прыгнул как большой хищный кот, ухватился за борт и в один мах оказался на
палубе.
Он был высок и черноволос как грек, на бритой голове ветер трепал
клок черных, как смоль, волос. Чисто выбритый подбородок отливал синевой.
Глаза его смеялись.
Анна замерла, прижал кулачки к груди. Сколько раз во сне она видела
эти дерзкие глаза, суровые складки у рта, смеющиеся губы! И вот он прибыл
увидеть, как ее продают великому князю Руси...
Она увидела в его глазах и лице жадность и боль. Он жаждал ее все эти
годы страстно, неистово, он страдал, и никакой накал в письмах не мог
передать того жара, что полыхает в его сердце, это видно по его лицу... Он
и сейчас жаждет ее по-варварски, а это значит -- неистово, не зная удержу,
не желая знать никаких препятствий...
Она первая нарушила торжественное молчание:
-- Ты прибыл, чтобы отвезти меня великому князю... ныне императору
Руси?
Он смотрел неотрывно в ее лицо и, казалось, его душа унеслась далеко.
От ее негромкого голоса даже вздрогнул:
-- Что? Ах да, я для этого и прибыл.
Он покосился на Войдана, что стоял с каменным лицом. В его темных
глазах промелькнуло странное выражение.
-- А ты еще не стал христианином? -- спросила она.
Ее бывший ипаспист развел руками:
-- Да хоть чертом стану, только вели!
Она медленно наклонила голову. Его отчаяние, скрытое за удалым
бесшабашием, понимала.
-- Ничего... Тебя утешат твои жены. Я уверена, что у такого отважного
воина, много жен и еще больше наложниц.
Против желания она сама уловила в своем голосе ревнивую нотку. А воин
все так же с веселым отчаянием махнул рукой:
-- Я их всех отпустил! Теперь я одинок. И некому встать со мной
рядом.
За спиной Анны начали тревожно переговариваться. Один наклонился к
Войдану, что-то шепнул на ухо. Тот кивнул, взглянул на встречающего
витязя:
-- Что велит великий князь?
Витязь развел руками:
-- Ему не терпится увидеть Анну во дворце. Посему он желает, чтобы ее
привезли к нему немедля.
Войдан все еще не спускал с него глаз. В них заблистала насмешка:
-- А торжественный прием?
-- Потом. Сумеешь передать ее мне в лодку? А ее свита пусть либо
дожидается, когда их отнесут на носилках, либо едут на наших лодьях.
Войдан кивнул:
-- Я готов. Но согласятся ли отпустить принцессу с тобой...
-- Со слабыми не считаются,-- ответил витязь мстительно.
Он прыгнул через борт, а из лодки протянул руки. Войдан неожиданно
подхватил Анну на руки, шепнул, чтобы ничего не страшилась, передал в
требовательно протянутые руки раньше, чем свита испуганно завизжала,
кинулась останавливать.
Анна замерла в могучих руках. Ей хотелось, чтобы это мгновение
никогда не кончалось. Его руки были сильные и твердые, как корни дуба, от
кожи пахло солнцем и морем. Он держал ее как пушинку, уже и лодья
отодвинулась от дромона, а он все держал, и лишь когда тревожно завозилась
в его объятиях, нехотя опустил на дощатую палубу.
-- Тебе не сносить головы,-- шепнула она.
Он неотрывно смотрел в ее чистые глаза:
-- Надеюсь...
-- Почему?
-- Хочу умереть на бегу. И чтобы видеть тебя...
Лодью качнуло на волнах, он подхватил ее под руку и уже не отпускал.
Гребцы дружно рвали весла, они видела смеющиеся лица, на нее глазели
откровенно и весело, и она напомнила себе, что эти люди не знают сложного
церемониала имперского двора, потому так откровенны и бесстрашны.
-- Ты служишь у великого императора русов? -- спросила она тихо.
В ее глазах было сомнение. Он был одет слишком просто, ни один
император не позволит, чтобы его личные солдаты выглядели бедными. Правда,
у него из-за спины торчит рукоять меча, что базилевсу под стать: рукоять
украшена рубинами, а нарочито простые ножны по краям блистают
бриллиантами. Но сапоги этого витязя стоптаны, растрескались от жары и
пыли.
