потных и воняющих жареным луком с топорами в
мокрых от пота руках бегут ему наперехват, сапоги одного в навозе, еще
один благоухает редким розовым маслом, одежда пропитана благовониями.
Подняв морду, он поймал мощную струю запахов слева и сразу в
призрачном мире запахов увидел, что происходит за три палаты с той
стороны.
Пробегая через палаты, он ощутил незнакомый запах. Шерсть сама по
себе поднялась на загривке, он с трудом подавил грозное рычание. Запах
сразу дал картину знойной степи, конского пота, металла и свежепролитой
крови. Чужак, который прошел здесь, был высок ростом, средних лет, в
полной мужской силе, на нем сапоги из тонко выделанной кожи, на коне
провел не меньше суток, одежду не менял суток трое, его мучит голод, но
силы сохранил, идет быстро, только в одном месте задержался, даже присел,
явно от кого-то прячется, на полу остался запах кончиков пальцев...
Мрак еще раз внимательно обнюхал это место, образ незнакомца стал
яснее. Рука, которой коснулся каменной плиты, явно привыкла держать меч
или боевой топор. К счастью, в это уединенное место никто не наступил,
Мрак разглядел даже отпечатки двух пальцев, крупных и наполовину стерших
рисунок частым ношением боевых рукавиц.
Он бежал, полз, протискивался, ноздри ловили ароматы масел и женских
тел, когда пробирался мимо стены, за которой бдили поляницы, сердце
учащенно билось, когда скользил у камней, за которыми спала Медея, но
заставил себя идти дальше, через подземный поток, пока не вышел в западную
часть дворца.
Здесь пахло нежилым, но пробраться вовнутрь оказалось намного
труднее. Он понял, когда сумел протиснуться в первую же комнату. Царская
казна!
На стенах, столах, поверх сундуков разместились мечи и кинжалы,
украшенные сапфирами и яхонтами, золотые пояса, кубки, ларцы, чаши с
драгоценными камнями. Вдоль стен выстроились на полках бесконечные ряды
золотых и серебряных ковшей: если без камней, то редкостной чеканки. Там
же стояли кубки, чаши, блюда, стаканы.
Под стеной тянулись в ряд крупные скрыни, ларцы и сундуки -- кованные
золотом, крышки затейливо украшены драгоценным каменьем, под другой стеной
в ряд шли на полках огромные чаши с алмазами, крупными бериллами,
изумрудами. Отдельно стояли широкогорлые кубки, доверху наполненные
золотыми серьгами удивительной работы, ожерельями из диамантов, цепочки из
червонного золота.
Золотые монеты находились в огромных сундуках, но тех не хватило, и
золотые монеты сыпали просто в тот угол, теперь из золотой кучи едва
выглядывают крышки.
Он откинул крышку большой скрыни. В глаза ударил хищный блеск золотых
монет. Золото распирает прочные стенки -- тяжелое, мощное, чем-то похожее
на застывшие и сплюснутые капли солнца. В соседнем сундуке те же монеты,
но мельче, с другим рисунком: зверь на одной стороне, на другой -- голова
бородатого человека. Такие же монеты выступают горкой в золотой братине, а
в двух соседних ковшах -- овальные, толстые, с непонятными значками.
Среди всех этих богатств есть свои князья, цари и воеводы. Чудесный
оберег, упавший в прадавние времена с неба и оправленный лучшими мастерами
земли в золото, золотая цепь в десять пудов, которую Яфет отобрал в Долине
Битвы Волхвов, ларец из сердолика -- дар берегинь, им волхв Боромир помог
в борьбе с упырями, золотые оплечные бармы -- сняты с побежденного Имира
старшим сыном Яфета грозным и неистовым Гогом...
А в соседней комнате полыхает неземной свет -- радостный и чистый.
Еще Мрак ощутил идущие оттуда волны сухого жара. Воздух был горячий и
чистый. Он ощутил, что у него слезятся глаза от жара. Попятился.
Как-нибудь в другой раз. Если запустит руки по локоть в золото и дорогие
камни, это вряд ли поможет защитить любимую женщину...
