Добавлю, что в поганых условиях часть клещей не дохнет, а
принимает форму, в которой не страшны морозы, жара, яды,
радиация... Как их добыть, реши по возвращении. Пока что
приказом по экспедиции обязываю пользоваться феромоном наших
полноправных членов: Дмитрия Немировского-младшего... или
старшего? -- и Саши Фетисовой. Конечно же, старшего.
Страшноватые звери станут любимцами, подумал Кирилл с
усмешкой. Заласкают, закормят. Даже Цветкова решается трогать
муравьев за сяжки, Диме какого-то клопика предлагала...
Метаболический вихрь, здоровье, боевой дух -- словом,
вернулась прежняя форма, только у Кравченко суставы остались
вздутыми, словно галлы на тонких веточках. Ненавидевший
роботизацию, сам стал похож на карикатурного робота с шарнирами
на месте соединения конечностей.
-- Это надолго? -- спросил Кирилл с неловкостью.
Кравченко рассеянно покосился на руки:
-- Кто знает... Да и важно ли? Боль ушла, а косметика...
Оставим ее женщинам. Я уже отженился, у детей собственные
семьи. Я давно уже не тело, а та чахлая душа, что теплится
внутри... Впрочем, никогда особенно не гонялся за футлярами.
Кирилл сказал громким бодрым голосом:
-- Что нам футляры, когда мы здесь видим друг друга
насквозь!
Глава 30
Пока валялись без сил, болели, выкарабкивались, в лагере
похозяйничали местные. Что-то утащили, попортили, остальное
переворотили. Полдня выгоняли непрошеных жильцов, что
пробрались в гондолу, сплели сети, отложили яйца. Некоторые
даже начали делать запасики, превратив пару отсеков в
кладовочки.
Кирилл гонял, подталкивал, самых упрямых обезвреживал
липучкой и выносил за пределы лагеря. Туда уже стягивались
хищники. Изгнанники попадали в лапы богомолов, пауков, на
бездомников бросались, в них стреляли, кольцо вокруг лагеря
стягивалось туже.
Ногтев нервно поглядывал на кишащие зверьем заросли,
торопил:
-- Надо улетать сегодня! Раздразнили! Если им добычи не
хватит...
-- Здесь народ такой, -- поддакивал Хомяков. -- Всяк
гребет в пасть, никакой тебе, как говорил Карл Маркс, политики
сосуществования. Сяжечники!
Последнюю ночь не спали, готовились к взлету. Кирилл к
своему удивлению увидел среди наиболее активных Цветкову. Она
таскала тюки, расправляла ткань мешка, помогала Дмитрию тянуть
гарпунную стрелу из мегадерева. И вообще она с готовностью
бросалась выполнять любое распоряжение типа "подай-принеси",
всякий раз попадаясь Кириллу под ноги.
В очередной раз, едва не сбив с ног, -- темнота, спешка!
-- она ухватилась за него, видимо, чтобы удержаться, сказала
заискивающе:
-- Кирилл Владимирович! А ведь если бы человечество
появилось здесь, оно бы никогда не стремилось к звездам. Верно?
Кирилл невольно задрал голову. Над ними проплывали темные
тени, сгустки, но это были не облака, на высоте кучевых облаков
качались ветки мегакустов.
-- А какие бы мифы здесь напридумывали! -- воскликнула
Цветкова с восторгом. Она все еще держалась за Кирилла. Ее
такую тонкую и нежную, сбивало с ног любое движение воздуха. --
Я с детства зачарована мифами. Греческими, скандинавскими,
славянскими, индийскими... Правда, здесь мировоззрение,
философия были бы в сотни раз красочнее, причудливее!
Он смотрел недоверчиво. На станции как-то вызнали, что
Журавлев недолюбливает космос, дешевую героику покорения
планет, питает слабость к мифам, влюблен в муравьев...
-- В этих мифах, -- продолжала она с жаром, наконец-то
отпуская его руку, -- главное место по праву заняли бы муравьи,
мудрые и замечательные!
Она тараторила тоненьким сладеньким голоском. Слова текли
гладко, женщина переступала с ноги на ногу, прижимала руки к
груди, заглядывала в глаза. Она была такой же красивой, но
говорила непривычно умно, хорошо. Слушать ее, оказывается,
можно. Еще как можно. И даже жаль, что она отпустила его руку.