Он ответил жарким шепотом:
-- Я служу Руси.
-- Будь осторожен,-- сказала она одними губами.-- Тебя казнят, едва
выйдешь на берег... Не держи меня за руку!
Он не отпустил, глаза были дерзкими:
-- Наш князь не обидится.
Что-то насторожило в его голосе, она спросила с подозрением:
-- Он стар и немощен?
-- Гм...
Второй гребец, который без напарника поднял весло и сидел,
прислушиваясь к их разговору, хмыкнул. Вольдемар посмотрел на него строго:
-- Ты чего? Так уж немощен твой князь?
Гребец, здоровенный мужик с кудрявой бородкой, почесал в затылке,
перекривив рожу, подвигал кожей на лбу, изображая непосильные мыслительные
процессы, ответил с сомнением:
-- Да, пожалуй... Девятьсот девяносто восемь жен как было, так и
осталось... Уже год как ни одной не прибавилось... Слабеет наш князь! Не
сумел догнать премудрого Соломона, у того было тыща жен.
Витязь сказал раздраженно:
-- Черт бы тебя побрал, Жидовин! Уже все знают, что князь давно
отпустил всех жен... и прочих. Один ты еще не слышал!
Жидовин, а теперь и Анна признала в нем иудея, опять почесал в
затылке, посопел, изображая руса, даже вытер рукавом воображаемые сопли,
сказал с сомнением:
-- Да я-то слыхивал... Но мы ж знаем какой он хитрый! Явно где-то
припрятал, чтобы тайком по ночам туда шастать аки лис к курам...
Витязь люто зыркнул, испепелил его на месте, вбил по уши в дно лодки,
растер и вытер подошвы, лишь тогда с натянутой улыбкой повернулся к Анне:
-- Не слушай их... И это верная дружина князя! Представляешь, каково
ему с таким окружением?
-- Почему не заменит? -- спросила она с недоумением.
Он отмахнулся с безнадежностью:
-- Другие еще хуже.
На берегу блистали оружием и доспехами суроволицые воины. Осеннее
солнце косыми лучами дробилось на мелких пластинах доспехов, кольцах
кольчуг, шлемах и непривычно длинных, вытянутых книзу щитах.
Среди воинов небольшой кучкой выделялись прибывшие ранее василики,
епископы и священники в раззолоченных и пышных ризах, цареградские
чиновники. Все жадно и тревожно смотрели на приближающуюся лодью. Северный
ветер трепал их ризы и волосы. Все, кроме русов, ежились, прятались от
ветра.
Анна спросила тихо:
-- Я не вижу... великого князя.
Вольдемар сказал заботливым голосом:
-- Он с нетерпением ждет тебя во дворце. Сама знаешь, ему нельзя тебя
видеть до венчания.
Острая тоска сжала ее сердце. Знала, что больше не увидит родного
города, отныне и навеки ее землей будет эта таинственная Русь, а окружать
ее будут эти свирепые люди, уже смирилась, ибо отпрыски императорских
династий никогда не выходили замуж и не женились по любви, всегда это были
династические браки, но внезапная встреча с этим дерзкоглазым витязем
всколыхнула все тайное, что так тщательно прятала в самой глубине сердца.
Среди пожарищ и обгорелых остовов дворец правителя оставался
единственным уцелевшим зданием. Даже сад вокруг дворца был не тронут, а
трупы, как поняла Анна, унесли, закопали, траву заново расчистили. По саду
с ножницами в руках бродили два садовника, подстригали кусты роз. Для них
весь мир был здесь.
Анна заметила, что Вольдемару кланяются как простые воины, как и
знатные русы. Это удивило, мог бы и похвастать, потом поняла, что для него
все равно мало. А то, что он ведет ее к правителю Руси, наверняка
наполняет и его сердце печалью и ядом. Только он мужчина, вида не
показывает...
В переднем зале он шепнул ей на ухо:
-- Погоди минутку... Я сейчас.
Он исчез, не дав сказать слова, а Войдан, что держался следом,
прогудел густым успокаивающим голосом:
-- Все будет хорошо.
-- Войдан,-- сказала она робко,-- ты здесь мой единственный друг! Не
покидай меня, пока сможешь.