Дверь была закрыта снаружи на три засова с замками. Пришлось
протискиваться обратно в дыру. Дальше ход перегородили упавшие камни,
пришлось разбирать, кое-как пролез, обдирая бока и плечи.
Еще одно место выглядело обычным, но, доверяя чутью, он нюхал и
лизал, вслушивался, хотя глыбы оставались как глыбы: массивные и толстые.
Ударил лапами, замер. Если бы в человечьей личине, то ударил бы сильнее,
но услышал бы только шлепок кулаком по каменной глыбе. А так ухо вроде бы
уловило слабое эхо.
Он торопливо помчался к каморке Ховраха, моля богов задержать
рассвет. Ховрах сидел на полу, прислонившись к стене, кувшин стоял между
ногами. Вид у него был задумчивый, рожа красная. Завидев Мрака,
приветственно помахал зажатой в кулаке костью с остатками мяса:
-- Привет, лохматый!.. Присоединяйся. Правда, мясо только жареное и
печеное, но чего не станешь есть, когда сырого нет?
Мрак лег, зажал между лапами кость, с удовольствием разгрыз. Одуряюще
сладкий сок костного мозга брызнул в пасть, Мрак едва не захлебнулся от
жадности и удовольствия.
Ховрах, уже пьяный как чип, одобрительно наблюдал осоловелыми
глазами:
-- Во-во!.. Для мужчины главное -- хороший ломоть мяса. Лучше с
мозговой косточкой. А когда поешь всласть и зальешь пожар в желудке, самое
время поразмыслить над тайнами мироздания. Я вот недавно почуял, как мы
все облагораживаемся, становимся чище... От деда помню, слыхивал, мол,
задница у такого-то черная, или: не позволяй своему заду лениться, а
сейчас образованные люди уже говорят: душа у него черная, не позволяй душе
лениться... Образование! Одно слово другим заменили, а как звучит? И когда
во дворце благородные говорят: жили душа в душу, душегуб, душелюб,
душещипательная история, крик души, открыть друг другу души, я па-а-анимаю
как говорили их неблагородные предки... Ха-ха!.. Вот только не соображу,
как называли отдушину или душителя... Гм... надо освежить мозги,
Он сделал гигантский глоток из кувшина. Большая кружка лежала в углу,
покрытая паутиной. Ховрах умел упрощать жизнь.
Мрак уже без всякой осторожности вытащил из-под Ховраха его боевой
топор, не проснется, снял шлем. Не особо таясь, отодвинул потайной камень,
скользнул в скрытый ход, а уже потом грянулся о влажный камень пола,
закрыл глаза, переживая потрясение. Он сразу ощутил себя старым, больным,
к тому же полуслепым и глухим. Постоял, держась за стену и настойчиво
твердя себе, что он не оглох и не ослеп. Просто человек глух и слеп лишь в
сравнении с волком, а то, что видит только то, что перед носом, всякий раз
приводит в отчаяние. Может быть из-за этого невры и предпочитали
оставаться в волчьей личине навсегда?
Правда, топор в человечьих руках держится лучше, чем в волчьей пасти.
Мрак сунул лезвие в щель, пошатал, рискуя сломать, попробовал другую
трещину, третью, наконец глыба шевельнулась. Из расширившейся щели пахнуло
могильным холодом.
Осторожно вынув глыбу, он заглянул в отверстие. В полной тьме
ощущалось пустое пространство, не больше каморки. Воздух был спертый, с
запахом гнили.
Выругавшись от бессилия, он пропихнул в дыру топор. Самому нечего
было и думать пролезть, плечи у него мужские, но когда снова грянулся
оземь, то поднялся лесным зверем, коему пролезть все же легче...
Он протиснулся в дыру, еще там, в дыре застыл, давая привыкнуть даже
волчьим глазам. Здесь бы в сову превратиться!
Это был каменный мешок, вырубленный прямо в скале. Два шага вширь, в
стену напротив вделано бронзовое кольцо, с него спадает тяжелая цепь... А