Над их головами мягко свистнуло. Мелькнула тень, а в трех
шагах неслышно опустилась Саша. Она дышала тяжело, крылья за ее
спиной бессильно повисли. Ночью не летал даже Дмитрий, это был
козырь Саши, ее доказательство превосходства над якобы сильным
полом, ее знамя. Правда, Дмитрий не видел смысла в ночных
полетах. Днем еле видишь с их крохотными глазками, а ночью
вообще...
Саша сказала отрывистым деловым голосом:
-- А выбыли вон там? Там творится такое, такое... Владлен
Кимович, идите сюда!
Из темноты вынырнул Хомяков. Был он румян, видно даже в
темноте, деловит, ноздри его носа хищно раздувались.
-- Идите со мной, -- велела Саша, -- я вам такое покажу!
Цветкова вздохнула, но пристроилась рядом с Кириллом,
когда тот послушно двинулся вслед за Сашей.
За гигантскими деревьями, где расплывалось темное и
шевелящееся, потрескивала земля, там шуршали, падая комья. Из
почвы медленно, но неудержимо выдвигались пористые цилиндры
размером с цистерны. Верхушки тонули в темноте, а основание
поднималось и поднималось, открывая нежно-белую мякоть, которая
сразу темнела.
Саша сказала потрясенно:
-- Когда я побежала звать вас, были вдвое меньше!
-- Грибы растут как грибы, -- ответил Кирилл. Он покосился
на Цветкову, не зная можно ли это считать каламбуром. -- Саша,
ты обнаружила главную кладовую будущего. Теоретики спорят:
грибы -- растения или животные, но экономисты уже знают, что
говядины с гектара получается шестьдесят килограммов белка,
рыбы -- полтонны, а грибов -- семьдесят тонн!
-- Теоретики пусть спорят, -- ответила Саша, косясь на
него и Цветкову, -- а вон Владлену Кимовичу вынь да положь
семьдесят тонн. Желательно, чтобы сверх плана.
Хомяков вдруг сказал изменившимся голосом:
-- Где такую гору хранить? Нам одного килограммы на сто
лет хватит...
Он убито махнул рукой, скрылся в темноте. Гигантские башни
продолжали выдвигаться, раздувались, расталкивали влажную
землю, но все трое смотрели не на них, а вслед Хомякову. Это
действительно чудо: насытился!
-- Нам с рассветом улетать, -- сказала Цветкова практично.
-- Все равно не забрать. Пойдемте в лагерь, Кирилл
Владимирович.
Саша свирепо вклинилась между ними и, придерживая Кирилла
за локоть, не упал бы по дороге ценный ученый, как-никак, не
десантник, сказала с жаром:
-- Здесь отомрет хлебопекарная промышленность! Консервная,
мясомолочная... Не надо производить чудовищные комбайны,
трактора. Сколько высвободится народу!
-- А чем этот народ займется? -- спросила Цветкова. Она
пыталась втиснуться между Кириллом и десантницей, но Саша
маневра словно бы не поняла, и Цветкова перебежала на другую
сторону, все равно пошла с Кириллом рядом.
-- Народу работа найдется, -- твердо заявила Саша. --
Человечество занимается всю жизнь добыванием корма. В селах
пашут землю, а в городах куют им плуги -- вот вся схема нашей
цивилизации. Крохотнейшая часть населения занимается
искусством, наукой, но и они вынужденно занимаются сельским
хозяйством. Понятно: сколько стран голодает!
Цветкова зябко повела плечами. Огромные горы сочного мяса
висели на стеблях, переползали дорогу, высовывались из нор и
провожали двуногих крохотными глазками. Деревья лопались от
сладкого сока. В цветах сладко пахли горы нежного нектара,
колыхались озера сиропа...
-- На собирание? Как в пещерное время?
-- Новый виток спирали! Освобождение от унизительного
добывания куска хлеба. Интеллектуальный потенциал... новый
рывок...
Цветкова снова зябко повела плечами. Это был уже не намек,
требование, и Кирилл дружески обнял ее за плечи, признавая ее,
наконец, принимая. Цветкова тут же с готовностью положила
голову ему на плечо и продолжала идти в этой неудобной позе.