В его насмешливых глазах промелькнула искорка, то ли жалости, то ли
сочувствия, но он лишь повторил:
-- Все будет хорошо...
В зал входили и выходили воины, воеводы. От них пахло жаркой пылью и
кровью, а пот смешивался с запахами гари. На нее посматривали с
любопытством, Анна почти у каждого в глазах видела затаенную хитрость. От
нее что-то скрывали!
Наконец отворилась парадная дверь. Войдан взял Анну под руку, повел.
Она старалась держаться гордо, хотя ее пальцы на руке Войдана трепетали, а
сердечко мелко-мелко тряслось от страха.
Парадный зал был огромен. На той стороне высился трон. По обе стороны
стояли в красивых одеждах знатные мужи, а на троне сидел высокий и сильный
мужчина. На его плечи был наброшен красный плащ, голова была непокрыта,
блестела, чисто выбритая, только иссиня-черный клок волос падал сбоку и
прятался за ухом.
Анна остановилась. Сердце стучало все громче. Великий князь Руси, это
явно был он, величаво поднялся, некоторое время смотрел с надменной
улыбкой, потом вдруг бесшабашно рассмеялся, сбросил плащ и сбежал по
ступенькам вниз.
Это был дерзкоглазый Вольдемар!
Анна еще не поняла, брови ее взлетели наверх, а сердце уже забилось в
радостном предчувствии:
-- Ты?
Он засмеялся весело и грохочуще:
-- Я!
-- Но... а великий князь Руси...
Он оглянулся на бояр и воевод, крикнул со смехом:
-- Не похож?
Он протянул к ней руки, и она не помнила, когда преодолела
разделявшее их пространство, очутилась в его объятиях, прижалась так
сильно, что он ойкнул на полуслове, обхватил ее, поднял на руки.
Со всех сторон раздался такой довольный рев, что дрогнули стены. Она
лежала в его руках, прижавшись к широкой груди, а в зал набивалось все
больше людей, здесь были и простые воины, все орали и подбрасывали шлемы,
били рукоятями мечей в щиты
Последними в двери протиснулись запыхавшиеся василики, митрополит,
высшие чины ромейской империи. На их лицах отразился ужас, их принцесса,
которую они должны были беречь ценой жизни, уже в руках варварского
правителя!
Один с криком: "Княже!", "Базилевс!" бросился через толпу. Остальные
поспешили за ним. Хоть и нехотя, но давали дорогу, все-таки гости.
Губы Владимира и Анны слились воедино. Он держал ее на руках, не
чувствуя веса, это было его тело, а она прижималась так крепко, что он в
самом деле не чувствовал разницы между своим телом и ее.
Василик подбежал, упал на колени, ухватился дрожащими пальцами за
сапог Владимира:
-- О, великий базилевс Руси! Пощади! Но это -- неправильно...
Воины зычно хохотали. Анна наконец оторвала губы от его, горячих и
твердых, застыдилась и спрятала лицо на его груди, а Владимир сказал с
легкой насмешкой:
-- Почему? Вот при всем честном народе клянусь, что беру ее такой же
непорочной... как и семь лет назад, когда служил в Царьграде!
Общий веселый рев был ему ответом, где потонули растерянные вскрики
василиков. Анна только и услышала знакомые слова на ее языке:
-- Ага, в Царьграде! При ее постели служил!
-- Что бы то ни было, а платье невесты должно быть белым!
-- Га-га-га!
-- Удалой князь, удалой!!!
Владимир вернулся к трону, усадил счастливую Анну, что не желала
размыкать рук вокруг его шеи. А сам вдруг встал на одно колено. Она
спросила с испугом:
-- Что с тобой?
-- Не знаю,-- ответил он счастливо,-- но мне хочется встать перед
тобой на колени.
-- Почему? Зачем?
Голос его был недоумевающий:
-- Если бы знал... Это что-то выше меня! Главнее. Наконец-то я
получил все, к чему шел так долго. Я люблю тебя, Анна!
Она ответила тихо, но во внезапно наступившей после слов Владимира
тишине ее услышали все:
-- И я люблю тебя, мой герой... Я любила тебя все годы. И ждала...
