деликатес?
Он побежал по серебристому канату. Блестящие шарики
липучки неслись навстречу. Прыгал, едва попадал на канат, а
когда движением воздуха снесло, кое-как зацепился в падении, и
дальше уже бежал медленнее, глядя под ноги, косясь на паука,
что догонял по параллельному монорельсу.
На ближайшем перекрестке паук круто свернул, перебежал на
линию Кирилла, канат под ногами мирмеколога затрясся. Не
оглядываясь, доверяя инстинкту, он бежал до тех пор, пока
педипальцы не дотянулись до его плеч, затем прыгнул -- тройное
сальто, снова подошвами на параллельный канат! Сегодня явно в
ударе.
Он с разбега налетел на третий кокон, поспешно рванул
оплетающие его веревки. Канат под ногами затрясся. Веревки не
поддавались, Кирилл тратил драгоценные секунды, дергал,
наконец, кое-как раздвинул на краешке, там блеснуло сизым
металлом...
В следующее мгновение Кирилл прыгнул в сторону, уже не
удивился, попав после сальто над пропастью точно на канат.
Паук, промахнувшись, набросился на запеленатую осу-наездницу,
быстро-быстро набросил липкие веревки, укрывая закованную в
прочнейший хитин противницу. Уже с впрыснутым ядом, наполовину
разжиженная соком, еще дергалась, вырывалась, жила...
Кирилл подбежал к ветке мегадерева. Тот же инстинкт
заставил оглянуться, и на грани видимости увидел расплывающееся
красное пятнышко. Еще раз перепрыгнул, побежал, прыгал сразу
через два-три липких шара...
Этого противника паук не счел серьезным. Или не знал,
стоит ли его съесть. Фетисова была укутана небрежно, голова
торчала из кокона целиком, комбинезон просвечивал. Обе руки ее
были плотно прижаты к бокам тремя рядами паутины, ноги связаны
двумя рядами, справа на поясе висел бластер, слева -- двойной
запас боеприпасов, из-за плеча выглядывали отточенные гарпунные
стрелы.
Кирилл откинул с ее лица капюшон. Саша вздрогнула, в ее
глаза мелькнул ужас, но тут же сменился радостью, стыдом, даже
негодованием:
-- Кирилл Владимирович... Опять вы!
-- Ничего страшного, -- успокоил ее Кирилл. -- Сейчас
что-нибудь придумаем.
Нить уже не дрожала, прыгала под ним, подбрасывала. Кирилл
вскинул бластер, нажал на спусковой крючок. Их подбрасывало так
сильно, что Саша решила, что мирмеколог обязательно
промахнется. Комок клея пронесся рядом с пауком, ударился в
дальнюю нить.
-- Это его займет малость, -- сообщил Кирилл.
Сунув бластер в кобуру, он наклонился к Саше, уже не
обращая на паука внимания. Саша в ужасе смотрела на чудовище,
которое остановилось перед ними в двух шагах, буквально
дотягивалось страшными мохнатыми лапами. Затем паук круто
развернулся, бросился к новой добыче. Только теперь Саша
поняла, что мирмеколог не промахнулся вовсе, а почти не целясь,
снайперски попал в едва заметную отсюда нить.
Кокон, в котором оказалась Саша, был из тонких веревок,
похожих на рыболовную леску с палец толщиной.
-- Ой, -- сказала Саша напряженным голосом, -- он
возвращается...
Кирилл, не прекращая отделять кокон с Сашей от радиального
каната, вытащил бластер, выстрелил. Саша смотрела, побелев,
расширенными от ужаса глазами. Мирмеколог нажал на курок, не
глядя, а сгусток клея точно ударил в дальнюю спиральную нить,
паук остановился, в нерешительности потоптался прямо перед
ними, едва не наступая на Кирилла, но все же повернулся к
раскачивающейся вдали нити.
Кирилл, орудуя баллончиком, разжижал соединительный канат,
что держал кокон на радиальном тросе. Паук снова зигзагами
перебежал на их нить, мчался, страшный и не рассуждающий, как
асфальтовый каток. Кирилл выстрелил, все так же не глядя, но
бластер задержал в руке, в кобуру не убрал. Паук остановился,
заколебался, но возвращаться к новому несъедобному комку не
стал, пошел вперед. Кирилл выстрелил еще раз, сунул бластер в
кобуру.
Саша видела надвигающийся темный туннель, на холистерах
виднелись крупные шары яда, но вдруг на солнце заблестела
тонкая нить, паук едва не сорвался в пропасть, схваченный за
переднюю лапу. Он яростно забился, канат заходил ходуном, Саша
в страхе закрыла глаза. Мохнатая туша прыгала совсем рядом.
Тонкая нить, что приклеила чудовище к канату, выглядела
ненадежной.
-- Он сейчас освободится... -- прошептала она в панике.
-- Верно, -- подтвердил Кирилл довольным тоном.
Подхватив ее на руки, он побежал по канату, направляясь к
мегадереву. Фетисову умница-паук запеленал по струночке, можно
даже балансировать ее на канате, только бы "умеренный до
сильного" оставался вверху, не вмешивался...
-- Он освободился, -- вскрикнула Саша.
Кирилл на бегу повернул ее лицом в другую сторону. Канат
трясся как при землетрясении. На бегу приходилось резко
выдвигать неподвижную мумию то вправо, то влево, восстанавливая
равновесие.
Канат запрыгал резко, рывками. Кирилл с разбега выбежал на
серое твердое плато, упал, хватая ртом воздух. Саша лежала
рядом, лицо ее было даже не белым, а голубым пополам с серым.
Паук добежал до края нити, остановился. Он был в двух
шагах, нависал над ними, закрывая солнце. Чудовищная голова
покачивалась из стороны в сторону, все восемь глаз блестели как
выпуклые стекла.
-- Сейчас схватит, -- сказала Саша, ее голос дрогнул. --
Надо стрелять...
-- Не стоит, -- ответил Кирилл.
Он сел, глядя на паука. Рука мирмеколога даже не
сдвинулась к оружию. Паук прислушался, повернул голову в их
сторону.
-- Стреляйте, -- попросила Саша. Она изо всех сил
крепилась, чтобы не завизжать в страхе, не взмолиться:
стреляйте, спасите, унесите меня от этого чудовища!
-- Зачем, -- удивился Кирилл. -- Паук нас не видит. Или вы
жаждете отмщения?
-- Не месть...
-- Тогда зачем? Кушать его не станешь, жестковат... На
дамские сумочки не годится...
Саша смолчала. Паук был ужасен, каким бы красавцем его не
считал мирмеколог. Мохнатые лапы, острые когти, ядовитые
холицеры, гора мускулов...
Паук разочарованно повернулся, канат снова начал
раскачиваться под его весом. Саша проводила мохнатую спину
долгим взглядом, судорожно вздохнула:
-- Вы и здесь блюдете экологическое равновесие?
Кирилл поднялся на ноги, ответил спокойно:
-- А какой смысл убивать его?
Саша посмотрела в его безмятежное лицо, ничего не сказала.
Кирилл забросил ее на плечо, шагнул к краю. Дальше начиналась
пустота. Земля была так далеко, что расплывалась в серо-зеленом
тумане.
Голос Саши дрогнул от негодования:
-- Вы так и потащите меня?
-- Саша, -- ответил Кирилл успокаивающе, -- тебя освободят
в лагере. Эти нити прочнее стальных канатов, я здесь ничего не
могу. Этими веревочками из паутины звездолеты бы поднимать на
стартовые площадки!
-- О Господи, -- прошептала Саша. -- Так и потащите?..
-- Ты можешь что-то придумать лучше?
-- Нет, но...
-- Ничего не идет в голову, -- признался он. -- Потерпи,
Саша. Я побегу изо всех сил. Жаль, что не могу унести тебя на
крыльях.
Он прыгнул с ветки мегадерева. Кокон с Сашей прижимал к
груди, сам падал, растопырив ноги, тормозил воздух как мог,
чтобы успеть рассмотреть место внизу, успеть при необходимости
хоть малость спланировать в сторону...
При его росте горизонт всегда был в десятке шагов, не
дальше. Кирилл часто взбирался на верхушки стеблей, высматривал
направление, стараясь заглянуть за кочки, завалы. Над головой
чаще всего была зелень первого неба, а когда выскакивал на
открытое пространство, то в немыслимой высоте зеленело второе
небо -- кустарников. Если бывал просвет между гигантскими
ветвями, то смутно темнело изумрудное небо мегадеревьев... А
поляризационным зрением Кирилл пока что не обзавелся, солнце
сквозь такие барьеры угадывать не научился. Через каждые
четверть часа снова вскакивал повыше, оставляя Сашу,
высматривал, нацеливался.
Проголодавшись, пришиб по дороге молодого сочного клещика,
предложил Саше:
-- Слопаешь?
Саша с отвращением покосилась на клеща, у которого еще
дергались лапы:
-- Вы будете его есть... живого?
-- Жарить не на чем, -- объяснил Кирилл, он напряженно
всматривался в колышущуюся перед ним зелень. -- Так
питательнее.
-- Маньяк, -- проговорила Саша. Отвернуться девушка не
могла, просто закрыла глаза. Кирилл все еще всматривался в
неясные очертания, машинально сел, как ему показалось, на
бревно. Саша дернулась, он поспешно скосил, пробормотал
извинения, и уже стоя, с хрустом разломил легкий панцирь, под
которым скрывалось нежное мясо, подрыгивало желе густого
сока...
Он старался не чавкать, хотя без шума трудно высасывать
плотную жидкость, и Саша вздрагивала, пытаясь отвернуться. Эти
женские мерехлюндии Кирилл игнорировал. Опасности нет, а
расшаркиваться не станет, сама без всякого повода изменила
отношения к лучшему. Холодноватый тон, снова на "вы" и по
батюшке, скрытая настороженность, даже недоброжелательность. За
что?
Он вскочил на ноги, чувствуя прилив сил. Спросил
дружелюбно:
-- Еще не заснула? Спи, я донесу, как на пухлой перине.
Саша промолчала, только нервно дернула уголком рта. Кирилл
забросил ее на плечо, чувствуя, что несет спеленатую египетскую
мумию.
Опускаясь со стебля в очередной раз, он услышал внизу
истерический визг. Прыгнул, на лету изготовился к бою.
Небольшой водяной слоник, размером с крупного пса, стоял на
коконе и осторожно трогал усиками лицо Саши. Кончики сяжек
задумчиво пробежали по губам, пощупали щеки, остановились на
плотно закрытых глазах. На визг внимания не обратил, будучи
глухим, как все слоники, иначе бы остался заикой на всю
оставшуюся жизнь.
Кирилл с разбега пинком сбросил любопытного. Визг еще
продолжался, хотя обиженный слоник уже умчался, поджимая зад.
Кирилл потрогал Сашу за щеку, она взвизгнула еще громче.
-- Саша, -- сказал Кирилл громко. -- Это уже не сабатос
чувис, а гомо сапиенс.
Она приоткрыла один глаз, визг оборвался. Ее бледное лицо
медленно стало заливаться краской.
-- Простите, -- сказала она. Голос дрожал, но тут же
выровнялся, в нем появились прежние суховатые нотки. -- Странно
и непривычно чувствовать себя беспомощной. Я всегда была
хозяином... хозяйкой положения.
-- Скоро тебя освободят, -- заверил Кирилл, -- потерпи
малость.
Он подхватил ее, бросил вперед крупными многометровыми
прыжками. Саша утихла, ему смутно показалось, что он ощущает
сквозь свой комбинезон и ее кокон тепло.
-- Уже близко, -- сказал он.
-- Ох, скорее бы...
-- Терпи, терпи...
Вдруг он сообразил, что у нее могут быть и другие муки,
кроме мук неподвижности. Хотя часть влаги уходит через дыхание,
испаряется через кожу, но часть должна уходить и старым
привычным способом.
-- Саша, -- сказал он доброжелательно, -- ты себя не
мучай. Что за глупые предрассудки?
-- Что вы имеете в виду? -- спросила она настороженно.
-- А ничего особенного, чистую физиологию. Не надо
терпеть, комбинезон отмоем изнутри.
-- Кирилл Владимирович, -- сказала она ледяным голосом, --
я прошу вас умолкнуть.
Он пожал плечами, едва не сбросив ее в глубокую пропасть,
ибо перепрыгивал в этот момент с одного стебля на другой на
высоте сорокаэтажного дома. Воздух был теплый, от земли
поднимались цветные шарики пыльцы, солнце светило ласково, не
обжигая.
Саша молчала, не двигалась. Кирилл, наконец, встревожился,