Саша запнулась, ее глаза метнули молнию. Цветкова
умиротворенно прижималась к мирмекологу, ей хрупкой и слабой
женщине, конечно же, было холодно, страшно, он просто обязан
укрыть и защитить... И Саша сдалась, остановилась. Ее крылья
повисли до самой земли. Кирилл и Цветкова медленно пошли к
лагерю. А так как Цветкова сбивала его с шага, то к лагерю, как
заметила Саша, ли по длинной дуге. Огибая завалы, холмы,
надолго скрываясь в темноте.
Впервые поднялись в воздух, не дожидаясь утра. К счастью,
мегадеревья были в сторонке, "Таргитай" взмыл, как буек, не
рискуя зацепиться за исполинские ветви. Буквально оттеснив
Ногтева и команду, за десятерых работали десантники Дмитрий и
Саша. И так здоровые, выносливые, а тут еще эта чума или чумка,
минуя их, набросилась на слабаков, которым и так досталось...
Вверху "Таргитай" подхватил воздушный поток, потащил, а
внизу поплыли огоньки, поблескивающие зеркала рек, озер, где
отражалась луна.
Кирилл встал рядом с Ногтевым, взял подзорную трубу. Внизу
слева начал выдвигаться в поле зрения большой белесый круг. В
центре круга стояла пожарно-красная гора с четко очерченными
ребрами. Возле этой палатки виднелся приземистый автомобиль с
зажженными фарами...
Ногтев люто сопел рядом. Огромное истоптанное плато,
раздавленный, уже умирающий лес, горы свежесломанных веток
мегадеревьев, ручьи сока... Огромный выжженный круг -- ядерный
реактор взорвался что ли? Нет, всего лишь костер, а вокруг
обгоревшая земля, деревья...
Отдыхают Старшие Братья, горько подумал Кирилл. На той
территории, что уничтожили за ночь, разместилось бы средней
величины государство. Динозавры, вымирающие динозавры...
Природа облегченно вздохнет, когда они...
Он вздрогнул, повел ладонью по лбу. "Они"? А кто "мы"? Еще
одна нелегкая проблема будущего: взаимоотношения между Большим
и Малым мирами. Взаимные обвинения, упреки. Хотя, в чем можно
обвинить жителя Малого Мира? А вот великанов...
Освещенное пятно уплыло. Ногтев поднял "Таргитай" в
верхний слой муссонного ветра. Там воздушный поток несся
намного быстрее. "Таргитай" словно бы перепрыгнул из
пассажирского поезда в курьерский.
Утром проснулись от рези в глазах. Солнце слепило через
тонкую пленку век, глаза нагрелись. Кирилл инстинктивно закрыл
ладонями глаза, но прямые лучи проникали даже сквозь ладони. Он
поспешно отвернулся, перед глазами плавали темные пятна. Не
ослепнуть бы... Веки скоро отомрут, все равно не защита, сквозь
них видно почти так же. А от пыли защищать не надо, не случайно
глаза у всех насекомых, пауков, сороконожек без век...
Он попытался себе представить человека, который придет
через два-три поколения. Получилось такое удивительное
чудовище, что он проснулся окончательно.
Земля была так далеко, внизу тянулось поле кучевых
облаков, а темно-зеленая поверхность проглядывала лишь в
разрывы. Сохраняя тепло, сидели в задраенной гондоле, кучились
по двое-трое возле иллюминаторов.
Кирилл тайком присматривался к соратникам, терзался. Кто
из них враг? Загорелые, дружелюбные, всегда готовые помочь --
Забелин или Чернов? Великий физикохимик и не менее великий
кулинар Хомяков? Беспомощная красавица Цветкова? Мягкий
самоотверженный Кравченко? Железный Ногтев? Оставались
Немировский и Фетисова, которым он верит как себе, и два
ксеркса, которым как себе верят десантники... Кто? Буся и Кузя?
Интеллектуалы развлекались сногсшибательными гипотезами,
придумывали заумные теории, состязались. Дмитрий обычно слушал
с раскрытым ртом. Ногтев и Саша тоже присутствовали безмолвными
слушателями. Кирилл участвовал в диспутах редко. Но однажды
Дмитрий вдруг поднялся, сказал с натугой, сильно покраснев:
